Питер Хиршман часто рассказывал о своей собственной истории: о бегстве из Германии, позволившем избежать преследований евреев со стороны последователей Адольфа Гитлера, а также службе в армии США, когда он с оружием в руках боролся против нацистов.

Но 92-летний Питер был впечатлен до глубины души и плакал, когда он прочитал трехстраничное письмо, аккуратно написанное синей авторучкой. Письмо пришло из Нюрнберга и всколыхнуло совсем другие воспоминания о его прошлом.

Автор письма Дорис Шотт-Нойс написала ему, что ее дедушка получил дом семьи Хиршман, отнятый у них нацистами. В своем письме она пиcала, что стыдится своих соотечественников и просит у Хиршмана прощения за то горе, которое они причинили.

Заинтересовавшись прошлым своей семьи, 46-летняя государственная служащая была потрясена, обнаружив, что семейные рассказы, которым она верила много лет, были в лучшем случае полуправдой, и почувствовала необходимость связаться с пожилым человеком в Мейплвуде, штат Нью-Джерси, недалеко от Нью-Йорка. «Мне очень стыдно за то, что мы, немцы, сделали с вами, с вашей семьей, с вашими друзьями и родственниками и с членами еврейской общины Нюрнберга, – писала она. – Нелегко начинать думать о деталях – какой ужас и кошмар они должны были пережить». Дорис вложила в конверт современные фотографии семейного дома Хиршмана на улице Эйхендорфштрассе, 15 в северо-восточной пригороде Нюрнберга,

“Я разволновался, потому что я вспомнил прошлое, читая это письмо, – сказал Хиршман в интервью. – Вероятно, это был один из лучших домов по меркам того времени. Конечно, все изменилось; он не будет одним из шедевров, которые вы не сможете забыть, но в то время это было действительно прекрасное место». Хиршман с любовью вспоминает сад и цветник возле дома. Он помнит, как его родители поставили разбрызгиватели для него и его друзей после того, как нацисты пришли к власти и неуклонно урезали права евреев — в том числе и на посещение общественного бассейна. «Внезапно там появился знак: «Юден унд хунде верботен», что означало, что евреев и собак не пускают», – сказал он.

У Шотт-Нойс мало воспоминаний, связанных с самим домом. Ее тетка унаследовала его в 1969 году после смерти бабушки Шотта-Нойс, и Шотт-Нойс было 5 лет, когда ее тетя продала его. У нее сохранились смутные воспоминания о поиске пасхальных яиц в саду и маленьком черно-белом телевизоре ее тети. Она не знала ни одного из своих бабушек и дедушек, и никогда никого не расспрашивала. От ее тетки она узнала туманную историю о доме.

«Она сказала мне, что евреи, которые были владельцами, смогли убежать в Соединенные Штаты, а мои дедушки и бабушки помогли им, – вспоминала она. – Я не знала, хочу ли я верить в это. Однажды я сказала себе, что нужно просто пойти и все это выяснить».

Средневековый баварский город Нюрнберг был оплотом нацизма. Именно здесь на митинге в 1935 году нацисты объявили о том, что впоследствии стало известно как Нюрнбергские законы, – об отмене гражданства евреев и отстранении их от общественной жизни. В то время отец Хиршмана, Юлиус, был успешным бизнесменом, владевшим двухэтажным домом в пригороде с тремя спальнями. К 1938 году процесс так называемого «ариизации» был в самом разгаре, еврейские предприятия и объекты захватывались немцами, и это было лишь прелюдией к полномасштабному массовому убийству около 6 миллионов европейских евреев несколькими годами позже.

Когда Шотт-Нойс проверила все реестры собственности в городских архивах Нюрнберга, она нашла документы, указывающие, как нацисты просто захватили дом Хиршмана. К 1941 году он был указан как принадлежащий «Мюру В., торговцу». Вилли Мюр был дедом Шотта-Нойс. «Я думаал, что он купил его прямо у еврейских владельцев, но это не похоже на правду», – сказала она. Хотя она мало знает о своем дедушке, она предполагает, что у него, должно быть, были связи с нацистами, поскольку «недвижимость в этом месте очень ценилась и невозможно было получить этот действительно хороший дом с большим садом» без каких-либо связей. «Вот что побудило меня написать письмо, потому что я подумала, что семья также не знает, что произошло, и я хотела сказать, что мне очень жаль, потому что все это продолжается… остались пережившие Холокост ,” – сказала она. После войны семье Хиршмана было выплачено возмещение, однако из-за депрессии на рынке жилья в Германии эта сумма составляла десятую часть первоначальной стоимости.

Питеру Хиршману и его семье удалось благополучно покинуть нацистскую Германию до начала войны в сентябре 1939 года. Они оказались в Ньюарке, штат Нью-Джерси. К тому времени, когда Питеру исполнилось 18 лет, США вступили в войну. Он подписал документ, позволяющий ему быть призванным, хотя он все еще являлся гражданином Германии.

В качестве солдата 78-й пехотной дивизией, он участвовал в первом крупном бою в декабре 1944 г. в Битве в Арденнах. Как и тысячи других американцев, он был пленен, но как немецкий еврей, он единственный находился в опасности. Когда его охранники узнали, что он говорит по-немецки, он уверил их, что выучил язык в старшей школе. Он провел последние месяцы войны в нацистском лагере. «Если бы он узнали о моем прошлом, меня бы расстреляли без каких-либо объяснений», – сказал он.

Он все еще плачет, вспоминая молодого немецкого солдата, охранявшего его. Солдат вернул ему его вещи и дал ему шоколад — и надежду. «Он был моим врагом, и он относился ко мне как к человеку», – сказал Хиршман.

Более 70 лет спустя, когда он получил письмо Шотт-Нойс, он без колебаний ответил на него, «потому что очевидно, что вы тоже страдаете, и мне больно думать об этом – вы, которая невинна». «Вы не были удовлетворены тем, что знали. У вас была возможность игнорировать эти факты, и вместо этого вы предпочли оказаться с ними лицом к лицу, – писал он. – Я плачу, и мои слезы отражают горячую надежду на то, что человечность, достоинство и сострадание, которые вы продемонстрировали, разделяют другие представители вашего поколения и поколения, которое следует за вами».

Associated Press