В серии «Проза еврейской жизни» «Книжников» есть сборник рассказов американки Синтии Озик — «Путермессер и московская родственница». Заглавие, повторяющее название одного рассказа, явно выбрано для завлекательности русских читателей. Озик — писательница известная, пишет, главным образом, о еврейской более или менее интеллектуальной среде университетских выпускников. Если бы сочинял рецензию, высказался бы и о книжке, и об авторе скорее критически. Но лишний раз повторю — перефразируя Крылова — мы рецензии не пишем. Мы ищем чего-то, что стоит за литературой, проступает из нее. Под этим углом зрения книжка говорит о трех самых существенных гранях еврейского характера, а потому о трех важнейших проявлениях еврейской жизни.

В аннотации имя писательницы ставится в один ряд с Филипом Ротом и Башевисом Зингером. Из прочитанного этого не следует. И дело не в том, что у нее, вполне вероятно, есть произведения лучшие. Как и не в выборе рассказов для сборника (имя составительницы, Л. Беспаловой, — гарантия их репрезентативности и редакторского вкуса). Причина — в нарушении главных принципов писательства: автор не вправе распоряжаться персонажем по своему произволу — и не должен ставить себя судьей над его поведением. Ироничные авторские ремарки типа «усталые мужи» или саркастические «анонимные посредственности» не внушают доверия. Ум писателя не основание для оценки глупости героя. Не говоря о том, что с этим всегда можно переборщить. Иногда она перепоручает оценку действующим лицам — которые на поверку ничуть не выше тех, на кого смотрят свысока. Читая рассказ «Учеба», мы с самого начала поняли, что новые знакомые героини эксплуатируют ее, автор же продолжает и продолжает приводить примеры ее труднообъяснимой услужливости. Но если она так глупа, что сама не видит этого, то это превращает ее в куклу: рассказчик по своей прихоти управляет ею, читатель теряет к ней интерес.

Однако, по воле писательницы или нет, здесь мы сталкиваемся с явлением, свойственным еврейской психологии. Еврейская мама всегда знает за сына, какую шапку ему надеть и на ком жениться. На свете есть множество людей, уверенных, что они лучше всех понимают, что к чему. Чего что стоит, что правильно, что нет. А главное — как все обстоит на самом деле. Среди евреев процент таких умников исключительно высок. Почти каждый в глубине души, а чаще и в открытую уверен, что мудр, проницателен и разбирается в чужой натуре и в картине мира, как никто другой. Отчасти сам подход Озик к тем, кого она изображает, — пример такой позиции.

Особняком стоят два рассказа. Первый — тот, что дал название книге. Из общего ряда его выводит эта самая «московская родственница». Племянница из России приезжает в начале перестройки к американской тетушке, Та мало чем отличается от остальных персонажей Озик и по обстоятельствам судьбы, и по внутреннему складу, и по духу. Племянница, молодая женщина советского воспитания и советского напора, — нечто новое. Писательница и ее накалывает на кончик своего пера, рассматривает и дает квалифицированное заключение. Но даже если эта Лидия из Москвы и уложится в характеристики, полученные от писательницы, ее оценка происходящего, выбранный курс и поведение выдают человеческий тип, не совпадающий ни с американской еврейкой, ни с израильской, ни с русской из тех, которые нам известны. Тем более что не очень-то она в умозаключения Озик укладывается.

Во-первых, она, как и все made in Russia, знает, что жизнь устроена не по законам, а по понятиям. Ее тетушка-юрист ошеломлена, узнав, что она, чтобы получить визу, сказала консулу, что замужем и имеет двоих детей. Как можно: это же ложь! Но для той правила, требующие неоспоримых доказательств, что ты не намерена остаться в Америке, доказательств, которых человек дать не может, стоят на одной доске с ложью: ничем кроме лжи удовлетворить их невозможно. С обеих сторон идет игра краплеными картами, и буржуазно-демократические ничем не лучше советско-тоталитарных. А во-вторых, и это самое сильное, мы в России от рождения до смерти только то и делаем, что исполняем правила — абсурдные, бесконечные, принципиально неисполнимые. Мы их столько уже исполнили и столько наврали, притворяясь, что исполнили, — что пошли они подальше. Все: и ваши самые замечательные, и наши самые паршивые. И поскольку это положение дел распространяется на всех граждан без исключения, постольку и на российских евреев. Вы, тетя Путермессер, досконально знаете о преследованиях евреев, вы ждете увидеть родственницу, претерпевшую их, несущую на себе печать унижений и страданий. Ничем не можем вам помочь — получите такую, которая научилась во всем этом просто жить. Не специфически еврейски, а как все. То есть еврейку, для которой главное история не еврейская, а советская. Не еврейская жизнь, а общечеловеческое выживание.

Но лучший, на мой взгляд, рассказ, и по нему я хочу оценивать творчество Озик, и оцениваю его высоко, это «Жажда крови». Современный нью-йоркский еврей приезжает в поселок американских хасидов. Уверенный в себе, самодостаточный, нерелигиозный — еще один из описанных выше, — он попадает на встречу с раввином общины. Многие мужчины общины, в среднем сорокалетние, прошли через немецкий концлагерь. Вечерняя беседа посвящена искуплению прегрешений. Речь заходит о козлах отпущения. О сбрасываемом в пропасть козле для Азазеля. Зачем он? Кто он? Он тот, кто вместо. Он — каждый из нас: потому что каждого из нас куда-то тащат, мы лишены выбора, несвободны. «Мы жили в местечках, нас загнали в лагеря, мы были в поездах, нас загнали в душегубки». Мир, в котором нет Храма, сделал вид, что теперь он Храм. И мы в нем — вместо жертвенных козлов. «Кто вы? — внезапно и резко обращается раввин к герою рассказа. — Отвечайте и смотрите на меня…» (Ради тех, кто захочет прочесть рассказ, не буду открывать его интригу.)

Итак. Или встраивание в жизнь других. Или использование сложившегося уклада жизни в своих интересах. Или осознание жизни без Храма как подмены подлинной. Первое бесперспективно, второе угрожающе, третье горько. Три варианта — если угодно, три возможности — еврейской жизни. Как, впрочем, любой.

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 490)

Сборник рассказов Синтии Озик «Путермессер и московская родственница» можно приобрести на сайте издательства «Книжники»