20 января умер режиссер Евгений Арье

Евгений Михайлович Арье умер в нью‑йоркской клинике во время операции. Он был очень болен и незадолго до смерти оставил руководство театром «Гешер», будучи для истории и зрителей его создателем, символом и узнаваемым лицом.

40 с лишним лет, отданных Евгением Арье театру в СССР и Израиле, подарили зрителям десятки спектаклей. Среди них были фантастические удачи, как, например, «Деревушка» по пьесе Иешуа Соболя, которую в 2003 году театр «Гешер» рискнул, в числе прочих постановок, привезти в Москву. При полном аншлаге в старом зале МХТ — Арье выбрал эту площадку для гастролей, потому что мечтал на ней сыграть, — потрясенная столичная публика внимала истории про Палестину 1940‑х годов. Режиссер считал, что этот спектакль и сделал «Гешер» по‑настоящему сильным театром. А его самого большим режиссером сделал другой спектакль — «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».

«Я не могу дать вам любовь и риторику без крови. Кровь обязательна, сэр», — говорит актер Гильденстерну в пьесе Стоппарда. Эта реплика, впервые произнесенная в СССР со сцены Театра Маяковского, исчерпывающе передает суть театра как искусства. И конкретно театра Евгения Арье, поставившего эту пьесу в Москве. До Арье она, впервые явленная публике в 1966‑м на Эдинбургском фестивале, и в западных театрах нечасто ставилась. Вывернутый наизнанку «Гамлет», пересказанный от лица университетских приятелей принца, казался слишком абсурдистским. В конце 1960‑х Иосиф Бродский перевел этот текст, еще не зная имени автора. Но даже одноименный фильм, снятый в 1990‑м самим Стоппардом, появился позже спектакля Евгения Арье. И все, кто видел ту постановку, обязательно к ней возвращались. На спектакль ходили по многу раз, на время он стал главным хитом в Москве.

И не меньшим хитом оказался в Тель‑Авиве, когда теми же «Розенкранцем и Гильденстерном» 30 лет назад открылся театр «Гешер» — в переводе с иврита «мост». Это было не первое появление в Израиле сильного московского режиссера — история помнит Евгения Вахтангова с «Габимой» в Палестине в 1928 году. Но то, что показал Арье в 1991‑м, было настоящим прорывом для Израиля, где на тот момент не существовало театра, о котором в принципе стоило говорить.

Стремительное взросление Израиля — совсем молодого государства — оставило пробелы в образовании: страна не успела нарастить национального культурного бэкграунда. Экспортировать можно научные достижения, технологии, даже кадры — но культурные традиции невозможно просто пересадить на новую почву. Их приходится заново выращивать. Поэтому в Израиле не было, например, сильного академического искусства — известные художники с европейским прошлым, дарившие Эрец‑Исраэль свои произведения, не в счет. Однако возникло интереснейшее современное искусство, и сегодня contemporаry art в Израиле — мирового уровня, так же как модерн дэнс, при отсутствующем классическом балете. И примерно так же обстояло с театром.

Неповоротливые, бесконечно провинциальные театры были тем фоном, на котором Арье пришлось совершать революцию. Это сейчас маленькие независимые труппы, возникающие в Тель‑Авиве и Иерусалиме, ставят авангардные постановки, востребованные международными фестивалями. Но в конце 1980‑х — и много лет после — ничего подобного не было. Тысячи новых репатриантов, включая интеллигенцию из Москвы, Ленинграда, других крупных городов почти распавшегося уже СССР, нуждались в зрелищах того уровня, к которому привыкли. И Евгений Арье этот уровень обеспечил. Его спектакли воспитали новые поколения режиссеров и зрителей — в каком‑то смысле он создал современный израильский театр.

«Приехала группа людей, которая поставила перед собой абсолютно нереалистичную задачу: создать драматический театр в эмиграции, — вспоминал Евгений Арье о первых шагах. — Такие попытки были и до нас, но, как показала практика, они довольно быстро заканчивались. После первой эмиграции в Париже открывалось много театриков, кабаре, в которых работали русские актеры. Но просуществовали они очень недолго. Их жизнь определялась жизнью одного поколения. В отличие от музыкантов и танцовщиков, артист, эмигрируя, обрекает себя на потерю профессии. В какой‑то мере я был к этому готов. До приезда в Израиль я побывал здесь по приглашению Толи Щаранского. Девять из десяти человек, с которыми я общался, сказали, что создание театра нереально, что до меня пробовали, но ничего не получилось, и я должен забыть об этом. Мне говорили, что я должен идти работать в какой‑нибудь государственный театр, учить язык и понемногу врастать в новую жизнь. Я сделал все наоборот. Не знаю почему, интуитивно… В каком‑то смысле все складывалось стихийно. Это было особенное время — большая алия, масса людей нашей профессии и огромное число потенциальных зрителей».

Впервые Арье пытался уехать из Советского Союза еще в 1980 году. И, как многие, получил отказ. Не было ни своего театра, ни театра, где он был бы востребован, — не было и не предвиделось. Хотя начинал бойко и успешно.

Родившийся в Москве, Евгений Михайлович Арье окончил факультет психологии МГУ, а потом поступил в ЛГИТМиК на курс к Товстоногову и к моменту выпуска стал его любимым учеником. Но шансы что‑то сделать у Арье, как у отказника, появились только в перестройку. Тогда и возник спектакль по Стоппарду. А в 1988‑м Арье поставил вечер памяти Соломона Михоэлса, на котором познакомился с председателем Сионистского форума Натаном Щаранским, предложившим сделать театр в Тель‑Авиве — простой понятный театр. Но Арье сделал другой.

Режиссер к тому моменту успел эмигрировать с семьей в Штаты, но не смог отказаться от предложения, поначалу призрачного: здания не было, репетировали в комнате. Приехали в Тель‑Авив готовой труппой, состоявшей из его студентов ГИТИСа и старых друзей — Валентина Никулина, Григория Лямпе, Леонида Каневского, Михаила Казакова, который, правда, в «Гешере» так и не играл. Языка не знали — долго играли на русском, это сейчас «Гешер» — двуязычный театр. А начали с того, что объехали Израиль с концертами, составленными из фрагментов старых спектаклей Арье. Именно тогда выяснилось, что у будущего театра уже есть своя публика, способная оценить, например, абсурдистского «Недоросля» Арье, еще из Театра Маяковского. И стало очевидно, что надо делать не театр для всех, предложенный Щаранским, и «не театр гетто, замкнутый на самом себе».

Полсотни постановок меньше чем за 30 лет было сделано Евгением Арье только в Израиле. Среди них «Три сестры», «Дон Жуан», «Тартюф», «Шоша», «Диббук» — исчерпывающий репертуар. Плюс то, что Арье ставил в Москве, уже как израильский режиссер. Две оперы на сцене Большого — «Идиот» Вайнберга и «Евгений Онегин». В «Современнике» — «Папа», по пьесе Флориана Зеллера, — последний осуществленный замысел Арье. И там же больше десяти лет идут «Враги. История любви», его собственная инсценировка по роману Исаака Башевиса‑Зингера, о людях, переживших смерть и снова пытающихся жить.