Главный раввин России дал интервью одному из ведущих израильских СМИ, «Times of Israel»
Когда российский главный раввин Берл Лазар и его жена Ханна прибыли в Москву 30 лет назад, один из их первых проектов заключался в раздаче израильской мацы сотням голодных евреев перед праздником Пасхи. Для Лазара, который брал адрес или номер телефона у каждого получателя, это была возможность накормить людей, духовно и физически.
В 1990-х годах еврейская идентичность по-прежнему находилась в состоянии глубокого сна после того, как при коммунистическом правительстве она скрывалась на протяжении поколений. Вскоре после падения железного занавеса те, чья идентичность осталась нетронутой, быстро бежали в Израиль. Но для новоприбывшего хабадника родом из Италии, собранный список евреев станет трамплином – сначала через распространение информационного бюллетеня, а затем, через множество других инициатив, с помощью которых он смог восстановить российскую еврейскую общину.
За последние десятилетия в России возникло более 200 активных общин, большинство из которых действуют под эгидой Лазара и движения Хабад. В Москве, где проживают около 250 000 евреев, существуют многочисленные школы, университеты и ешивы. Существует процветающий общественный центр с тремя отдельными кошерными закусочными внутри и десятками, если не сотнями, общественных учреждений. Полмиллиона россиян по всей стране отождествляют себя с евреями и участвуют – по крайней мере, иногда – в организованном движении. Но его пребывание на этом посту не было ложем из роз, и даже породило свою долю споров.
В 2000 году Лазар дистанцировался от Российского еврейского конгресса, представляющего евреев страны, и получил титул главного раввина. Звание оспаривается раввином Адольфом Шаевичем, который все еще считается Конгрессом главным раввином России.
РЕК откровенно критиковал политику президента России Владимира Путина в отношении войны в Чечне и предполагаемые нарушения прав человека – то, что по словам Лазара, выходит за рамки их компетенции. «Борьба с правительством — это не еврейский путь, и они поставили еврейскую общину под угрозу», – сказал Лазар в интервью JTA, отметив, что главный раввин должен быть аполитичным, а не правительственным критиком. «Я не хотел иметь к этому никакого отношения». Тесные связи Лазара с Путиным помогли ему добиться беспрецедентного признания в постсоветскую эпоху, и раввин не намерен замедляться, хотя критики Путина утверждают, что цели не оправдывают средства.
Лазар регулярно выступает на организованных Кремлем мероприятиях, проводил Путину экскурсию к Западной стене в Иерусалиме в 2012 году и появился рядом с президентом России, когда 29 января в Еврейском музее и центре толерантности в Москве он принимал премьер-министра Израиля Беньямина Нетаньяху. Несмотря на достижения, раввины Хабада, прибывшие из-за рубежа, по-прежнему иногда депортируются по сфабрикованным обвинениям – то, что Лазар описывает как «ошибку» со стороны правительства, но не является чем-то необычным среди менее распространенных в стране религий.
В воскресный день Лазар говорил с The Times of Israel, чтобы рассказать о своем политическом балансе, статусе русского еврейства, а также о том, как он это видит. Ниже приведена отредактированная стенограмма.
– Какова была ситуация, когда вы впервые попали сюда?
– Я приезжал сюда в первый раз как студент – несколько раз, на самом деле, в конце 80-х – и я переехал сюда в 1990 году с моей женой. Правда в то время я чувствовал, что работаю на Центральном вокзале – люди просто приходили, изучали иврит и готовились переехать в Израиль. Многие из них хотели сделать брис (обрезание) перед тем, как отправиться в Израиль, многие из них хотели иметь еврейскую свадьбу, они хотели знать иврит. Поэтому мы действительно помогали людям – казалось, что мы работаем в Еврейском агентстве. И казалось, что это место будет опустошено, и никого не останется. Мы начали строить это здание (общественный центр) после того, как наша синагога была сожжена в конце 1993 года, и люди думали, что мы совершенно сумасшедшие. «Почему вы строите в России?» Не только отдельные люди думали, что мы сумасшедшие, нас атаковало, главным образом, израильское правительство. Однажды бывший премьер-министр Израиля Ариэль Шарон вызвал меня на срочную встречу, и, через час я сидел у него в кабинете, и он действительно давил на меня: «Что ты делаешь, строя школы? Ты прекращаешь алию. Из-за вас мы не можем получить еще миллион евреев, готовых приехать в Израиль». Это было в конце большой алии, и люди чувствовали, что здесь нечего было делать.
Но мы продолжали строить, хотя все были против нас. Мы сказали им, что единственный способ, которым люди могут сделать алию, — это прежде всего осознание того, что они евреи. Большинство евреев здесь были совершенно безразличными, и мы должны были что-то сделать, чтобы пробудить их интерес. Поэтому, делали разные вещи – например, одна из значимых вещей, которые мы делали для привлечения людей, заключалась в том, что мы выставили огромные плакаты по всему городу, «Маца из Израиля», мы привозили контейнеры с мацой и выдавали их за очень символическую сумму. Таким образом, это было своего рода триггером для получения адресов людей и для того, чтобы заставить их хотя бы выйти из дома, получить мацу и, по крайней мере, оставить свой номер телефона. Понемногу, с этим списком, мы начали перестраивать общество. И эти люди были совершенно безразличны.
Сегодня, независимо от того, что вы видите – в общественном центре, в программе, на концерте, в любом случае – люди скажут вам, что в 90-е годы они были полностью связаны с иудаизмом. В конце концов израильское посольство и Еврейское агентство поняли, что нет смысла говорить об алие с людьми, которые были индифферентны, и они основали программу под названием «Зеут иеудит» (еврейская идентичность), и именно тогда они пришли к нам и сказали: «Вы знаете, вы были правы».
– Часть того, что вы делали, объединило еврейские общины по всей России …
– Позвольте мне рассказать вам, как это работает. Программа рассчитана на три этапа, на протяжении 10 лет, третий – почти подходит к концу. Первое, с чего мы начали, были школы. В 1990 году, когда мы пришли, мы сказали, что нам нужно инвестировать в детей. Если дети получают еврейское образование, тогда есть надежда на будущее. Во-вторых, через 10 лет мы решили открыть общины. Каждому городу нужна община. Иногда это целое здание, иногда это просто арендованное пространство. Мы отправляем людей в города, которые в этом нуждаются. И тогда мы находим того, кто больше всего интересуется еврейством, мы говорим: «Собирайте вокруг себя группу людей, выбирайте президента общины и начинайте работать. Мы собираемся финансировать вашу деятельность». Когда мы собрали 200 общин, тогда мы почувствовали, что любой еврей может подключиться, если он захочет, теперь у него есть куда обратиться. Третий шаг — это молодежь. Молодые парни и девушки увлекаются, интересуются, активны, занимают руководящие должности, и сегодня у нас в России более 8000 студентов, которые активны — действительно активны — в своей еврейской жизни. Будь то обучение, волонтерская работа, руководство, разные программы, разные виды деятельности.
Четвертый шаг, я бы сказал, это технологическая революция в России. Не только путем строительства школ, общинных центров и синагог — речь идет о предоставлении образования и информацию каждому человеку, где бы он ни находился. Если у вас есть ребенок, живущий в Сибири, один в городе, может быть, единственный еврейский ребенок, мы хотим связаться с ним и дать ему возможность получить полное еврейское образование через Интернет.
– С какими проблемами вы сталкиваетесь, когда начинаете свой четвертый этап строительства?
– Россия это страна, у которой очень мало стабильности. Вы действительно не знаете, что будет завтра, как повернется политическая ситуация или как будет развиваться экономика. Я бы сказал, что одна из главных задач — заставить людей понять, что пока у нас есть окно возможностей, мы должны инвестировать столько, сколько можем. Я думаю, что Россия выживет – невзирая на сегодняшние санкции или какие-либо другие вопросы — она будет очень сильным игроком на мировой арене. Вот что я считаю — будущее здесь.
– Когда вы разговариваете с людьми об инвестировании, будь то строительство детского сада или общинного центра, действительно ли он видит будущее своих детей и их внуков здесь, в России, стоит ли инвестировать здесь в долгосрочной перспективе?
– С первого дня я верил в это. Когда мы строили первое здание, все думали, что мы совершенно сумасшедшие. Все говорили, что это пустая затея, здание будет совершенно невостребованным. Сегодня мы расстроены тем, что тогда мы не строили больше.
– Как вы относитесь к алие?
– Я уверен, что это задача номер один. Я верю, что любой еврей, который переезжает в Израиль, для нас большой успех. Мы можем поставить галочку и сказать: «Слава Богу, еще один еврей вернулся в Израиль». Но я предупреждаю людей, что алия — это не только физический шаг, но и духовный шаг. Я считаю, что, если кто-то отправится в Израиль, он должен быть уверен, что он не будет меньше евреем в Израиле, чем в России. Он должен понять, что для него есть возможность более активно участвовать в еврейской жизни. Для некоторых людей это может происходить по-другому. Потому что, когда они находятся в диаспоре, они чувствуют ответственность, они идут в синагогу, они являются частью сообщества, они активны. И затем они приезжают в Израиль, и все это воспринимается как должное. Поэтому некоторые люди на самом деле чувствуют, что после того, как они сделали алию, они потеряли чувство значимости происходящего.
– В последнюю неделю российские власти депортировали раввина Йосефа Марозова, американского посланника Хабада, за участие в «экстремистской деятельности». В прошлом году они депортировали раввина Ари Эделькопфа за угрозу национальной безопасности. Ранее правительство депортировало посланников, но сейчас этот акт кажется особенно тревожащим. Вам нравятся тесные связи с правительством, и в частности с президентом Путиным? Как вы примиряете эти две вещи?
– Прежде всего, я не верю слухам, и я уверен, что никакой экстремистской деятельности ни один из раввинов, которые были высланы из страны, не вели. Я уверен, что это имеет много общего с тем, как Россия видит иностранцев, и тем, как они смотрят сегодня на американцев, на людей, которые приходят извне и выполняют определенные виды работ. Например, если человек является иностранцем и имеет американский паспорт, на него смотрят с подозрением. Почему он переехал из Америки в Россию, за ним стоит Госдепартамент? Нужен только один местный чиновник, особенно если он состоит на секретной службе, чтобы сказать: «Слушайте, этот человек делает что-то неправильно, мы должны показать, что нам не нужны иностранцы, мы не как иностранцы, пусть Россия живет своей жизнью. Нам не нужны их продукты, нам не нужна их Coca Cola». Мы говорили об этом с президентом. Были случаи, когда нам удавалось отменять решения.
И просто, чтобы привести пример, в деле Марозова, ему было сказано, что он должен покинуть город, ему не сказали, что он должен покинуть страну. Но он сказал: «Если я должен покинуть город, я уеду из страны». Это было главным образом его решение. Когда мы спросили их, в чем проблема, они сказали: «Слушайте, мы работаем так же, как работает ФБР, и ЦРУ, и Моссад. Они не разглашают всю информацию, поэтому мы не собираемся разглашать свою».
– Но вы заслужили доверие со стороны правительства. Считаете ли вы, что это продолжает быть проблемой или вы можете использовать свое влияние для изменения ситуации?
– Этот вопрос не повредил нашим отношениям с правительством – совсем нет. Я действительно надеюсь, что нет. Прежде всего, сегодня у нас осталось очень мало американских раввинов, большинство из них, к сожалению, уже были высланы. К раввинам с израильским гражданством не было такого же подхода, так что это хороший знак, и в целом у России и Израиля были очень хорошие отношения в последние несколько лет, которые становятся все лучше и сильнее. Могу ли я быть уверенным, что никакие другие раввины никогда не будут высланы? Я сомневаюсь в этом. Я не уверен. Надеюсь. Но я не вижу в этом тенденции. Это похоже на двух деловых партнеров, которые занимаются всем вместе, и есть определенная проблема, в чем они не согласны. И даже если несогласие значительное, это не повредит их партнерству в бизнесе. Поэтому я чувствую, что правительство ценит и признает работу еврейской общины, но по этому вопросу мы полностью не согласны. Мы считаем, что это, я бы сказал, ошибка с их стороны, и они считают, что они имеют право принимать такие решения. Они не согласны с нами, и мы не согласны с ними, но это не сказывается на отношениях в целом.