Русские евреи. Фильм третий. После 1948 года
Леонид Парфенов
Россия, 2017

В одном жутком фильме с участием Тильды Суинтон сын ее героини, коллекционирующий диски с вирусами, на вопрос белой от гнева матери: «В чем смысл?» отвечает, не отрывая глаз от монитора: «Нет смысла. В этом смысл».

Фильм «Русские евреи» совсем не жуткий. Он бодрый, по темпераменту, формату нарезки и широте спектра — от судеб мира до розовых тапочек — напоминает «Намедни», только присыпанную еврейским пер(е)цом. Жутковаты разве что игровые интермедии. Разговор анимированных фотографий Брежнева и Андропова. Доходчивая инсценировка убийства Михоэлса. Сценки с ходульной семьей, питающей страсть к чтению вслух советских газет. Последние сродни голограммам в Еврейском музее — близнеце фильма не только по склонности к развлекательным технологиям, но и по типу отбора (арте)фактов: побольше разного и знаменитого, даже если к еврейству это имеет лишь формальное отношение. В музее многих смущал танк (сконструированный евреем) и самолет (на котором летали еврейки) — экспонаты впечатляющие, но вроде как лишенные еврейской души. В фильме удивляет изрядная продолжительность сюжета про Синявского — только на основании его еврейского псевдонима.

Итак, фильм наш велик и обилен, но. Но вопрос: «А смысл?» висит над экраном.

Если смысла нет, стоит его придумать. Или откуда‑нибудь почерпнуть концепцию советской еврейской истории, которая придала бы смысл этому калейдоскопу шахматистов, аферистов и юмористов, сочинителей и исполнителей, поэтов и переводчиков, физиков и лириков, который пока что не сообщает нам ничего, кроме факта их существования.

На самом деле, и почерпнуть неоткуда. Никто не видит в этой истории смысла. Даже сладкоголосый Юрий Слезкин, описавший ее как абсолютный success‑story, заканчивает за упокой: советский выбор потомков Тевье‑молочника оказался ошибкой, которую они сами признали (а их потомки подтвердили массовой эмиграцией и стремлением отряхнуть советский прах со своих ног и влиться табулой расой в другие ряды) и наказаны за нее забвением.

Нынешние попытки еврейской гордости — тот же Еврейский музей — ущербны отсутствием преемственности. Блестящая история советского еврейства закончилась стремительной эмиграцией, а носители подлинной советской еврейской идентичности сгинули вместе с Давидом Драгунским и Ароном Вергелисом, хуже того — ошельмованы как коллаборационисты или действительно забыты.

Пригодного прошлого не получается, и странно было бы ожидать от этого фильма, что он откроет нам смысл.

Такая задача и не ставилась. Автор подчеркивает: фильм не для евреев, а для условных «русских» — про евреев. Не что советские евреи для нынешних, а что они для русских. «Двести лет вместе», только по‑другому. Про то же отчасти и музей. Поэтому танк и самолет.

Ремарки насчет «вместе» по фильму разбросаны. Еврей Высоцкий создает типично русские образы — солдата и алкоголика. Еврейка Плисецкая — сильная женщина и потому олицетворение самой России. Еврей Бродский пишет оду русскому полководцу в соответствии с русским поэтическим каноном. Еврей Мень крестит русско‑еврейскую интеллигенцию.

Великий испанский историк культуры Америко Кастро писал, что евреи были «плющом и одновременно стволом» испанской истории. Из фильма очевидно, что советские евреи были плющом русской культуры — принимали православие и считали себя русскими поэтами. Утверждает ли фильм, что они были также и стволом советской истории? Что без евреев не возникло бы бардовской песни и КВН, блатной фени и теневой экономики, русский читатель не познакомился бы с мировой литературой, не было бы бомбы, балета, шахмат и диссидентов. Что бы осталось от СССР — одни matryoshkas?

Нет, пожалуй, автор этого не утверждает. А на случай, если показалось, в самом конце с нарочитой решительностью отрубает: с падением советской власти, мол, закончились и анекдоты, и антисемитизм и, надо понимать, вся советская еврейская формация с ее успехами и свершениями. Иначе Леонид Парфенов не только не создал бы для российских евреев пригодного прошлого, но и создал бы для российских русских прошлое совершенно непригодное.