Люба Якир: шахматы + экскаватор

Владимир Шляхтерман 20 февраля 2015
Поделиться

Лет 50 тому назад, а может, больше родственница пригласила меня и жену на какое‑то семейное торжество. Супруга тотчас пошла помогать хозяйке, а я приметил примостившуюся на уголке дивана привлекательную молодую женщину, державшую в руках шахматную доску с фигурами. Комплект явно дорожный, но сравнительно большой. Подошел и довольно неуклюже предложил сыграть.

Люба Якир. 1956. Из архива Владимира Шляхтермана

Люба Якир. 1956. Из архива Владимира Шляхтермана

Женщина расставила фигуры, я повернул доску, чтобы белые оказались у партнерши. Шахматных часов у нас не было, но играли быстро. Через пять минут я оказался без фигуры, а две белые пешки грозили стать ферзями. И остановить их у меня не было никакой возможности.

Вторую партию держался чуть дольше, а от третьего разгрома меня спасла хозяйка, позвавшая гостей к столу. Мы сели рядом, что не укрылось от удивленного взгляда жены. За столом я узнал, что соседку зовут Люба Коган, по мужу Якир, и что она чемпионка (!) Украины.

Впоследствии мы не часто, но довольно регулярно встречались в этом гостеприимном доме. Я благоразумно больше не предлагал сыграть, но о шахматах беседовали охотно и подолгу. А когда стал работать в «Советском спорте» и позже в журнале «64‑Шахматное обозрение», разговоры наши становились все более откровенными.

Люба была интересным собеседником, потом иногда я записывал ее суждения, но чаще всего они как‑то сами собой запоминались.

Люба, упоминая шахматистов, часто называла их как‑то по‑домашнему: Миша (о Тале), Фима (о Геллере). И лишь Ботвинника — полностью по имени и отчеству: Михаил Моисеевич, хотя он был не намного старше ее.

На каком‑то детском турнире школь­ница Люба Коган проиграла партию. Соперница ушла, а она осталась сидеть, уставившись на доску, и ревела. Вдруг к ней подходит мужчина и молча кладет перед ней апельсин — тогда редкое лакомство. Это был М. М. Ботвинник. После этого эпизода такое почитание?

— Нет‑нет, — ответила Люба. — Просто я знаю, что Михаил Моисеевич такая интеллектуальная глыба, не представляю, с кем его можно сравнить. А вкус того апельсина буду помнить всю жизнь.

 

За свою шахматную карьеру Люба шесть раз становилась чемпионкой Украины, выигрывала в разных турнирах у всех чемпионок мира того времени — Елизаветы Быковой, Ольги Рубцовой, Людмилы Руденко, Ноны Гаприндашвили. Конечно, и они побеждали ее. Я поинтересовался, как Люба характеризует чемпионок мира.

— Я мало общалась с ними. Во время партии не побеседуешь. А после игры… Все они были старше меня.

— Но Гаприндашвили моложе.

— Нонка — другое дело. Замечательная женщина! Я с ней встречалась, когда она еще не была чемпионкой мира. И когда стала ею, ни капли зазнайства, радушная, одним словом — своя.

Однажды на чемпионате СССР я у нее выиграла. Она очень расстроилась, ее можно понять.

Я вернулась к себе в номер, вдруг врывается грузинский тренер, кричит: «Ноне плохо! Надо “скорую” вызывать!» Я быстренько прибежала к ней, она лежит зареванная. Я кричу: «Чего ты ревешь, ты у меня еще двадцать раз выиграешь!» И, как говорится, «накаркала»: не двадцать, но партий десять я ей продула.

Спросил Любу: не испытывала ли она какие‑нибудь неудобства из‑за того, что в пятидесятых годах чемпионками Украины становились еврейские девушки — Берта Вайсберг, Алла Рубинчик, Эстер Гольдберг, Любовь Коган? Во время оккупации фашисты насаждали на Украине антисемитизм, и, надо признаться, небезу­спешно. Печально знаменитый Бабий Яр в Киеве, ставший могилой для тысяч евреев, дело рук не только немцев, но и украинских националистов.

— Я сама не замечала косых взглядов партийных и спортивных руководителей. Все шло, как и должно идти в спорте: кто сегодня сильнее, тот и первый. Думаю, имело значение и то обстоятельство, что во главе республики стоял Лазарь [footnote text=’Лазарь Моисеевич Каганович — один из ближайших со­ратников Сталина, в 1947 году возглавил ЦК Компартии Украины. На­значение состоялось по указанию Сталина. Каганович еще в 1925 году был генсеком Украинского ЦК. На расстрельных списках времен «большого террора» есть и его автографы.’]Моисеевич[/footnote].

Нона Гаприндашвили. Май 1969

Нона Гаприндашвили. Май 1969

Нона Гаприндашвили много лет была членом редколлегии журнала «64‑Шахматное обозрение». И когда оказывалась в Москве, непременно заходила в редакцию. Я напомнил ей о том эпизоде и спросил ее мнение о Якир. К сожалению, тут же записать не смог, поэтому прошу Нону Терентьевну не судить слишком строго о точности передачи той беседы.

Нона говорила, что она высокого мнения о Любе как шахматистке, ценит ее порядочность.

— Но Якир еще не гроссмейстер, — заметил я.

— Это удивительно, она играет на хорошем гроссмейстерском уровне. Ей надо больше выступать на международных турнирах. Уверена: быстро станет гроссмейстером.

Спросил, что, на ее взгляд, не хватает Любе, чтобы играть без срывов?

— Психологической устойчивости, — тут же ответила Нона. — Она сегодня может выиграть у чемпионки мира, а на следующий день проиграть перворазряднице. Сколько партий она начинает с отвратительно разыгранных дебютов. А на скольких турнирах стартовала с «баранок»? То‑то. На все нужно время. А Люба еще работает на этом своем «Красном тракторе»?

— «Красном экскаваторе».

— Тем хуже, — рассмеялась Нона. — Сегодня шахматами надо заниматься только профессионально. На высоком уровне, понятно. Ничем другим, только ими, тогда добьешься успеха.

Специальных исследований не проводилось, но наблюдения показали, что эмоциональное состояние грузинских и еврейских шахматисток во многом схоже. Бурная радость после победы, уныние от поражения. Это сразу не проявляется, но через какое‑то время даст о себе знать градом слез. Самостоятельная работа в этой области, как показала практика, малоэффективна. Стало быть, нужны усилия специалистов, а это и время, и деньги.

О шахматном потенциале Любы я справлялся у гроссмейстеров Ефима Геллера и Эдуарда Гуфельда: первый одно время был ее личным тренером, а Гуфельд много лет тренировал различные женские команды. И оба тоже довольно высоко оценивали творческие возможности и способности Любы. А Геллер, как и Нона, считал работу помехой шахматному совершенству.

 

«Красный экскаватор» — завод в Киеве, куда устроилась работать инженером Люба после окончания Политехнического института. Заводское начальство не было в восторге от частых отлучек на соревнования своего работника. Тем паче что инженерша не просто числилась, а вкалывала. Люба рассказывала мне, какие узлы ей и коллегам удалось усовершенствовать, сколько металла сэкономить на замене деталей. Названий узлов и деталей не запомнил.

Иногда заводские кабинеты после рабочего дня становились местом занятий Любы с Геллером — больше было негде. Это дало повод молве многозначительно окрестить их женихом и невестой.

Молва и потом не раз выдавала Любу замуж то за тренера Семена Фурмана, то за знаменитого в то время спортивного радиокомментатора Вадима Синявского, то еще за кого‑нибудь. А Люба вышла замуж за Арнольда Якира, к шахматам никакого отношения не имевшего. Просто он влюбился в хорошенькую девушку.

Якир… Неужто родственник легендарного командарма, сподвижника Тухачевского и тоже «врага народа»? Нет, но в деревне, откуда и командарм родом, почти все жители — Якиры. Вот в одной из семей Якиров и родился мальчик, которого уменьшительно‑ласкательно звали Ноля. Мало того, недолго думая и в метрике записали: Ноля.

Ноля стал отцом, а Люба мамой дочери Инны. Чадо выросло и в документах значилось… Нолевной! Потребовалось немало усилий, чтобы отчество стало нормальным.

В начале Великой Отечественной войны семья эвакуировалась в Свердловскую область. О том времени Люба рассказывала скупо:

— Жили впроголодь, младшие ходили в детсад, в школу, я поступила в Уральский политех — неожиданно объявили зимний набор. Сколько солдат живет в казармах? — вдруг спросила она. Я ответил, что там, где мне пришлось бывать, обитали по 30–40–50 человек. — А в нашей комнате в общаге жили почти 60 девушек, если точно — 57. И знаете, ничего, умудрялись хорошо учиться.

Поддерживали хрупкую связь с отцом, оставшимся в Киеве. Иезекиль Маркович по возрасту и состоянию здоровья мобилизации не подлежал, но записался в ополчение. В сентябре 1941 года связь прервалась. В Киев семья вернулась в 1944 году. Люба сразу же стала разыскивать тех, кто мог знать об отце. Удалось встретиться с одним ополченцем, который видел И. М. Когана на Крещатике: колонна выдвигалась навстречу немцам, входившим в город. Много лет пытались найти хоть какие‑то сведения. Безрезультатно. Лишь в Любиной метрике в графе «отец» осталась запись: «красный комиссар».

Любопытный диалог у меня состоялся со свекровью Любы. Я спросил Марию Мироновну, как она относится к шахматам, не мешает ли Любино увлечение домашним делам.

— Володечка, — с хитрецой ответила старшая Якир, — вы можете сварить суп из шахмат?

— А из деталей экскаватора можно?

— Так за них хотя бы зарплату дают.

Нынешние спортсмены и не представляют себе, что в пятидесятых годах на многих соревнованиях не было призов, победителей поощряли грамотами, свидетельствами, о деньгах и речи не было.

Люба вспоминала, что на некоторых турнирах им выдавали обеденные талоны на 2 рубля 50 копеек. Она талоны отдавала официанту, тот платил два с полтиной, за два дня выходило 5 рублей, и эта сумма переводилась в Киев. В тот день семья была с хлебом.

— А вы как обходились?

— Пирожки с капустой, картошкой, даже с повидлом по 11 копеек, да еще с чаем…

 

Однажды я поведал Любе, что наш журнал «64‑Шахматное обозрение» опубликовал статью Алексея Алехина «Арийские и еврейские шахматы», увидевшую свет в марте 1941 года в Голландии и с немецкого на русский язык не переводившуюся.

— Да‑да, я слышала, — откликнулась она. — Мне обещали сделать копию.

Алексей Алехин во время сеанса одновременной игры. Берлин. 1930

Алексей Алехин во время сеанса одновременной игры. Берлин. 1930

Я, как мог, пересказал основные моменты статьи великого шахматиста. При этом заметил, что сам Алехин не раз указывал, что не имел отношения к антисемитской направленности статьи. На что в небольшом комментарии к статье Михаил Ботвинник отметил: лично я думаю (хотя ранее никогда об этом не говорил), что Алехин написал все сам.

— А что Алехин сказал о Ботвиннике?

— О многих выдающихся шахматистах‑евреях он отзывается уничижительно, а вот Ботвинника выделяет, отмечает, что он сегодня очень силен и это не подлежит сомнению. Михаил Моисеевич считает, что Алехин предвидел возможность проведения матча между ними и не мог оскорбить будущего соперника. Я по секрету сообщил Любе, что журнал собирается опубликовать документы, бывшие закрытыми, о переговорах с участием Ботвинника и Алехина о матче, который предполагалось провести между ними в Англии в августе 1946 года. Но в марте того года чемпион мира внезапно умер в Португалии. Два года спустя М. Ботвинник блестяще победил в матч‑турнире и стал чемпионом мира.

Статья Алехина начинается так: «Можно ли надеяться, что со смертью Ласкера — смертью второго и, по всей вероятности, последнего еврейского чемпиона мира…»

Здесь надо напомнить, что польский еврей Эммануил Ласкер стал чемпионом мира в 1894 году, выиграв матч у Вильгельма Стейница (кстати, чешского еврея). Высшее звание Ласкер сохранял до 1921 года. Проиграл он тогда матч Капабланке. С приходом к власти в Германии нацистов Ласкер в 1935 году эмигрировал в СССР, жил в Москве, переехал в 1937 году к родственникам жены в США, где и умер. Последним чемпионом мира — евреем по национальности он, как известно, не стал: во второй половине ХХ века в мировых шахматах доминировали советские шахматисты, а в их числе обладателями лавровых венков были и евреи.

Если появился термин «еврейские шахматы», то его надо обосновать. И вот пожалуйста, из той же статьи: «Во‑первых, материальные приобретения любой ценой. (Это чисто шахматное выражение, означающее выигрыш фигур. — В. Ш.) Во‑вторых, сугубо оборонительная борьба в расчете на ошибку соперника».

Далее мэтр утверждал, что практика эти постулаты убедительно опровергла. Стало быть, «еврейские шахматы» умерли? Считайте, что так. По мне, их никогда и не было. Как и английских, бельгийских, китайских и… Перечислить 200 стран? Были, есть и будут просто шахматы, которые любят миллионы, в которые играют миллионы.

 

В одну из последних встреч — Любе Якир уже было за 80 — она сказала, что отошла от активной шахматной деятельности, но продолжает играть. С кем? С компьютером. Получает удовольствие от общения с таким соперником?

— Самую малость, — ответила Люба, — но есть сильные программы.

Больше всего мы говорили о том, что в наших странах упал интерес к шахматам. Судя по наблюдениям моей собеседницы, положение в Украине не такое печальное, как в России.

Прошло несколько лет, в 2013 году Люба ушла из жизни, некому поведать, что сейчас с шахматами в Самостийной. А вот у нас — с точки зрения рядового любителя — плохо. Когда‑то были шахматные школы, в которых учились и дети, и взрослые. Интересно: хоть где‑нибудь они сохранились? Систему Домов пионеров не восстановишь. Не слышно о последователях будапештского еврея Ласло Полгара. Напомню: 45 лет назад он разработал программу подготовки классных шахматистов. И вместе с женой Кларой (кстати, она из Украины) блестяще осуществил свою методику на практике. Три их дочери — Жужа, Софи, Юдит, — играя только в мужских турнирах, добились феноменальных успехов. Одно время три еврейские девушки входили в первую десятку (!) рейтинг‑листа… мужчин! В коллекции сестриц «скальпы» всех действовавших тогда гроссмейстеров, включая чемпионов мира Спасского, Фишера, Карпова, Каспарова.

Сестры Полгар: София, Жужа и Юдит (слева направо). Фото из личного архива. 1980‑е

Сестры Полгар: София, Жужа и Юдит (слева направо). Фото из личного архива. 1980‑е

Чемпионом планеты никто из девушек не стал. А вот звания чемпионки мира Жужа Полгар удостаивалась. Но родился ребенок, она не смогла играть так часто, как полагалось, и ФИДЕ совершила «дворцовый переворот», отобрав титул королевы. Жужа подала в суд и выиграла дело. Но звание так и не вернули.

(В скобках признаюсь: я втайне горжусь тем, что знаком с этой удивительной семьей, бывал у них дома и, пожалуй, первым из советских журналистов рассказал о ней.)

Люба расспрашивала меня о семействе Полгар, восхищалась ими. А однажды как бы вскользь оборонила: если бы узнала о системе Ласло раньше, то, может быть, подумала о том, чтобы последовать его примеру.

Этого не произошло, а вот о практических шагах по выходу из кризиса мы говорили много, и Люба даже что‑то записывала. И предложения, адресованные еврейским общинам, тоже родились в этих разговорах. Домов пионеров нет, мало слышно о шахматных уроках в школах, о последователях Ласло Полгара вообще не слышно. У еврейских общин есть возможность, так сказать, возложить их функции на себя. Вспомним еще раз великого Алехина: «Евреи чрезвычайно способны…»

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

«Охота на евреев» в Амстердаме подталкивает голландских евреев к алие

«Это не как в нацистской Германии. Власти здесь не антисемитские. Но на каждое слово, сказанное о насилии в отношении евреев, немедленно начинается целый разговор об исламофобии, чтобы отвлечь от проблемы. Действует мощное исламское и левое политическое лобби. Я не хочу обобщать, но просто достаю свой "калькулятор" и подсчитываю всю поддержку, которую получаю от левых и мусульман. Окончательная цифра равна нулю», — говорит главный раввин Нидерландов Биньомин Якобс

Пятый пункт: несущие свет, Трамп угрожает, Сирия, «Похищенный», скелеты эмиграции

Зачем шесть тысяч раввинов приехали в Нью-Йорк? Кому и чем угрожает Трамп? И что ждет сирийского диктатора Асада? Глава департамента общественных связей ФЕОР и главный редактор журнала «Лехаим» Борух Горин представляет обзор событий недели.

В гостях у первой в мире галереи хасидского искусства

За последние десятилетия хасидское искусство заявило о себе как творческое начинание, которое следует принимать всерьез. Ничего этого не случилось бы без благословения и поддержки рабби Менахема‑Мендла Шнеерсона. С тех самых пор, как Ребе возглавил Хабад, он начал формулировать новую роль искусства в еврейской жизни