Книжные новинки

«Войны питаются жизнями»

Валерий Шубинский 27 ноября 2019
Поделиться

 

НАТАН ИНГЛАНДЕР
Ужин в центре Земли
Перевод с английского Л. Мотылева. М.: Книжники, 2019. — 316 с.

Новый роман американского писателя напоминает фильм Тарантино — и причудливо развивающимся сюжетом, и некоторыми диалогами:

« — А я пока сделаю тебе сандвич с арахисовой пастой и срежу тебе огурчик для поезда.

— Ты будешь паковать мне перекус?

— Это план А — если ты поторопишься со своим чемоданом и всем, про что я сказал. Если не поторопишься — тогда план Б. И вместо сандвича ты получишь удар по башке, после чего я втащу тебя в кухню и там с огромной скоростью порублю тебя на куски и скормлю кухонному комбайну. А потом, помахивая соседям, буду выливать тебя ведро за ведром под все растения в саду и в озеро на корм веселым маленьким рыбкам».

Главный герой романа, и участник этого диалога, — разведчик, агент «Моссада», ставший предателем. Предателем — с точки зрения государства и спецслужбы, но не со своей собственной. Поступок агента Z., самовольная и наивная попытка заключить сделку с палестинскими террористами, сдать им ценную информацию в обмен на ничем не гарантированные обещания, продиктован его собственным пониманием израильских интересов. Дальнейшая эпопея незадачливого агента имеет очевидный исторический прообраз: история Мордехая Вануну, пойманного, как и Z., «на бабу». Надо сказать, что главы, посвященные неудачному бегству Z. из Парижа в Италию, — лучшие в романе. На редкость живым получился нервный шпион‑идеалист, созданный фантазией писателя.

Но в книге есть и другой главный герой, образ которого лепить потруднее, ибо он принадлежит реальной истории, ибо все его видели — генерал и премьер‑министр Ариэль Шарон (в романе он не назван по имени, но легко узнаваем). Тот, которому пишет из тюрьмы письмо за письмом Z., не зная, что его адресат давно уже находится в бессознательном состоянии. Под пером Ингландера Шарон превращается в фигуру монументальную и мистическую.

С одной стороны — заботливый военачальник, который «ни единого солдата <..> не подверг опасности ради славы или из спортивного азарта». Но при том «даже самые осторожные жертвы, какие он принес, выглядят безрассудными, если игнорировать важнейшее: его задача — вести нашу общую войну… А войны питаются жизнями». А с другой стороны — мститель, решительный и беспощадный к врагу.

«Скажите им, что меня нельзя убить. Вообще нельзя. Скажите им всем так: “ Он не человек, а голем. Когда Генерал мстит за евреев, его ничем не остановить”» , — такие слова вкладывает Ингландер в уста Шарона. А вот что — в воображении американского писателя! — говорит, обращаясь к молодому генералу, Бен‑Гурион: «Не останавливайся. Не останавливайся, пока наши соседи не уразумеют. Не останавливайся, пока плата за убийство еврея не станет слишком высокой даже для богача, которому есть что транжирить… Сделай еврейскую кровь редким, труднодоступным деликатесом для тех, кто на нее падок».

На практике это, однако, означает зачастую месть сторицей — и месть, от которой страдают невиновные, женщины и дети. Что заставило Z. изменить долгу? То, что в результате успешно проведенной им операции кроме террориста случайно погибла семья с малыми детьми. Но можно ли «остановить это колесо», надеясь на честное слово тех, кто убивает женщин и детей целенаправленно? Можно ли вести переговоры с убийцами? Вопрос риторический, ибо переговоры неизбежно ведутся, в том числе и на уровне спецслужб. Один из эпизодов романа — частная, за кухонным столом, встреча Шарона и Арафата. Встреча врагов, беспощадных друг к другу, но теоретически готовых на уступки. Да, заканчивающаяся ничем. И тем не менее…

И тут мы переходим к третьей линии романа. Речь в ней о любви израильтянки и палестинца, входящих в делегации своих сторон на мирных переговорах. Символом их стремления к миру становится свидание в потайном подземном коридоре, якобы связывающем палестинскую и израильскую стороны. Оба, конечно, сторонники мира. «Чтобы добиться чего‑то для нас, всегда надо вначале сделать что‑то для вас». Но, увы, достичь мира и согласия могут только два человека. «Может быть, наши жуткие, саморазрушительные народы, может быть, наши нерешительные, трусливые власти, может быть, наши храбрые солдаты, вечно стремящиеся погибнуть, — может быть, сегодня они все поубивают наконец друг друга и тем самым прекратят конфликт? Пора, как в старину, поднять кровавый флаг, означающий битву до последнего, и драться, пока все не полягут…» Герои тут же оговариваются: «на самом деле» они так не думают.

Но, собственно, в чем же месседж автора? В том, что мир лучше войны? Что цепную реакцию насилия надо каким‑то образом прекратить? Что по ту сторону разделительной линии тоже люди? Но как приблизят мир эти трюизмы? И стоит ли американскому писателю‑еврею (и вообще евреям диаспоры) учить израильтян урегулированию отношений с недобрыми соседями? Впрочем, Ингландер, можно сказать, и не учит. Он лишь показывает многомерность и многослойность ситуации, в которой оказываются народы и люди.

 

Роман Натана Ингландера «Ужин в центре Земли» можно приобрести на сайте издательства «Книжники»

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Ужин в центре Земли

— Мир ненавидит нас, всегда ненавидел. Нас убивают и всегда будут убивать. Но ты — ты повышаешь цену, — говорит ему старик. — Не останавливайся. Не останавливайся, пока наши соседи не уразумеют. Не останавливайся, пока плата за убийство еврея не станет слишком высокой даже для богача, которому есть что транжирить. В этом вся твоя задача на этой земле, — говорит Бен‑Гурион. — Да, ты здесь только для того, чтобы увеличить премиальные за еврейскую голову.

Остров Аргентина

О жизни человека при тоталитарном режиме, о диктаторах третьего мира, о латиноамериканских гротесках много написано авторами куда более значительными, чем Ингландер. Он, конечно, не помянутый Кафка, не Оруэлл, не Грэм Грин. Что не отменяет того факта, что в его романе есть много моментов, которые, говоря языком школьных сочинений, «заставляют задуматься».

Министерство по особым делам

Когда я ее выталкивал, у нее глаза раскрылись, будто от испуга. Ноги уже, считай, там, тело наполовину там — и вдруг эти глаза, больше моих, взяли и раскрылись. Уже почти в воздухе, она вцепилась мне в руку, я завопил от ужаса — она ведь наполовину меня вытащила, того и гляди увлечет за собой. Охранник схватил меня за ноги, а она тянет за руку, словом, для нас обоих вопрос жизни и смерти. Я отодрал от себя ее пальцы, наверное, сломал их, и тут она р‑раз — и улетела. И на миг — девушка тогда висела в воздухе — наши глаза встретились. А потом она пропала из виду. Я лежал на полу самолета, рука повисла, точно ее выдернули, плечо горит, и я все понял.