Кто устроил погром в Варшаве в 1940 году? Почему Латвия прекратила расследование дела нацистского преступника? И что нового рассказывает фильм Кирилла Серебренникова об исчезновении Йозефа Менгеле? Глава департамента общественных связей ФЕОР и главный редактор журнала «Лехаим» Борух Горин представляет обзор событий недели.

Йом а-Шоа — память о Холокосте, живая и вечная

Весна. В Израиле на минуту замирает вся страна — звучит протяжный звук сирены. Пешеходы останавливаются, водители выходят из машин и стоят в скорбном молчании. Так ежегодно страна чтит Йом а-Шоа — День памяти Катастрофы и героизма европейского еврейства. Этот день установлен в память о шести миллионах евреев, уничтоженных нацистами, и о тех, кто восстал против бесчеловечного зла. Сегодня Йом а-Шоа стал не просто датой в календаре — это живая ниточка памяти, связующая поколения. Спустя восемь десятилетий после войны мы по-прежнему задаемся вопросами: как сохранить правду о пережитом? как рассказать новым поколениям обо всех уроках Холокоста? как почтить и услышать последних свидетелей, пока они с нами? В нашем выпуске — размышления об этом и последние новости, связанные с памятью о Шоа: от почти забытой трагедии 1940 года в Варшаве до современного кино о бегстве нацистского преступника. Это тревожные, болезненные, но необходимые темы — ведь память о Холокосте остаётся нашим моральным ориентиром и предупреждением на будущее.

Забытая трагедия: Пасхальный погром 1940 года в Варшаве

Весной 1940 года, за три года до восстания в Варшавском гетто, случилась трагедия, о которой долго почти не вспоминали. Речь о пасхальном погроме в оккупированной нацистами Варшаве — череде массовых антисемитских нападений, произошедших ровно 85 лет назад. С Страстной пятницы и до Пасхального воскресенья (22–24 марта 1940 года) толпы варшавян — подстрекаемые окуупантами — громили еврейские магазины, лавки и дома. На улицах Хмельна, Желязна, Маршалковская происходили нападения: людей избивали только за то, что они евреи. Историки фиксируют, что десятки были тяжело ранены, разрушено множество еврейских торговых точек, колоссальный материальный ущерб.  Эта волна насилия вошла мрачной страницей в историю польской столицы, когда отчаяние, страх и нацистская пропаганда развязали руки погромщикам, направив их ненависть на беззащитное еврейское население.

Почему это стало возможным? Причин было несколько. В первую очередь — целенаправленная политика оккупантов. Нацистские власти стремились использовать ненависть многих поляков к евреям: распускали лживые слухи о «еврейской спекуляции», «большевизме», «предательстве нации». На фоне военной разрухи, голода и безработицы такая циничная пропаганда падала на благодатную почву. Давние экономические трения между польскими и еврейскими торговцами обострились до крайней степени . В погроме участвовали не только организованные группы радикалов, но и многие озлобленные обыватели, поддавшиеся растабуированной истерии ненависти. И все же находились поляки, которые, рискуя собой, пытались защитить своих еврейских соседей — укрывали пострадавших, старались остановить насилие. Эти проявления человеческого достоинства вспоминались потом как редкие лучики света во тьме.

Пасхальный погром 1940-го фактически стал прологом к трагедии Варшавского гетто. Всего через несколько месяцев, в ноябре 1940 года, нацисты окончательно заперли евреев в гетто — более 400 тысяч человек оказались обречены на голод, болезни и гибель. По сути, весенний погром был зловещей «репетицией» разрушения еврейской общины Варшавы, инспирированной и направляемой оккупантами. Недаром историки предполагают, что нацисты умышленно допустили (а возможно, и организовали) эти беспорядки как оправдание для создания гетто.

Долгое время память об этих мартовских событиях меркла на фоне ужаса последующих лет Катастрофы. Лишь недавно в Польше заговорили об этой забытой трагедии. В нынешнем году, когда исполнилось 85 лет со дня погрома, польские историки и общественность обратились к тем событиям. Крупнейший музей еврейской истории в стране — музей POLIN в Варшаве — включил пасхальный погром 1940 года в число важных мемориальных дат. Проводятся специальные лекции и выставки, публикуются свидетельства очевидцев и исследования, чтобы вернуть в общественную память этот эпизод. Польский новостной портал TVP Info подробно напомнил о ходе погрома и его жертвах . Благодаря этим усилиям, спустя десятилетия, голоса прошлого снова слышны.

Из сегодняшнего дня пасхальный погром видится нам горьким уроком о том, как легко ненависть может разорвать ткань общества. Страх, нищета и лицензия на ненависть тогда превратили соседей в убийц, показав, сколь хрупки нравственные устои. Осмысляя ту давнюю Варшавскую Пасху, мы лучше понимаем: память нужна не ради воспоминаний как таковых, а чтобы подобное не повторилось. В Варшаве ныне звучат слова примирения и скорби — и это важный шаг, пусть запоздалый, к историческому исцелению.

Правосудие и правда: дело Герберта Цукурса

Память о Холокосте — это не только скорбь, но и непрекращающийся поиск правды и справедливости. Даже спустя 80 лет споры о виновниках и попытки добиться правосудия не утихают. Свежий пример — резонансная история из Латвии, связанная с именем Герберта Цукурса.

Цукурс — фигура печально известная. Во время нацистской оккупации он, летчик и герой довоенной Латвии, был заместителем командира карательного отряда «Арайс» в Риге и прославился особой жестокостью. Его называли «рижским мясником» за прямое участие в уничтожении латвийских евреев. После войны Цукурс сумел бежать и долгие годы скрывался за границей. В 1965 году израильские агенты «Моссад» настигли его в Южной Америке и ликвидировали, однако формально судебного процесса над ним так и не состоялось. В Латвии долго шли дискуссии: считать ли Цукурса военным преступником без суда? Нужны ли официальные расследования? И вот буквально на днях пришла новость, которая вызвала негодование в Израиле и во всем мире. Прокуратура Латвии объявила о закрытии расследования в отношении Герберта Цукурса, сославшись на отсутствие достаточных доказательств его личной вины.

Это решение латвийских властей прозвучало неожиданно и болезненно. Яд Вашем, израильский Мемориальный комплекс Катастрофы, выпустил гневное заявление, назвав закрытие дела непонятным и возмутительным. В заявлении подчеркивается: преступления Цукурса во время Холокоста общеизвестны и не подлежат сомнению — имеются многочисленные свидетельства его участия в убийствах десятков тысяч евреев. Факты настолько очевидны, что попытка прекратить расследование выглядит как искажение и игнорирование исторической правды. «Решение о прекращении расследования сбивает с толку, ведь ужасы, сотворенные Цукурсом, неоспоримы», — заявили представители Яд Вашем. Более того, Яд Вашем выразил готовность предоставить из своих архивов все необходимые документы, если латвийская сторона возобновит усилия по привлечению Цукурса (пусть посмертно) к ответственности .

Особую тревогу вызывает то, что в самой Латвии в последние годы предпринимались попытки реабилитации образа Цукурса. Выпускались публикации, где его пытались выставлять не злодеем, а едва ли не национальным героем —  патриотом, «невинно оклеветанным». Яд Вашем резко осудил эти попытки переписать историю и обелить палача, назвав их прямым искажением Холокоста. Решение прокуратуры, по сути, подыгрывает подобной тенденции, что крайне тревожно. Память о жертвах требует, чтобы имена убийц назывались открыто и громко, даже спустя много лет.

Латвийский правозащитник и юрист Давид Липкин уже заявил, что будет обжаловать прекращение дела . Он и другие общественные деятели требуют возобновить расследование и дать историческую оценку деяниям «рижского мясника». По их словам, закрытие дела — оскорбление памяти погибших и выживших.

Эта история — напоминание о непростой борьбе за историческую правду. Прошли десятилетия, преступник уже мертв, но общество всё еще решает, как относиться к его наследию. Будет очень печально, если политическая конъюнктура возьмет верх над фактами. Ведь одна из ключевых заповедей Йом а-Шоа — ничего не забывать. А забвение может начинаться с замалчивания преступлений или оправдания палачей. Важно, чтобы даже через 80 лет после войны те, кто замарал руки в крови невинных, не получили посмертного прощения только из-за чьего-то нежелания вскрывать старые раны. В этом смысле позиция Яд Вашем однозначна: реабилитации нацизма не быть, и каждый случай искажения истории должен получать решительный отпор.

Исчезающие свидетели: время на исходе

Но как отстаивать правду о Холокосте, если свидетели тех событий исчезают на наших глазах? Эта мысль пронизывает недавний доклад, опубликованный организацией Claims Conference (Конференция по еврейским материальным претензиям к Германии). Доклад так и называется — «Исчезающие свидетели», и цифры в нём заставляют задуматься. Согласно этому всестороннему демографическому исследованию, к 2040 году в живых останется лишь совсем небольшая горстка переживших Холокост. Еще есть около 220 тысяч выживших по всему миру. Самая большая община переживших — в Израиле (~110 100 человек), далее идут США, страны бывшего СССР и другие. Но средний возраст этих людей — 87 лет, из них почти две трети — женщины. 1400 оставшихся в живых уже перешагнули столетний рубеж. Прогноз, увы, неутешителен: через шесть лет (к 2030 г.) примерно половины нынешних свидетелей не станет; в Израиле численность переживших сократится на ~43%, в США — на 39%, а в постсоветских странах — более чем наполовину . То есть время буквально уходит у нас из-под ног.

Руководители Claims Conference прямо говорят о чрезвычайной срочности. Президент организации Гидеон Тейлор подчеркнул: теперь — последний момент, чтобы выслушать истории этих людей, пока они рядом. «Время почти вышло», — с горечью констатировал он, призывая чаще приглашать очевидцев Холокоста выступать в школах, синагогах, общинных центрах. Исполнительный вице-президент Грег Шнайдер добавил: «Мы давно знали, что это последнее поколение свидетелей. Сейчас — последние годы, чтобы оказать им почести, обеспечить им достойную старость и сохранить их рассказы для будущих поколений». Это не просто слова — это, по сути, наказ всем нам: успеть записать и запомнить как можно больше свидетельств, пока не стало слишком поздно.

В том же докладе приведены поразительные личные истории, напоминающие, ради чего нужна эта спешка. Там есть, например, рассказ 110-летней Нехамы Гроссман из израильского города Арад — она старейшая из ныне живущих переживших, передавшая своим потомкам главный завет: «ненависть не должна победить». Или история 98-летнего Леонарда Зайческу, спасшегося из «поездов смерти» в Яссах, и Пинхаса Гуттера — одного из последних участников восстания в Варшавском гетто. Они все сегодня говорят нам одно: слушайте нас, пока можете, несите нашу память дальше.

Мало просто понимать проблему — нужны действия. И по всему миру сегодня реализуются проекты, спасающие живые голоса истории. Например, в США уже несколько десятилетий работает Фонд Шоа (USC Shoah Foundation), основанный Стивеном Спилбергом. С 1990-х годов он записал на видео более 55 000 интервью с очевидцами Катастрофы — колоссальный архив человеческой памяти. Но и на этом не остановились: теперь Фонд применяет самые современные технологии, чтобы встречи с очевидцами остались возможны даже после их ухода. Так, разработан проект интерактивных биографий — когда с записанной на видео моделью свидетеля можно вести диалог, задавая вопросы и получая заранее подготовленные ответы. Один из таких проектов — «Dimensions in Testimony» — уже представлен в музеях: посетители, глядя на голографическое изображение сидящего перед ними человека, могут спросить его о чем угодно из военных лет, и получают развернутый ответ, словно беседуют с живым свидетелем. Это поразительно сближает нас с прошлым.

Еще одна инновация — 360-градусные видеосвидетельства на местах событий. Команда Фонда Шоа вместе с уцелевшими узниками выезжает в бывшие лагеря смерти или гетто и там, с помощью специальных камер, записывает их рассказ об увиденном, панорамно показывая и само место. Например, 92-летний Эдуард Мосберг, переживший концлагерь Маутхаузен, приехал туда спустя более 70 лет и прошелся с камерой по печально известным «ступеням смерти», описывая свой опыт . Такой фильм создает полный эффект присутствия: зритель как бы оказывается рядом с очевидцем там, где все происходило. Первый подобный VR-документальный фильм «The Last Goodbye» (2017) с участием узника Майданека Пинхаса Гуттера получил признание критиков . Технический директор Фонда, Стивен Смит, говорит, что в таком формате нет ничего «виртуального»: это те же свидетельства, просто снятые множеством объективов, и они не менее аутентичны, чем традиционные интервью . Все это — попытки преодолеть пропасть времени с помощью технологий.

В Израиле свою миссию выполняет Яд Вашем. С момента основания мемориала там собраны десятки тысяч письменных и видеосвидетельств, создан огромный архив имен. Сейчас Яд Вашем, как и Фонд Шоа, спешит охватить оставшихся выживших. Ежегодно к Дню памяти организуются кампании «Каждый свидетель — ценен»: волонтеры и сотрудники музея приходят к пожилым людям домой с камерой и диктофоном. И часто оказывается, что даже прожив жизнь в тишине, некоторые из них готовы наконец рассказать о пережитом — пусть перед камерой, но и перед всем миром. Эти последние рассказы бережно хранятся в цифровых архивах Яд Вашем, чтобы любой исследователь или школьник мог когда-нибудь их услышать.

Наконец, в Великобритании не так давно запущена впечатляющая программа Testimony 360 — она объединяет сразу и виртуальную реальность, и элементы искусственного интеллекта для сохранения памяти о Холокосте . Британский Фонд образования о Холокосте (HET) создал эту программу специально для школ. С ее помощью ученики могут пообщаться с виртуальным образом свидетеля, задавая ему вопросы и получая заранее запрограммированные ответы от имени реального человека. А затем — надев VR-гарнитуры — совершают виртуальную экскурсию по месту, о котором рассказано в свидетельстве, будь то бывший концлагерь или гетто. Технология уже опробована в 15 школах и получила восторженные отзывы. «Мы на пороге нового этапа образования о Холокосте. Свидетелей почти не осталось, но мы можем создавать запоминающийся опыт даже без их физического присутствия», — говорит директор фонда Карен Поллок. По ее словам, на фоне роста антисемитизма в мире такая «оживающая» история — критически важна для молодежи. Ведь простое чтение учебника никогда не даст того эффекта сопричастности, как личный рассказ, даже если он звучит из динамика компьютера.

Все эти инициативы — от видеоархивов до VR — объединяет одно: гонка со временем. Пока жив последний очевидец, надо успеть расспросить и записать все, что возможно. И в то же время — подумать, как рассказывать об этом, когда свидетелей не станет. Йом а-Шоа каждый год напоминает об этой ответственности. Наша задача — не прервать цепочку памяти.

Живой голос истории: Бериш Аурбах, 104 года

Среди тех немногих свидетелей, кто еще с нами, есть поистине уникальные личности. О некоторых хочется рассказать особо. В далекой Австралии, в городе Мельбурне, живет Бериш Аурбах, которому недавно исполнилось 104 года. Он — один из последних людей на земле, кто лично видел восстание в Варшавском гетто 1943 года. Вернее, он стал его невольным свидетелем: за несколько дней до начала восстания Бериша (тогда ему было 22) чудом контрабандой вывезли из гетто — старший брат успел подкупить кого нужно, и юношу тайно вывезли за стены прямо перед тем, как гетто взорвалось пламенем сопротивления. Бериш спасся, но то, что он увидел затем, осталось в памяти навсегда. «Я до сих пор помню едкий запах горящего гетто», — говорит он, сидя у себя дома в тихом пригороде Мельбурна. Пасхальные дни 1943 года, когда нацисты методично сжигали дом за домом, подавляя сопротивление евреев, отпечатались в его юношеском сознании страшными картинами. «Я мог бы говорить об этом полгода напролет и все равно не рассказал бы всего», — признается Бериш Аурбах. В его памяти — неисчерпаемый кладезь деталей о жизни в гетто, о лицах и именах, о героях и жертвах.

Аурбах родился еще в 1920 году в польской семье хасидов. Война лишила его почти всего: он потерял мать еще в детстве, в гетто погибло множество друзей, многих родственников увезли и убили. Но он уцелел — выбрался из пылающей Варшавы, скитался, пережил лагеря беженцев, а после войны эмигрировал в Австралию. Туда, кстати, переехали около 35 тысяч еврейских беженцев — Австралия стала далеким тихим пристанищем для тех, кто чудом избежал гибели в огне Катастрофы. Бериш обосновался в Мельбурне, где была большая польско-еврейская община и звучал родной идиш. Он женился, создал семью — сейчас у него трое детей и четверо внуков. С годами Аурбах превратился в уважаемого лидера общины: десятилетиями он был председателем своей синагоги «Коулфилд Бейт-Мидраш» в Мельбурне, активно участвовал в благотворительных проектах, передавал традиции молодежи.

Сегодня, несмотря на преклонные годы, Бериш Аурбах по-прежнему бодр духом и остер умом. «Благо, голова еще работает», — улыбается он в разговоре с журналистами. В апреле этого года, буквально накануне Йом а-Шоа, в Мельбурнском еврейском музее открылась специальная выставка, посвященная выжившим узникам Варшавского гетто — и история Аурбаха заняла там почетное место. Его воспоминания представлены рядом с материалами из архива «Онег Шабес» — того самого подпольного архива, что вел историк Эмануэль Рингельблюм внутри гетто и закопал в землю, чтобы будущее узнало правду. Помещая голос Бериша в этот контекст, устроители выставки словно передают эстафету: его рассказ стал частью большого наследия сопротивления и памяти.

Когда у Бериша спросили, что он чувствует в свой 104-й День рождения, тот ответил с юмором: мол, «чувствую себя на 104 процента». Оптимизм и мудрость не покидают его. Он шутит, что австралийцы больше помешаны на футболе, чем на антисемитизме. «По моему мнению, большинство австралийцев не антисемиты. Они, скорее, мэшугэ насчет своего футбола. Мне кажется, они вообще мало думают об антисемитизме», — сказал он с доброй улыбкой. В этих словах — благодарность стране, которая дала ему приют и вторую жизнь. Но и скрытая тревога тоже есть: в том же интервью Бериш признался, что все же видит признаки роста ненависти и разделения в мире и даже в Австралии, и это его беспокоит. «Надо быть начеку, — говорит он, — но не терять веры в людей».

Бериш Аурбах — живой мост между эпохами. Его голос — это эхо Варшавского гетто, донесшееся до наших дней. Слушая его рассказы, молодые австралийские евреи понимают, что история их народа — не абстрактные главы из книги, а воспоминания реального человека, которого можно обнять, у которого можно учиться стойкости. На таких людях держится память. И в Йом а-Шоа мы склоняем головы не только перед погибшими, но и перед стойкими выжившими, которые, несмотря ни на что, смогли прожить длинную жизнь и поделиться с нами своим свидетельством.

Память через искусство: «Исчезновение Йозефа Менгеле»

Память о Холокосте живет не только в музейных залах и архивных документах — она находит отражение и в искусстве, позволяя переосмыслить трагедию через новое поколение творцов. В этом году на международной киноарене громко прозвучало имя российского режиссера Кирилла Серебренникова, представившего свой новый фильм, напрямую связанный с темой послевоенной памяти. Картина называется «Исчезновение Йозефа Менгеле» (The Disappearance of Josef Mengele) — и ее мировая премьера вошла в официальную программу Каннского кинофестиваля 2025 года. Для кинематографа это событие значимое: один из самых смелых режиссеров современности берется за историю о нацистском преступнике, о бегстве от возмездия, о том, как долго может длиться тень Холокоста.

Йозеф Менгеле — имя, ставшее символом врачебного зла. В лагере Освенцим этот доктор проводил ужасающие эксперименты над узниками, за что получил прозвище «Ангел смерти». После войны Менгеле сумел скрыться и долгие годы жил под чужими именами в Латинской Америке, так и избежав суда — он утонул в Бразилии в 1979 году, не понеся ответственности. История его послевоенных скитаний легла в основу фильма Серебренникова. Сценарий базируется на документально-художественной книге французского писателя Оливье Геза «La Disparition de Josef Mengele» — «Исчезновение Йозефа Менгеле», вышедшей в 2017 году и получившей престижную литературную премию Ренодо. Гез провел тщательное журналистское расследование и воссоздал в книге всю одиссею Менгеле: от побега из разрушенной Германии, через годы тайной жизни в Парагвае, Аргентине, Бразилии — до самой смерти, постоянно ускользая от агентов правосудия. Эта книга была издана и на русском языке в 2020 году (издательство «Книжники», перевод Дмитрия Савосина), то есть доступна нашему читателю. А в нынешнем, 2025 году, вышло и графическое издание — комикс по мотивам книги Геза, созданный французскими художниками Мацем и Йоргом Майе. Графический роман «Исчезновение Йозефа Менгеле» вышел на русском (также в издательстве «Книжники», в переводе Ольги Патрушевой) и сразу привлек внимание. Он визуальным языком комикса передает историю бегства Менгеле, его тайную жизнь, показывая, как документальный материал может превращаться в напряженный триллер.

Фильм Серебренникова, судя по отзывам, не является дословной экранизацией — скорее, это авторское осмысление темы. Режиссер, известный своими провокационными и глубокими работами, через историю Менгеле исследует более общие явления: природу зла, механизм соучастия, безнаказанность преступников и коллективную амнезию общества . По сути, перед нами попытка ответить на вопрос: что происходит, когда великое зло ускользает от возмездия? Удалось ли миру забыть об «Ангеле смерти», затерявшемся на чужом континенте, и какой ценой дается такое забвение? Эти вопросы режиссер адресует зрителю. Картина стала международным проектом: съемки проходили в Уругвае, Бразилии, Мексике, Германии, в кадре звучит немецкая, испанская, английская речь . В роли Менгеле — немецкий актер Аугуст Диль, мастерски передающий внешнее обаяние и внутреннюю чудовищность своего героя. То есть над фильмом работала интернациональная команда, и сам факт ее появления говорит о всемирной значимости темы Холокоста даже для тех стран, которых она, казалось бы, непосредственно не касалась. Ведь зло доктора Менгеле — оно не частное немецкое дело, оно затрагивает всю человеческую нравственность.

Интересно, что и литература, и кино, и даже комиксы объединяются вокруг одной истории — значит, она действительно резонирует в обществе. Возможно, это связано с тем, что все меньше остается живых очевидцев нацистских преступлений, и на первый план выходит исследование того, как мы помним. Рассказывая о Менгеле, авторы косвенно говорят: да, некоторые злодеи так и избежали правосудия — но память все равно их настигла. Пусть не суд, так книга, фильм или выставка напомнят о содеянном. И в этом тоже есть элемент торжества правды.

Фильм «Исчезновение Йозефа Менгеле» вызвал оживленные отклики. Для международной аудитории, в том числе молодой, он стал еще одним окном в эпоху Холокоста — необычным, парадоксальным, через призму судьбы самого палача. Кто-то критиковал, что симпатичный актер на экране «очеловечивает» монстра. Но замысел, скорее, в другом: показать банальность зла, как сказал бы Ханна Арендт, и напомнить, что подобные Менгеле люди могли затем раствориться среди обычных граждан. А значит — история не закончилась в 1945-м, она продолжалась и после войны, и отголоски ее докатываются до наших дней.

Вместо заключения

Наше время — время последних свидетелей и одновременно первых поколений, которые будут жить без них. Йом а-Шоа — особенный день, когда прошлое говорит с настоящим. Сегодня на церемониях памяти зажигают шесть свечей — по числу шести миллионов погибших. Но, пожалуй, седьмая свеча горит в наших сердцах — это обещание не забыть. Мы слышим эхо польских улиц 1940 года и понимаем, как легко ненависть разгорается на фоне отчаяния. Мы видим, как спустя 80 лет идёт борьба за имя и честь жертв, требующая от нас бдительности к попыткам переписать прошлое. Мы провожаем дряхлеющих героев — и спешим сохранить их голоса в цифре, в книгах, в фильмах, чтобы дети и внуки смогли узнать правду. Мы радуемся каждому долгожителю, таким как Бериш Аурбах, чья жизнь — победа над нацизмом и свидетельство несгибаемой воли. И мы ищем новые языки памяти — будь то искусство кино или виртуальная реальность — лишь бы донести исторический опыт до тех, кто родится завтра.

Йом а-Шоа — это не только про прошлое, это про будущее. Это день, когда скорбь переходит в ответственность. Ответственность — рассказывать, учить, сопротивляться забвению и лжи. Как сказал один из переживших Катастрофу, «если мы молчим — камни будут кричать». Но сегодня люди не молчат. По всему миру — от Иерусалима до Мельбурна — звучат слова памяти и имен, звучат молитвы и клятвы. «Никогда больше» — эти слова произносят уже правнуки тех, кто прошел ад лагерей. И наша задача — чтобы эти слова были подкреплены знанием истории и пониманием ценности каждой человеческой жизни.

Память о Шоа — живая и вечная. Пока мы помним и говорим об этом, трагедия прошлого становится предупреждением для будущего. И пусть же эти уроки не будут забыты. Сегодняшний выпуск, посвященный Йом а-Шоа, завершается, но работа памяти продолжается каждый день — в наших книгах, наших музейных залах, наших семьях. Мы помним. Мы чтим. И мы рассказываем следующим поколениям. Потому что забыть — значит позволить злу повториться, а помнить — значит вооружить мир против новой катастрофы.

Помните. Спасибо, что это время вы провели с нами, вслушиваясь в голоса памяти. До новых встреч.