Сирены воздушной тревоги на Украине не очень громкие по той же причине, по которой так мало бомбоубежищ, — никто не предполагал, что они понадобятся, пишет журналист Chabad.org Довид Марголин. В большинстве регионов страны самый надежный способ оставаться в курсе бомбардировок — это оповещения через «Гугл». Поэтому Дуби Эрентрой и Мендель Блайх не заметили, как утром в день Пурима, в Запорожье, к ним пришел сигнал о «красном уровне тревоги». Дуби читал мегилу — Свиток Эстер, рассказывающий о спасении еврейского народа от уничтожения в древней Персии, — для 80 стойких евреев в хабадской синагоге Запорожья, а Мендель в это время показывал рукой, что делать.
«Когда мы закончили мегилу, я достал телефон и увидел, что было оповещение», — рассказывает 22-летний Блайх.
За те шесть дней, которые он и Эрентрой, также 22-летний, провели в Запорожье, сирены воздушной тревоги звучали примерно шесть раз.
Запорожье — важный промышленный центр на украинском юго-востоке, где в первую неделю российской военной спецоперации происходили ожесточенные столкновения, в то время как Россия взяла под свой контроль атомную электростанцию.
«Вы все оставляете на месте и бежите в подвал любого здания, в котором находитесь, — говорит Блайх. — Больше делать нечего. Настоящих бомбоубежищ нет».
Двое молодых людей — студенты-раввины Центральной любавичской ешивы в Краун-Хайтс (Бруклин, штат Нью-Йорк, США). Блайх — сын посланников «Хабад-Любавич» в Уэлсли, в штате Массачусетс, вырос в районе Бостона. Эрентрой же родом из Запорожья, где его родители, раввин Нахум и Дина Эрентрой, в 1997 году основали «Хабад Запорожья».
За неделю до Пурима младший Эрентрой решил, что не даст евреям, остававшимся в Запорожье, оказаться в одиночестве в такой радостный праздник. Он призвал своего друга Блайха присоединиться к нему в его родном городе. И дело было не только в мегиле.
«Цель заключалась в том, чтобы укрепить здешних людей, — говорит Блайх. — Они находились в подавленном состоянии, и было жизненно важно принести им немного радости и духа Пурима».
Родители Эрентроя уехали из Запорожья 3-4 марта, во время боевых действий на крупнейшей в Европе атомной электростанции, вызвавших страхи перед ядерной катастрофой. Вместе с ними уехали еще 100 членов общины.
Начиная с первой недели российской спецоперации и до сих пор современное здание синагоги «Хабада» в Запорожье служит убежищем для евреев и неевреев: крепкий подвал оказался хорошей защитой, а персонал синагоги раздает еду и лекарства всем нуждающимся. Город по-прежнему находится в зоне боевых действий, а через несколько дней после Пурима был полностью перекрыт на 36 часов после того, как в результате обстрелов погибли по меньшей мере девять человек.
«Я не хотел уезжать из Запорожья, мы прожили там 25 лет, — говорит раввин Эрентрой. – Построили прекрасную синагогу — кстати, исключительно на местные средства, еврейский детский сад и школу, создали целую еврейскую инфраструктуру… А когда пришлось сидеть в темноте, в подвале, я понял, что больше смогу сделать для помощи своей общине из-за пределов Украины, чем из подвала».
С тех пор каждый день, помимо раздачи помощи, Эрентрой организует автобусы для эвакуации людей из Запорожья. Они уходят прямо от синагоги, доставляя сотни беженцев к польской границе. Также каждый день раввин поддерживает связь с членами общины по телефону.
Эрентрой-младший поначалу работал волонтером: будучи носителем русского языка, организовывал колл-центр в Краун-Хайтс, часами сидел на телефоне и помогал тем, кто находился на Украине, выбраться из своих городов в безопасное место.
Однако он не смог вынести мысли о евреях Запорожья, остающихся без настоящего Пурима. Вместе с Блайхом упаковал четыре чемодана с кошерной едой и множеством труднодоступных на Украине лекарств, и 13 марта молодые раввины вылетели из Нью-Йорка в Варшаву.
Мегила и комендантский час
Блайх и Эрентрой прибыли в Варшаву вечером 14 марта и сели в машину, ехавшую на Украину. Границу переходили пешком. Кроме них и некоторых работников гуманитарных организаций все остальные двигались в обратном направлении. Переночевали во Львове, затем сели на поезд до Запорожья, который шел 23 часа. Прибыли в город утром 16 марта, накануне Пурима.
Некоторые сложности возникли сразу. Мегилу предполагается читать после наступления темноты (в Запорожье в тот вечер в 18:17), а комендантский час здесь наступал в 19:00. Даже если бы они ускорили чтение, у людей не было достаточно времени, чтобы вовремя вернуться домой: Запорожье – большой город, расположенный по обоим берегам Днепра. Посоветовавшись с раввинами, они начали читать после 16:36.
«Тогда, в ночь Пурима, мегилу пришли послушать около 30 человек, — рассказывает Эрентрой-младший. – Обычно-то на Пурим у нас собиралось несколько сотен членов общины, но все равно это было прекрасно».
На следующий день пришло 80 человек, и, если не считать прозвучавшей сирены воздушной тревоги, все прошло по плану: молитвы (а синагога Запорожья продолжает проводить регулярные ежедневные молитвы), чтение мегилы, мицвот праздника, за которыми следует большое и радостное празднование Пурима…
Эрентрой говорит, что сегодня некоторые из самых стойких волонтеров и активистов общины — это люди, которые до недавнего времени приходили в синагогу только раз или два в год, например, на Йом Кипур.
«Вы вдруг видите, как во время войны в душе человека вспыхивает еврейская искра», — замечает он.
Дневной фарбренген был весьма энергичным, с большим количеством тостов, но трудным.
«Это действительно страшно, — говорит Эрентрой. — В Пурим мы должны быть радостными, счастливыми, но как можно быть счастливыми, слушая сирены, посреди паники?.. Какая тут причина для счастья?.. Вот мы и говорили о том, что, доставляя радость другим, испытываешь ее сам. Нам всем нужно укреплять друг друга».
21 марта молодые раввины сели в эвакуационный автобус «Хабада», отправлявшийся из Запорожья, и начали свой долгий путь обратно.
Секрет полишинеля
Когда автобус направился на запад, Блайх и Эрентрой ходили взад-вперед по проходу, надевая тфилин вместе с мужчинами-евреями и помогая им читать «Шма» — священную декларацию иудаизма. Эрентрой подошел к пожилому мужчине, которого помнил по общине.
«Я Григорий Ривкин, — напомнил этот мужчина Эрентрою, когда они накладывали тфилин. — Мой дедушка был хасидом, последним шойхетом Запорожья».
Величайшим секретом полишинеля беспрецедентного успеха «Хабада» во всех странах, некогда входивших в состав Советского Союза, является тот факт, что хасидское движение повсюду сохранилось.
«Лидером религиозного сопротивления и координатором большей части подпольной деятельности был шестой Ребе Йосеф-Ицхак Шнеерсон, светлой памяти, — пишет историк Цви Гительман. — Его постоянно преследовали Евсекция (еврейская секция коммунистической партии) и тайная полиция, и в конце концов в 1927 году он вынужден был покинуть Советский Союз, но случилось это не раньше, чем он подготовил множество учителей, чье влияние ощущалось в СССР спустя долгое время после его отъезда».
Эти учителя и активисты были его последователями, хасидами «Хабада», которые учились в знаменитой ешиве в местечке Любавичи и в ее многочисленных подпольных отделениях — с приходом коммунистического режима ешива вынуждена была уйти в подполье. Это были люди, пострадавшие за свою верность, но, вопреки всему, поддерживавшие тлеющие угли еврейской жизни в течение 70 лет преследований.
В то же время Шестой Ребе продолжал свою работу для евреев Советского Союза из-за границы. Эта работа была продолжена и расширена его зятем и преемником Ребе Менахемом-Мендлом Шнеерсоном, праведной памяти: он использовал обширную сеть контактов для оказания материальной и духовной поддержки евреям, сражавшимся за «железным занавесом», и вел закулисную работу, дабы помочь многим из них покинуть страну.
Дед Григория Ривкина, раввин Меир-Шломо Малкин, был одним из таких верных «пехотинцев» «Хабада» в Запорожье.
Малкин родился около 1888 года на Украине и в подростковом возрасте отправился в ешиву в Любавичах, где учился до 1909 года. Женившись на девушке из Запорожья, поселился в этом городе, а когда его тесть скончался, взял на себя исполнение его должностей шойхета и моэля. Пережив войну в эвакуации, в Средней Азии, вернулся затем в свой город, на прежние должности.
«Он просыпался рано утром и молился, — рассказывал другой его внук журналу «Кфар-Хабад» в 2015 году, — а затем направлялся на рынок, где работал шойхетом. Он не бросал это дело до конца своей жизни».
Малкин скончался в 1976 году в возрасте 88 лет.
А сорок шесть лет спустя внук Малкина, вместе с семьей, сел в автобус, надел тфилин и уехал из города.
«Когда я был студентом ешивы, я видел ту огромную любовь, с которой Ребе говорил о советских евреях. Я видел, как он смотрел на них, — рассказывает раввин Эрентрой-старший. – Это именно то, что заставило меня сюда переехать, чтобы служить евреям Украины. И это то, что напоминает мне об огромной ответственности, которую мы несем по отношению к каждому из них».
