«Носферату» — двойное зло
Материал любезно предоставлен Tablet
Как известно, первая экранизация романа Брэма Стокера «Дракула» (хоть и «некошерная», поскольку у студии не было прав на роман) — немой фильм ужасов «Носферату» великого немецкого режиссера Ф. В. Мурнау. Фильм вышел на экраны в 1922 году и считается безусловно блистательным образцом киноискусства. Съемки — что уникально — проводились не в павильоне, а под открытым небом, и благодаря умелому использованию ландшафта и расположению камеры в кадре почти нет теней — кроме тех, что отбрасывает сам трансильванский вампир, названный здесь графом Орлоком.
На самом деле этот фильм даже не обязательно смотреть, чтобы испугаться. Достаточно один раз увидеть застывшее, с крысиными глазками лицо графа Орлока. Этот невероятно убедительный образ был создан Максом Шреком; хотя фамилия актера и в самом деле Шрек, многие воспринимали ее как псевдоним (на немецком и на идише Schreck означает «страх»). Режиссер‑авангардист Стэн Брэкидж считал, что под псевдонимом скрывается сам Мурнау. А в фильме 2001 года «Тень вампира» (режиссер Э. Э. Меридж) о съемках «Носферату» Макс Шрек — и в самом деле вампир.
Благодаря «Дракуле», Мурнау и Шреку «Носферату» оказался, похоже, единственным немым фильмом, претендующим на статус культового. Вдобавок есть основания полагать, что «Носферату» и задумывался ради того, чтобы породить культ. Движущей силой фильма был не Мурнау, а художник‑график и архитектор Альбин Грау, серьезно увлекавшийся оккультизмом, — он выступал в роли не только продюсера, но и художника‑постановщика и практически разработал все образы фильма, начиная с графа Орлока. По замыслу Грау, «Носферату» должен был стать первой лентой в ряду сенсационных кинодрам о сверхъестественных явлениях. Основанная Грау киностудия «Прана» («жизненная сила» на санскрите) просуществовала недолго, но успела потратить на организацию премьерного показа — он проводился 4 марта 1922 года в самом вместительном кинотеатре Берлина «Цоо‑паласт» с большой пышностью — столько же, сколько ушло на съемки самого фильма.
Премьера завершилась экстравагантной костюмированной вечеринкой, закрепив за фильмом андеграундный статус, который он сохраняет и по сей день. Можно считать ее предшественницей «вечеринки на Хэллоуин» начала 1950‑х, выведенной в фильме Кеннета Энгера «Торжественное открытие храма наслаждений» . Энгер, как и Грау, увлекался идеями британского оккультиста Алистера Кроули. Многие из создателей «Носферату» — в том числе Мурнау, Шрек, сценарист Хенрик Галеен — находились под влиянием австрийского театрального экспериментатора Макса Рейнхардта , сам Мурнау был геем.
В истории мирового кинематографа близнецом «Носферату» выглядит фильм Фрица Ланга «Доктор Мабузе, игрок», премьера которого состоялась в том же берлинском кинотеатре «Цоо‑паласт» месяц спустя. Мабузе — тоже суперзлодей, тайно проворачивающий темные дела на фондовой и валютной бирже, мастер перевоплощения, одержимый властью и умеющий затуманить разум людей. У этого персонажа нет сколько‑нибудь приметных внешних черт, но вот в одном случае он, перевоплощаясь, предстает старым евреем— коробейником из Восточной Европы, в другом — представителем так называемой еврейской науки — психоаналитиком. Однако, что было вполне в духе времени, некий мюнхенский критик разглядел в этом гениальном преступнике «образ Вечного жида».
Впрочем, «Мабузе» по большей части преподносился и воспринимался как картина Веймарской республики тех лет — политически нестабильной страны, раздираемой гиперинфляцией, подрываемой заговорами, так и не оправившейся от военного поражения и пандемии «испанки» и наводненной ветеранами‑калеками. В то же время «Носферату», в котором видели, как и положено, мрачную фантазию, играл на том же страхе, но по сути вне исторического контекста. Война — дело рук человека, а как насчет чумы? Обвиняя трансильванского вампира в распространении заразы, фильм «Носферату» отвечал на актуальный социальный запрос.
Изначально «Носферату» воспринимался как рефлексия о Первой мировой. Сам Альбин Грау сравнивал ту войну со «вселенским вампиром, пьющим кровь миллионов людей». Но, как отмечал в психоаналитическом исследовании о ночных кошмарах британский коллега Фрейда Эрнест Джонс, легенды о вампирах расцветают пышным цветом в годы эпидемий. Как и ксенофобия.
Зрительская оценка была неоднозначной — критики явно левых взглядов видели в нем попытку задурить людям голову «сверхъестественным туманом», — однако фильму предстояла другая, скандальная известность: вдова Брэма Стокера Флоренс Стокер возбудила иск о незаконном использования самой читаемой книги своего покойного мужа, и в 1925 году германский суд постановил уничтожить все копии фильма. Но, как настоящий вампир, «Носферату» подался в другие страны, где и продолжил свое сумеречное существование. Копия фильма всплыла в Лондонском киноклубе в конце 1928 года, а еще через шесть месяцев — в нью‑йоркском художественном кинотеатре — запрет ленты лишь укрепил ее культовый статус. (Несколько лет спустя в том же зале на 8‑й улице состоится премьера «Шоу ужасов Рокки Хоррора» .)
Так кто же он такой, что же такое этот персонаж из «Носферату», что собой представляет эта древняя и неимоверно сильная особь — что‑то вроде человекообразной крысы с внушительным крючковатым носом? Он общается со своими приспешниками таинственными знаками, среди которых несколько букв из иврита и звезда Давида; куда бы ни пришел, он всюду несет с собой заразу; он прибыл с Востока со стаей чумных крыс и намерен пить кровь наивных арийцев, а уничтожит его лишь добродетельная женщина, совершив акт христианского самопожертвования. Такой образ вампира заставляет вспомнить два примера чудовищной клеветы, возводимой на восточноевропейских евреев: кровавый навет и обвинение в том, что они отравили колодцы для распространения заразы, приведшее к массовым погромам и чуть ли не полному уничтожению евреев в Рейнской области в середине XIV века.
В сезон проката «Носферату» (и «Мабузе») экономика Германии была обескровлена жесточайшей инфляцией, ультраправые террористы убили министра иностранных дел Германии Вальтера Ратенау, которого считали главным «еврейским кукловодом» за кулисами Веймарской республики. К тому же после войны на фоне пандемии «испанки» в Берлин нахлынули десятки тысяч евреев.
Хотя «еврейские черты» этого вампира нам сейчас так же бросаются в глаза, как и его крючковатый нос, все же странно, что два главных специалиста по веймарскому кинематографу, Зигфрид Кракауэр и Лотта Эйснер, не обратили на это никакого внимания. (И тот и другая были евреями.) Евреем был и автор сценария Хенрик Галеен (он специализировался на мистических сюжетах и до этого написал сценарий фильма «Голем»). Евреи были и среди исполнителей, в их числе лучший берлинский актер еврей Александр Гранах, сыгравший подручного графа Орлока. Галеен вообще‑то поддерживал еврейскую культуру и в 1922 году принял участие в спектакле «Диббук», который ставила в Берлине Виленская труппа . Нет никаких оснований считать неевреев Мурнау или Грау антисемитами; возлюбленный Мурнау, поэт Ганс Эренбаум‑Дегеле, погибший на войне, был сыном еврейского банкира.
Что и говорить, роман Брэма Стокера был пронизан антисемитизмом. В этом леденящем кровь повествовании рассказывается о паразите‑кровососе, коварном насильнике, который боится креста и имеет таинственную власть над крысами и летучими мышами. Он приезжает в Лондон откуда‑то из восточноевропейской глубинки и привозит с собой в гробу «родную землю». Некоторые считают, что Стокер создавал Дракулу, ориентируясь на образ Шейлока в исполнении своего друга, актера сэра Генри Ирвинга.
Нет никаких подтверждений, что Гитлер любил фильм «Носферату» — или хотя бы смотрел его, однако в Mein Kampf, опубликованной в 1925 году, он неоднократно называет евреев вампирами, кровососами и паразитами, а также «расой, которая чурается солнечного света». Эти и подобные им метафоры использовали его последователи — и в том числе нацистский идеолог Альфред Розенберг, который постоянно применял псевдонаучную терминологию, представляя евреев как бациллу, заразившую приютившую их Германию. С началом Второй мировой войны эта риторика вышла на новый уровень, породив нацистскую агитку 1943 года «Еврейские вампиры повергают мир в хаос».
Самый омерзительный пропагандистский нацистский фильм, «Вечный жид», вышел на экраны в 1940 году. В нем восточноевропейские евреи сравнивались с нашествием крыс, а завершался сюжет сценой пускания крови во время ритуального забоя для получения кошерного мяса. Разбирая самый пышный образчик нацистского антисемитизма, фильм «Еврей Зюсс» (1941), исследователь Эрик Рентшлер убедительно доказывает, что Зюсс вобрал в себя черты Мабузе и Носферату; великий злодей нацистского кинематографа — «призрак из веймарского кинематографа, преломленный сквозь нацистскую призму». Но даже если их образы использовали нацистские пропагандисты, ни «Мабузе», ни «Носферату» не были каноническими нацистскими фильмами. Вовсе нет. Грау был вынужден покинуть Германию, но не как еврей, а как оккультист. В 1942 году один нацистский киносценарист призывал оберегать публику от веймарского «супернатурализма» и ссылался, в частности, на «Носферату».
О чем же говорит эта боязнь заразиться? Недавно я принимал участие в онлайн‑конференции, посвященной фильму «Носферату», организовала ее группа «Идишкайт» из Лос‑Анджелеса. Под конец беседы участникам предложили поговорить о том, полезен ли этот фильм в наши дни. Само собой, напрашивается вопрос, а может ли вообще искусство приносить пользу, но всякий имеющий глаза увидит, что «Носферату» — выдающееся произведение киноискусства, а имеющий интерес к истории XX столетия — признает, что это красноречивый общественный документ. «Носферату» не только яркий пример веймарской образности, он еще иллюстрирует первобытный страх — страх перед чужеродной заразой.
Этот страх не монополизирован нацистами и может быть направлен не только на евреев. Гитлер пришел к власти в 1933‑м. В том же году вышел рассчитанный на невзыскательную публику криминальный роман «Невеста Фу Манчу», затрагивающий тему «желтой опасности», — в нем зловещий китаец заражает таинственным вирусом всю южную Францию. В начале этого месяца в газете New York Times сообщали, что несколько лет назад, еще до пандемии Covid‑19, старший советник Трампа по иммиграционным вопросам Стивен Миллер постоянно указывал на связь иностранцев‑мигрантов с распространением заболеваний, таких как грипп и свинка, и требовал объявить, что в результате миграции в стране создается чрезвычайное положение в области здравоохранения. А в марте этого года нью‑йоркский офис ФБР опубликовал предупреждение о том, что группы белых националистов планируют заражать Covid‑19 евреев, предположительно с тем, чтобы именно евреев потом обвиняли в распространении заразы. Идея безумная, но логика в ней есть.
Отто Фенихель — он поступил в Берлинский психоаналитический институт в тот же год, когда впервые был показан «Носферату», позже писал о том, что ксенофобия и антисемитизм всего лишь своего рода проекция. Ненависть и боязнь чужеземцев можно выразить одной фразой: «Собственное бессознательное — это тоже нечто чужеродное». Пугающая сила «Носферату» в том, что он наглядно демонстрирует одну напасть и воплощает другую.
Оригинальная публикация: The Twinned Evils of ‘Nosferatu’