27 ноября в Московском музее современного искусства открылась ретроспектива скульптора Жака Липшица. Выставка, которая заняла здание музея на Петровке, поражает масштабом — Липшиц представлен здесь во всем своем стилистическом и жанровом многообразии, десятками вещей. Столичная публика получит их словно в качестве компенсации за то, что знакомство с Липшицем произошло только сейчас.

Выставка работает до 3 марта 2019 года.

Мы должны были увидеть его раньше — хотя бы потому, что вместе с Осипом Цадкиным, Наумом Габо и Александром Архипенко Жак Липшиц (1891–1973) принадлежит к той немногочисленной группе скульпторов (речь именно о пластическом искусстве, не о живописи), которые, родившись в Российской империи, прославили Парижскую школу и в глазах артмира отвечают за скульптурный авангард.

В 2015 году, правда, в Главном штабе Эрмитажа открылась комната Жака Липшица : Фонд Жака и Юллы Липшиц передал в дар музею 15 работ, из которых половина — подготовительная графика. В лучшем случае этот кабинет способен разжечь аппетит публики. Кроме этого, в собрании ГМИИ хранится (но не выставляется постоянно ввиду нехватки помещений) одна из версий его известной скульптуры «Радость жизни» и копия совсем уж неожиданного портрета Дзержинского 1935 года. У Липшица было много заказных портретов, но этот не из их числа — скульптор принял участие в объявленном в СССР конкурсе и победил. Модель его памятником не стала, местонахождение ее неизвестно, а сделал он этот реверанс в сторону советской России (Липшиц был уже знаменит на Западе), чтобы помочь, как он надеялся, арестованному сыну своей жены, оставшемуся в СССР. Сына не вызволил — тот оказался в Париже, лишь отсидев больше 20 лет в лагерях, а других работ Жака Липшица в России не появилось — при том, что наследие его очень велико. Скульптор прожил долгую плодотворную жизнь, и за год до смерти, которая нашла его 26 мая 1973‑го на острове Капри, вспоминал, как его отец, строительный подрядчик, сравнивал жизнь с процессом возведения дома, и, значит, он, Жак Липшиц, добрался до крыши. Эту его реплику процитировала в некрологе The New York Times.

Ныне, на музейной выставке, мы видим все, чем знаменит Хаим‑Яков Абрамович Липшиц, появившийся на свет 22 августа 1891 года в местечке Друскеники Гродненской губернии, правнук цадика и внук промышленника, отправившийся в 1909‑м учиться в Париж. Самая ранняя его вещь, «Беременная» (1912), напоминает об эпохе повального увлечения во Франции африканским искусством, фактически это фовизм в скульптуре — трудно было предположить, что и у записного кубиста Липшица такое есть.

В том самом 1912 году скульптор, последовательно отучившись в Эколь де Боз ар (Национальная школа изящных искусств), в мастерской Ж.‑А. Энжалбера, в академии Жюлиана и академии Коларосси, прерывает штудии и возвращается в Россию. Он приезжает не потому, что разорившийся отец перестал помогать — Липшиц к тому времени начинает зарабатывать сам, а потому, что, как подданный империи, получил предписание явиться для прохождения службы в армии. От армии его освободили по медицинским показаниям — возможно, из‑за перенесенного туберкулеза. И в тот его приезд произошла встреча, определившая стиль Липшица. Вот что он рассказывал о ней, посетив в 1960 году Израиль, местному телевидению ( это видео и сегодня висит на канале Youtube):

Однажды в гостинице, принадлежавшей моей матери, остановился джентльмен. Узнал, что я приехал из Парижа, где учился на художника, и заговорил со мной об искусстве. Он спросил, бывал ли я в Ленинграде (Липшиц произносит здесь именно «Ленинград». — Примеч. ред.). Я ответил, что это невозможно, потому что я еврей и мне там находиться нельзя. Он: «Я приглашаю, ты будешь жить у моего брата, никто ничего не узнает, и ты попадешь в Эрмитаж». Мама не возражала против моей поездки, и я поехал в Петербург. Было лето. Эрмитаж оказался закрыт, его открыли для меня, и все дни я проводил там. Этот человек везде меня водил, мы были одни, и меня потрясло скифское искусство. В Эрмитаже сильнейшая, невероятная скифская коллекция! Все время удивляюсь — то ли кровь кочевников есть в моих венах, или Эрмитаж так повлиял на меня.

Отчасти ту раннюю, еще округлых форм, с намеком на кубизм бронзу тоже можно рассматривать в свете скифского влияния. Но дальше у Липшица идет уже совершенно конструктивистского вида пластика, напоминающая архитектоны Малевича, — например, тут есть несколько «Сидящих фигур» 1915 года. Сам Липшиц придумал этому своему стилю имя: «прозрачная скульптура». В 1950‑х годах он вернется к нему, но на другом уровне — и появятся его тонкокостные «Просящий подаяния поэт» и «Поэт на костылях» (1951–1952)».

Кубистические рельефы и фигуры 1918 — начала 1920‑х годов, в которых пересекающиеся плоскости дают третье измерение, которое имитировали современные Липшицу живописцы, сменяются каменными полихромными объектами и совсем мелкими вещицами. Отдельные работы — портреты, которыми Липшиц был известен и для которых изобрел собственный язык, близкий к условному реализму, но одновременно очень современный эпохе. Существуют его известнейшие скульптурные изображения Коко Шанель и Жана Кокто — их мы тут не увидим, зато есть два скульптурных портрета Гертруды Стайн. И портреты Юллы Липшиц — она же Юлия Хальберштадт, вторая жена Липшица, тоже скульптор. Юлла бежала из Германии накануне войны, они поженились в конце 1940‑х, после того как Жак, съездив в 1947 году в Париж и получив орден Почетного легиона, расстался с первой женой (мы знаем ее по знаменитому «Свадебному портрету Жака Липшица с Бертой» работы Амедео Модильяни) и вернулся в Нью‑Йорк навсегда.

Его знали в Америке уже в 1920‑х годах — американский коллекционер Альфред Барнс, который вывез в 1922‑м за океан десятки холстов Хаима Сутина и несколько картин Модильяни, купил работы и у Липшица и тут же заказал ему пять барельефов для своего дома в Пенсильвании (эскизы Липшиц сделал за ночь), где Барнс открыл теперь уже известный музей. Там появились позже и другие работы Липшица, заказанные женой Барнса Лаурой, и монумент перед входом, выполненный уже в той экспрессионистической манере, которая отличает его памятники.

Их много. Не сохранился первый — «Прометей с орлом», установленный на фронтоне Гран Пале во время Всемирной выставки в Париже 1937 года, — статуя была демонтирована, но есть другой ее вариант, созданный в 1950‑х по заказу Бразилии. Существуют «Древо жизни» на горе Скопус в Иерусалиме, в Израиле же стоит его самая трагическая скульптура — «Мать и дитя». Липшиц любил Израиль, неоднократно туда приезжал, завещал похоронить себя в Иерусалиме. И брат Жака, Рувим, герой Сопротивления, сохранивший его работы во Франции, передал Иерусалимскому музею его наследие — что‑то из него мы тоже видим сейчас в Москве.

Оптимист и жизнелюб, Липшиц работал нон‑стоп и после страшного пожара в мастерской, уничтожившего в 1952 году все, что там было, нашел в себе силы восстанавливать старые вещи, поздний монумент — «Правительства народа» был установлен на площади в Филадельфии в 1971 году.

В Москве мы видим более 30 его «бронз» и десятки графических эскизов, по которым можно проследить ход мысли автора. Иерусалимский музей участвует в экспозиции считанными вещами, а бóльшую часть предоставила на выставку старейшая Marlborough Gallery, которая всегда занималась Липшицем и выступила инициатором выставки. Есть смысл продвигать знаменитого художника на его родине, где на сегодняшний день, кажется, лишь один коллекционер — Вячеслав Кантор имеет его в своем собрании. Галерея имеет филиалы в разных странах, в московской выставке участвуют два из них: Marlborough Gallery Zurich и Marlborough Gallery New York.