Колонка редактора

В десятку

Борух Горин 31 декабря 2019
Поделиться

Время итогов. Но вместо десяти главных политических событий года я расскажу о десяти главных книгах, которые мы издали в 2019‑м.

 

1. Третий том трактата «Кидушин», подготовленный коллективом во главе с раввином Реувеном Пятигорским.

С его выходом в свет полностью издан русский комментированный перевод еще одного трактата Вавилонского Талмуда.

Немного статистики. В оригинале: 59 256 слов, 231 631 буква, 81 лист (двухсторонний). Всего в стандартном издании Талмуда — более 6200 страниц!

 

 

2. Очередной, 8‑й, том Сало Барона. На этот раз о том, как у раввинов не было никаких проблем с наукой; как недоверие к астрологии, «матери всех наук» своего времени, стало почти безумием; как для того, чтобы высчитывать календарь, раввинам пришлось стать великими математиками и астрономами.

Из‑за того что я уже много лет занимаюсь изданием «Социальной и религиозной истории евреев» проф. Шломо (Сало) Барона, мне стало трудно читать другие исторические труды по эпохе 500–1200 годов — все кажется немного вторичным. Барон и в самом деле «первоисточник» для целой школы еврейской историографии. И именно он научил писать монографии так, чтобы было понятно даже новичкам.

 

 

3. Такого у нас еще не было: «Книжники» не только издали впервые на русском один из главных романов одного из главных писателей современности, но и привезли автора в Москву.

«J» — роман, страшный своей антиутопической достоверностью: он не только о том, что может быть страшного в будущем, но и о многом сбывшемся уже сейчас. И кое‑что сбылось буквально за пять лет после выхода романа на английском.

 

 

4. Вы знали, что Филип Рот создал фонд помощи писателям‑диссидентам в странах соцлагеря после своей поездки в Чехословакию? Каждый месяц фонд выплачивал пособия писателям, отлученным цензурой от печати.

И вот этот, потрясенный восточноевропейской действительностью, человек написал довольно‑таки беспощадные книги о своих друзьях — «Урок анатомии» и «Пражская оргия». Мы также выпустили их впервые на русском языке.

Вообще, это удивительный дар — восхищаясь и любя, сохранять проницательность. За это я и люблю Рота.

 

 

5. Именно этот роман Ингландера убеждает окончательно и бесповоротно: он замечательный писатель. Не только рассказчик, но и настоящий писатель.

Роман имеет изощренную структуру: одни и те же события описываются глазами трех разных персонажей. И возникает достоверная выпуклость сюжета, когда понимаешь и предателя, и схвативших его, и здесь именно есть литература, в моем понимании.

Как говорится, не оторваться.

 

 

6. Я давно не читал такого — бьющего наотмашь, заставляющего вздрогнуть и испытать стыд: за себя, за нас, за весь мир.

Топол, прекрасный чешский писатель, создал злую, безжалостную сатирическую книгу про индустрию Холокоста. Про то, что лучше бы иногда вообще не помнить жертв, чем помнить так — цинично используя в собственных интересах. Автор показывает, как симпатичные и в общем‑то чистые люди затягиваются в эту воронку.

Нет, «Мастерская дьявола» — не смешная книга, а излечивающая пилюля. И одна из самых сильных художественных книг, изданных «Книжниками» за последние годы.

 

 

7. «Только мы вдвоем» Эльханана Нира — это замечательная проза.

Я, знаете ли, люблю про рефлексии. Когда человек ни в чем не уверен. Когда он совершает поступки, которые уже в момент совершения кажутся ему катастрофически неправильными. Не потому, что он тряпка или подлец, а потому что много думает. И ему от этого довольно хреново, но иначе не получается.

Книжка про это — про невыносимость бытия, когда жить, оглядываясь на могилы позади, невозможно, а не оглядываться нельзя.

 

 

8. В «Книжниках» вышел потрясающий дневник.

Воспоминания редко бывают честными — портреты «бывших» вымараны, собственный — прилизан и отретуширован. Многое больно или стыдно вспоминать.

А дневник умной и честной девушки не врет: Лене довелось взрослеть вдалеке от дома, от семьи, а потом узнать, что ни дома, ни близких больше нет. Ее герои — живые, а потому не плакатные. Она влюбляется и теряет интерес к объекту любви, ей бывает больно и обидно, а потом стыдно за обиду и боль. И она пытается сохранить себя, еврейскую девочку из Белостока, и родной язык, когда не с кем на нем говорить.

В общем, если хотите знать будничную правду о жизни во время страшной войны — без этого документа не обойтись.

 

 

9. «Все об Анне». На мой взгляд — лучшая книга для подростков о самой известной девочке, погибшей в Катастрофе. И о Катастрофе вообще. А еще это книга с самым сложным типографским исполнением в истории издательства.

 

 

10. Последний, девятый, том «Голоса в тишине».

За десять лет этот цикл хасидских историй в пересказе Якова Шехтера стал очень популярным. И когда я говорю «очень», я именно это и имею в виду: первые тома уже выдержали переиздания, а в рейтинге заявок вопрос «когдаследующийголос?» годами держался на первой строке.

Шехтер не стал переводить исходный материал, а поступил как писатель: воспользовавшись сюжетом, создал собственные рассказы. И это ему удалось: люди, никогда не слышавшие о цадиках, запоем читали рассказы о них.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Память, Джейкобсон, «J»

Мне часто говорят, что я английский Филип Рот или английский Вуди Аллен. Я отвечаю, спасибо за столь лестный комплимент, но я бы предпочел быть еврейской Джейн Остин. Это шутка, но я и в самом деле в большей степени еврейская Джейн Остин, чем английский Филип Рот. Моя мать предпочитала английскую классику, хотя могла читать, скажем, Дэвида Лоуренса, и я воспитывался на романах Диккенса, Остин. Да, это сложности еврейской интеграции в другую культуру. Мы знаем, чем закончилось для евреев это вживание в культуру немецкую. Но в данном случае, я думаю, это менее опасно.

Ужин в центре Земли

— Мир ненавидит нас, всегда ненавидел. Нас убивают и всегда будут убивать. Но ты — ты повышаешь цену, — говорит ему старик. — Не останавливайся. Не останавливайся, пока наши соседи не уразумеют. Не останавливайся, пока плата за убийство еврея не станет слишком высокой даже для богача, которому есть что транжирить. В этом вся твоя задача на этой земле, — говорит Бен‑Гурион. — Да, ты здесь только для того, чтобы увеличить премиальные за еврейскую голову.

Мастерская дьявола

Этот ваш Терезин, мой милый старый пастушок, мне даже чем‑то напоминает Венецию, говорит Сара, небрежно опершись о мое плечо; на полу вокруг нас сохнут майки с Кафкой — целая куча маек, у нас был поход за майками, и нас намочило ливнем, я дышу черной влагой пражского дождя в ее волосах… Понимаешь, святой Марк и гондолы — это ваш Музей, который власти содержат напоказ всему миру… а чуть дальше в ветхих домах живут нормальные люди — ну то есть как нормальные, покaчала она головой, фыркнула и уточнила, что повсюду в Западной Европе о массовых военных захоронениях тщательно заботятся и оберегают их, а у вас в Терезине…