Это случилось в конце марта 2020 года, в начале пандемии коронавируса, пишет журналист Israel Hayom Эяль Леви. Когда Орен Шнайдер отбывал карантин вместе с семьей в своем доме в Бруклин-Хайтс (Нью-Йорк), ему позвонила сестра Михаль из Израиля и сообщила, что их любимый дедушка Александр Розиак скончался в возрасте 94 лет.

Орен повесил трубку и сразу достал свой ноутбук, чтобы продолжить работу над мемуарами, которую начал незадолго до этого. Теперь он чувствовал себя более чем когда-либо обязанным рассказать необыкновенную историю деда. 

Результатом его работы стала книга под названием «Ученик из Бухенвальда», опубликованная сначала на английском языке в Соединенных Штатах, а недавно переведенная на иврит и опубликованная в Израиле.

«Дедушка был моим супергероем, — заявляет Орен в интервью, приуроченном к выходу книги на иврите. — Я всегда ценил его как человека, который жил в трудное время и вопреки обстоятельствам, при этом создал семью, сохранил здравомыслие и человечность».  

— Ваш дед откровенно рассказывал о своем опыте во время Холокоста?

— Да, дедушка всегда делился. Он также не возражал, если люди приходили и фотографировали его. С другой стороны, он говаривал: «Кому это может быть интересно?» Когда люди просили его рассказать свою историю, он повествовал, и все сидели, как зачарованные. Но когда я спросил его, не напишет ли он книгу, он ответил: «О Холокосте уже написано много историй». Я, признаться, тоже никогда не думал, что книга материализуется.

Семейная история

Мать Орена, Майя, дочь Александра и Иегудит, которые оба пережили Холокост, в 1970-х годах была студенткой-медиком и познакомилась с израильтянином по имени Менахем Шнайдер.

Тот был пилотом «Скайхока» и инструктором летной школы. Трагедия произошла 29 февраля 1976 года, в 8:55 утра, недалеко от Масады, когда самолет, в котором летел Шнайдер вместе со стажером, столкнулся в небе с другим самолетом. Он и два других пилота погибли.

На момент смерти Шнайдеру было двадцать три года, у него осталась беременная вдова, а Орен, которому в то время было 13 месяцев, не запомнил своего отца.

«У моей матери был младенец, она была беременна, а еще у нее было двое родителей, переживших Холокост, с “синяками” и “шрамами”, — делится Орен. — Будучи ребенком, я с четырехлетнего возраста читал кадиш на военном кладбище в Нетании. Моя мать была блестящим человеком, и выглядело очевидным, что она может добиться большого успеха, но этот трагический случай нарушил траекторию ее жизни».

Чтобы прокормить семью, Майя работала в больнице по много смен. С целью помочь ей Александр и Иегудит, бабушка и дедушка, переехали в квартиру двумя этажами ниже. Иегудит владела магазином канцелярских товаров, Александр был бизнесменом, постоянно искавшим что-то новое. Он был одним из первых, кто прибыл в Японию в 1960-х годах и в итоге оказался в числе основных импортеров продукции корпорации Sharp.

«Мой дед был человеком, вызывавшим большое впечатление, — рассказывает Орен. — Высокий, с европейской внешностью, очень ухоженный, он как будто сошел с обложки журнала. Всю жизнь он показывал, что сильный, но с юных лет я понял: он скрывает внутри себя уязвимость. В Израиле дед сталкивался с проблемами и неурядицами, все время приходили дурные новости: еще одна война, его зять убит, сироты, которых нужно было растить…»

Пока мать Орена трудилась в больнице, он, сразу после школы, отправлялся к бабушке с дедушкой. Дед часто рассказывал ему о своем детстве и взрослении в Европе, о том, как постепенно все погрузилось во тьму.

«С восьмилетнего возраста я сидел с ним и записывал его слова, потому что его рассказы завораживали меня. В основном он рассказывал о детстве, о тяжелейших ситуациях, через которые ему пришлось пройти в концентрационном лагере. Например, когда у них не было кровати, чтобы согреться, они по очереди растирали друг друга. Он всем делился. Он не сдерживался. Но делился в самом безопасном месте из возможных – в израильском доме, где было спокойно».

До Бухенвальда

Александр родился в 1927 году в Сечовце, маленьком городке в тогдашней Чехословакии, в богатой купеческой семье, которая числилась среди местных «аристократов». Когда вторглись нацисты, мир семьи перевернулся с ног на голову, имущество было конфисковано. Александр и его отец оказались разлучены с матерью, боролись за свою жизнь в холоде и голоде, но, благодаря находчивости и навыкам выживания, получили работу на фабрике, производившей винтовки для нацистов, поблизости от концентрационного лагеря Бухенвальд.

В то время Александру было семнадцать лет, он отвечал за доставку материалов и писем, но быстро оказался посредником между бойцами Сопротивления, работавшими на фабрике.

Однажды Гриша – заключенный в лагере, бывший советский офицер – послал Александра передать инструкции Кристофу, отвечавшему за изготовление прицелов винтовок, как следует их портить, чтобы сделать бесполезными уже в начале боя.

«Это удивительная история, — замечает Орен. — Я помню, что однажды действительно наткнулся на историю о поврежденных чешских винтовках, доставленных в Израиль. Это было зафиксировано в архивах ишува во время Войны за независимость. Мой дедушка был особенным во всем, что касалось ручной работы и технического понимания. Хотя сам он не портил винтовки, он проявил храбрость, передавая сообщения. Я нахожу его мужество невероятным.

Он был бесстрашен, ведь ему было всего 17 лет. В конце концов, мы посылаем 18-летних парней сражаться, потому что они молоды и думают, что непобедимы. Я не уверен, что 40-летний мужчина, у которого есть семья, не стал бы колебаться… Вероятно, это заложено в нашей ДНК».

Александр пережил Холокост, как и его родители. К концу войны он отвечал за печатные машинки в лагере, получив назначение на эту должность благодаря своим техническим талантам, которые проявились у него уже с юных лет и помогли выжить.

«Я унаследовал механизм выживания от своего деда: мыслить позитивно, иметь мужество и заботиться о себе. Это был его девиз. Дедушка всегда говорил мне: “Пока ты не позаботишься о том, как выглядишь и как себя ведешь, пока не защитишь себя и не потребуешь того, чего заслуживаешь, никто не сделает этого за тебя”. Он вложил всю свою мудрость в то, как воспитывал меня».

Таким образом, Александр заменил Орену отца.

«Внешне мы похожи, и оба очень сдержанны, — рассказывает Орен. — Я человек деталей и цифр. Он был человеком больших масштабов и работы. У нас обоих были трудности с агрессивной и неуважительной культурой. Это одна из причин, по которой мне сейчас комфортно в Америке».

 — Вы имеете в виду, что израильская культура агрессивна?

— Даже будучи ребенком, я соприкасался с этим. Когда мне было шесть лет и я учился в школе в Нетании, один из детей ударил меня. Дедушка пережил свою травму, когда ему было 14-17 лет, а я пережил свою, когда мне было от 2 до 6. Я очень похож на него в умении создавать дистанцию и полностью отстраняться. Мы оба что-то скрываем, но я не ношу маску, и он этого не делал.

Одна из историй, рассказанных в «Ученике из Бухенвальда», посвящена поездке Орена со своим дедушкой в начале 1990-х годов в Сечовец, где родился Александр. Оттуда они вдвоем отправились в Бухенвальд.

«Мы вошли в ворота лагеря, и там никого не было, — вспоминает Орен. — Дед был ужасно разочарован тем, что деревянные бараки разрушены. Мы ездили на экскурсию, и он говорил мне: “Здесь мы гуляли, здесь был лагерь…” Он все помнил».

 — Ваш дед когда-нибудь говорил, что ненавидит немцев?

— Нет, он ненавидел людей, которые причинили вред его семье и убили его родственников, но для него было естественным разделять их. Он не верил в сведение счетов и месть. Он всегда мыслил позитивно: прожить этот день так, будто он первый и последний.

 — По сути, он вас вырастил…

— Конечно. Он пытался повлиять на меня, стать образцом для подражания. Научил меня бриться и одеваться. Он был самым близким мне человеком. Каждое лето они с бабушкой возили нас в Европу. Там он чувствовал себя как дома, предпочтительно в немецкоязычной стране. Обычно это была Австрия, но иногда Швейцария или Германия. Он чувствовал себя комфортно, когда его обслуживали люди, говорящие по-немецки. Может быть, это была своего рода месть?.. Возможность появиться там и сказать: «Вот я здесь…»

— Как вы думаете, насколько хорошо вы знали своего дедушку?

— Все-таки мои воспоминания связаны с человеком, который скрывал больше, чем раскрывал. Я не знал всех его секретов. И не знаю, как он справлялся с демонами прошлого. В годы его активности я был еще очень молод. Подростком я имел много предположений о том, что он делал…

48-летний Орен вырос в нестабильной обстановке: потерял отца, у матери была трудная жизнь. Тем не менее, он стал студентом-отличником, служил в ЦАХАЛе в подразделении 8200 и дослужился до майора. После увольнения из армии работал в сфере высоких технологий, но чувствовал, что это не по его части. В 2004 году женился на Шэрон и переехал в США, где учился в Колумбийском университете.

«Получив диплом, я устроился в крупную консалтинговую компанию в области финансов, — рассказывает Орен. — Но понял, что мне как предпринимателю нужно вернуться к корням. Я искал отрасли, которые были далеки от меня, но которые я мог бы изменить. Меня познакомили с человеком, занимавшимся ювелирными изделиями и драгоценными камнями. Вместе мы основали консалтинговую компанию, которая работала с правительствами и крупными организациями, у нас был интересный бизнес. Сегодня я возглавляю CIRCA – компанию, которая дает вторую жизнь старым часам и ювелирным изделиям, с 22 филиалами по всему миру, от Гонконга до Беверли-Хиллз».

 — Что сказал ваш дед, когда вы решили переехать в США?

— Мы разговаривали почти каждый день. У меня в телефоне все еще есть его голосовые сообщения, время от времени прослушиваю их. Для дедушки работа была на первом месте. Он звонил и говорил: «Надеюсь, я тебе не помешал». И если звонок поступал на голосовую почту, он отвечал: «Отлично, это признак того, что ты занят. Перезвони мне, когда сможешь».

Он говорил так: «Если ты решаешь следовать своим мечтам, а они находятся где-то в другом месте, это прекрасно. Каждый человек должен быть в таком месте, где находит покой и удовлетворение». Он говорил именно о США, потому что знал: большинство братьев его отца переехали в Америку и основали здесь семьи, но отношения с ними оказались полностью прерваны.

Семейное древо

Орен не только рассказал историю своего деда, но и углубился в его семейную историю с помощью онлайн-платформы генеалогии MyHeritage.

«Я хотел понять, что произошло 120 лет назад, когда члены семьи разошлись в разные стороны, — говорит он. — Большинство из них завели семьи и жили за границей. Они не знают Израиля и не бывали в нем. Они евреи, но реформисты. Я связался с ними и познакомился со многими из них. 

Другая половина семьи стала ультраортодоксальной. Они переехали в Бней-Брак и Иерусалим. 

Остальные поселились в Огайо и Нью-Йорке. Среди них профессор Гарварда, психолог из Йельского университета и нейробиолог из Стэнфорда, все они ученые, очень похожи на моего дедушку. Они ничего не знают о члене своей семьи, который пережил Холокост и является братом их любимого отца. Шестьдесят профессоров и докторов собрались вместе для телефонного разговора, и я рассказал им обо всем, что обнаружил. За последние полтора года я смог связаться с теми членами семьи, о существовании которых знал, но не знал, как с ними связаться. Они протянули друг другу руки после прочтения моей книги».

Когда Орен переехал в Соединенные Штаты, чтобы жить рядом со своей семьей и строить там бизнес, его отношения с дедушкой сосредоточились на телефонных звонках и визитах в Израиль.

«В последние годы своей жизни, каждый раз, когда мы расставались, он обнимал меня и говорил: “Это наша последняя встреча”. Я отвечал: “Мы снова приедем в марте, так что держись”. В последний раз мы встретились в декабре 2019 года, и я подумал, что это действительно последний раз, потому что он был уже очень слаб. Поэтому, когда я услышал о его смерти, я испытал некоторое облегчение. Но он все время со мной. Я помню его сильным, оптимистичным, активным».

Прослушивание старых записей

С началом пандемии мир остановился, как и бизнес Шнайдера.

«Я был дома, мне в голову приходили разные экзистенциальные мысли. Порой мы настойчиво думаем о том, откуда придет помощь… И тогда я испытал желание прослушать записи моего деда».

Это были старые записи, времен юности и молодости Орена, с 1995 по 2008 год.

«Я всегда был связан с историей деда и не планировал ничего делать с записанным материалом, — объясняет Орен. — Я просто хотел убедиться, что эта история сохранилась. У меня было много часов записанных бесед, я прослушал и понял, что хочу записать его историю в виде текста».

Чтобы научиться писать мемуары, Шнайдер прошел мастер-класс по писательскому мастерству: «Я прошел интенсивный курс и почувствовал, что “в конце туннеля появился свет”. Когда я получил сообщение, что дедушка скончался, у меня защемило сердце от мысли, что он не сможет прочитать эту книгу. Но я продолжил, через два месяца у меня был готов черновик. Я понимал, что мир вот-вот выйдет из пандемии, и меня снова потянет в другие места, поэтому я должен закончить проект».

— Считаете ли вы, что интерес к литературе о Холокосте снизился?

— Я так не думаю. Мое поколение подходит к тому моменту, когда уже на нас ложится бремя ответственности и памяти. Двадцать лет назад это не было для меня очевидным, но теперь я знаю, что одна из моих обязанностей как израильтянина и еврея, живущего в крупнейшем еврейском городе мира, — передать нашу историю будущим поколениям.

— Думали ли вы экранизировать ее?

 — Вероятно, мы сделаем из этого сериал. Я проконсультировался с профессионалами, разбирающимися в индустрии, и они сказали мне, что в книге слишком много деталей и содержания для одного фильма. Замысел точно состоится, потому что это слишком важная история, чтобы ее не рассказать. Хотя это все только на ранних стадиях, в развитии.