Ультраправые стали мейнстримом во Франции, пишет журналист «Associatеd Prеss» Джон Лестер.

Это итог президентской кампании Марин Ле Пен. Ярая националистка не победила 24 апреля. Но она приблизилась к этому еще на один шаг — получив своего рода победу из своего поражения в дуэли с переизбранным президентом Эмманюэлем Макроном. С 41,5% голосов, беспрецедентными для нее, антииностранная, антисистемная политика недовольства Ле Пен теперь более чем когда-либо укоренилась в психике, мышлении и политическом ландшафте Франции. С тех пор как династия Ле Пен — сначала отец Жан-Мари, а теперь Марин, его дочь — впервые начала участвовать в президентских выборах в 1974 году, никогда еще так много французских избирателей не верило в их доктрину, согласно которой поликультурная и многорасовая Франция, страна со словами «Свобода, равенство, братство», написанными на ее общественных зданиях, была бы богаче, безопаснее и в чем-то более французской, если бы она были менее открыта для иностранцев и внешнего мира. Если бы она стала первой женщиной-президентом Франции, ее план борьбы с исламским терроризмом включал бы лишение части населения Франции — женщин – мусульманок — части свободы.

Она хотела запретить им носить платки на публике — вряд ли это было бы равноправно или по-братски. То же самое касается ее предложений дать гражданам Франции первые места в очередях за работой, пособиями и жильем. Для избирательницы Ясмины Аксас поражение Ле Пен не было праздничным моментом — не с такой сильной поддержкой ее и ее идей, которые «раньше ограничивались воинствующими ультраправыми группировками», а теперь становятся все более приемлемыми в приличной компании. «40% людей по-прежнему голосуют за Ле Пен», — заявила 19-летняя студентка юридического факультета. «Это не победа».

На международном уровне Ле Пен хотела начать ослаблять отношения Франции с Европейским союзом, НАТО и соседней Германией — шаги, которые были бы сейсмическими для архитектуры мира в Европе. Короче говоря, Франция избежала политического, социального и экономического шока, не проголосовав за Ле Пен. Или, может быть, просто задержала его, если она решит снова баллотироваться в 2027 году. До этого еще далеко. Многое может измениться. Но Ле Пен еще не закончила. «В этом поражении я не могу не чувствовать некоторую надежду», — заявила она. «Я никогда не брошу французов».

Набрав более 40% голосов Ле Пен серьезно повысила свою поддержку. После того как в 1965 году генерал Шарль де Голль обыграл Франсуа Миттерана со счетом 55% против 45%, все проигравшие во втором туре набирали 40 с чем-то против 50 с чем-то. За двумя исключениями, носящими фамилию Ле Пен. Жан-Мари уступил Жаку Шираку в 2002 году, набрав 18%, а Марин уступила Макрону в 2017 году, набрав 34%. Избиратели привыкли считать своим гражданским долгом поддерживать низкий рейтинг Ле Пен, рассматривая голосование против них как удар по расизму и ксенофобии. Сейчас так думает все меньше людей.

Говоря о проблеме с подорожанием стоимости жизни, подружившись с рабочим классом, изменив название своей партии и дистанцировавшись от отца, Ле Пен расширила свою привлекательность и сделала себя менее пугающей для растущей части французского электората. Иммиграция не является главной заботой всех ее сторонников. Не все они настороженно относятся к ЕС, мусульманам и иностранцам. Но Ле Пен говорит со многими, кто чувствует, что чиновники в Париже и Брюсселе не слышат и не заботятся о них. Итак, хотя Макрон стал первым за 20 лет президентом Франции, переизбранным на второй срок, он тоже потерпел неудачу: не смог добиться цели, которую ставил перед собой в начале своего президентства.

Пять лет назад в своей триумфальной победной речи Макрон пообещал выбить почву из-под ног Ле Пен, успокоив гнев избирателей, которым она питается. «Я сделаю все в ближайшие пять лет, чтобы больше не было причин голосовать за крайности», — сказал он. Тем не менее экстремисты во Франции сейчас чувствуют себя лучше, чем когда-либо, находя растущую, восторженную аудиторию для ультраправой риторики «мы против них». По мнению ультраправых, «мы» — это в основном белые и христиане, «затопленные» миграцией, обнищавшие в результате глобализации, терроризируемые исламскими фундаменталистами и утратившие свою французскую идентичность из-за импортированных культур, религий и ценностей. «Они» — это все, кого они обвиняют: элиты, иностранцев, финансистов, ЕС, мусульман, «систему». Их список длинный. Рынок их политики стал настолько большим, что на этих выборах можно было выбирать из нескольких штаммов экстремизма.

Бывший телевизионный эксперт Эрик Земмур, неоднократно судимый за ненавистнические высказывания, занял четвертое место из 12 кандидатов в первом туре голосования 10 апреля. Он приводит расовые аргументы в пользу того, что белые французы рискуют быть замененными неевропейскими иммигрантами и их детьми. Он приукрашивал сотрудничество Франции с нацистскими оккупантами во время Второй мировой войны. Во время своей кампании он заполнил аудитории своими антиисламскими и антииммиграционными инвективами. Ле Пен, по сравнению с ним, выглядела милой и привлекательной, что также частично объясняет, почему она так преуспела. Вместе ультраправые набрали 32% голосов в первом туре. Теперь Ле Пен сделала еще один шаг вперед, набрав более 40% голосов против Макрона во втором туре. Недостаточно, чтобы прийти к власти. Но ближе к ней, чем когда-либо.