Перекрикивая гул соседней стройки, человек пятьдесят гостей болтали на английском, французском, кхмерском и казахском, иврите и идише, ожидая начала церемонии и поглядывая вниз, на буддийские пагоды, возвышающиеся среди хаотичного движения большого города.

Веру в человечество вы потеряете на этом месте не из‑за напоминания о зверствах нацистов — это давно не новость, — а поглядев, как ведут себя другие посетители мемориала. Каждый божий день можно увидеть, как посетители Мемориала убитым евреям Европы позируют для замысловатых постановочных селфи, играют в прятки или — если позволяет обыкновенно пасмурная берлинская погода — загорают на солнце.

Может показаться, что выставка больше про зверей, чем про людей. Но есть ли разница? Скажем осторожно: это про животных. Комментируя свою концепцию, Кедем вспоминает обнаруженную им в «Философском словаре» Вольтера фразу: «Мы не знаем разницу между человеком и животным». Однако тут же припоминает весьма подходящую к случаю историю из Библии, про Ноев ковчег. И замечает: «Человек есть животное. Но не зверь».

«В Израиле действительно множество продюсерских групп, но есть ли у них общий источник силы? Может быть, это сам еврейский способ жизни?.. Знаете, ощущение жизни на краю. Отсюда — темперамент, энергия. В Израиле долго не размышляют. Если решили что‑то делать — делают сразу»

Пастельный розовый, приглушенная терракота, все эти мягкие и нежные тона были явно придуманы художником — не было в советской стране в 1960‑е розовых заборов и быть не могло. Как не могло быть красной двери — одной из самых знаменитых работ Рогинского, происходящей тоже из частной коллекции — знаменитого собрания Леонида Талочкина, переданного год назад в Третьяковскую галерею.

В 1928‑м оба отправятся в командировку во Францию и там расстанутся. Фальк задержится в Париже и в Москву приедет лишь в 1937‑м, а Идельсон вернется через год, поселится в гигантской мастерской «невозвращенца» и в 1931‑м выйдет за Лабаса (1900–1983). Этот семейный союз трудно назвать идеальным — она будет продолжать переписку с Фальком, который окажется ей необходим.

Фрустрация — обида и неудовлетворенность — вот что мне кажется движущей силой успеха Трампа. Две американские войны «за 11 сентября», в Афганистане и Ираке, слишком дорого обошлись американскому народу, слишком неочевидны их результаты. Китай дышит в спину, Путин откровенно пренебрегает, — да что же это, Америка больше не решающий игрок на мировой арене?!

На самом деле революция совершилась не вчера, а много десятилетий назад. Нобелевский комитет — вообще весьма консервативная институция, он не занимается открытиями, а констатирует, фиксирует, легитимизирует. Несколько поколений думали о себе и о мире, признавались в любви и обосновывали свой выбор словами Дилана, Коэна, Моррисона, Леннона, Боуи — а шведские академики присматривались и ждали.

Что хочет, то и делает. Хочет – стоит, хочет – сидит. Хочет – на гитаре играет, хочет – на органе. «Лехаим» вспоминает единственный концерт в России будущего лауреата Нобелевской премии.