Кто в огне
Издательство «Книжники» предлагает читателям «Лехаима» ознакомиться с фрагментом только что выпущенной в свет документальной повести известного журналиста и публициста Матти Фридмана о Леонарде Коэне. Эта книга и на языке оригинала, и по‑русски обещает стать одной из самых ярких новинок книжного сезона.
История Ицхака
В Токио никто не знал, что сегодня Йом Кипур. Ицхак не уверен, что и сам знал об этом. Он забрался как можно дальше от Израиля и евреев, от своего кибуца и разведбатальона «Шакед» («Миндаль») , от выслеживания диверсантов на границе с Газой. Оставил армию в прошлом и странствовал по большому миру, отринул шаблоны, торговал картинами в метро — линия Гиндза, линия Маруноути, линия Токё‑1, станция «Кёбаси», станция «Тораномон», «Акасака‑мицукэ». Машинисты в белых перчатках. Отражения неоновых вывесок на мокром асфальте. Косички школьниц и прически под Элвиса.
Домой он вообще не собирался. Но, услышав новости, Ицхак понял, что его друзья теперь в самом пекле, и потребность оказаться рядом с ними пересилила все. Он оставил свою маленькую «тойоту» у автосервиса, написав механику записку, пусть, мол, вышлет ему в Израиль 600 долларов; этих денег Ицхак так и не получил. Потом забрал мизерные сбережения и побежал в авиакассу — сгодится любой рейс из Японии на запад.
Шломи , друг Ицхака по разведбатальону «Шакед», в тот день находился на другом конце света — в Лондоне, работал в «Эль Аль» воздушным маршалом. В израильской армии имя «Шакед» овеяно легендами, в нем звучит эхо былых времен, когда некоторым подразделениям устав был не писан. Военнослужащие «Шакеда» держали свое стадо коз. Они по очереди несли наряды, приглядывая за ним. В подразделении служили в основном мальчишки, мобилизованные из кибуцев, прямо с полей, воспитанные на правилах практического коммунизма и идеалах светского гуманизма, умелые воины. Подразделение не видело смысла брать пленных. Столкновение с разведбатальоном «Шакед» означало, что кто‑то сложит голову: либо враг, либо бойцы «Шакеда». Тон задавал боевик‑бедуин Абд эль‑Маджид Хидр, который, решив начать новую жизнь, сменил имя и превратился в израильского офицера Амоса Яркони. Он был однорукий. Это длинная история.
Ицхак и Шломи служили под началом светловолосого, слегка чокнутого офицера — одного из лучших молодых командиров полевых частей. Полным именем Амацья его никто не называл, только Паци . О Паци много чего рассказывают, всякого и разного. Однажды, за несколько лет до описываемых событий, бойцы «Шакеда» совершили рейд в глубь Иордании и только чудом пробились с боями обратно, к израильской границе. Они уже собирались перейти на безопасную сторону, но Паци велел всему отряду задержаться на вражеской территории. Он напомнил всем, что сегодня Пурим, залихватский праздник, когда все надевают карнавальные маски и пьянствуют, и заставил всех стоять и петь пуримские песни, и, только вдоволь натешившись их пением, согласился увести подчиненных на базу.
Некоторые истории о «Шакеде» — один в один ирландские баллады или ковбойские песни. Как‑то, во время вылазки в Иорданию, бойцы случайно застрелили кобылу. Поджидали повстанцев в засаде, а подвернулась лошадь, невесть откуда забрела. Утром они обнаружили, что рядом с телом матери щиплет траву красивый рыжий жеребенок; что ж, эти сельские уроженцы заарканили жеребенка, принесли ему сена, обихаживали его прямо в доме, где прятались. Когда группа возвращалась в Израиль, один лейтенант контрабандой перевез жеребенка через границу на БТРе и пристроил в своем кибуце на севере. Когда его девушка забеременела, лейтенант демобилизовался, а потом отправился на обычные сборы резервистов на берег Суэцкого канала, и там его убило египетской миной; у него остались маленькая дочка и иорданский жеребенок. Как рассказывают, отец лейтенанта после его гибели стал несловоохотлив. Поставил свою кровать на конюшне и растил рыжего жеребенка как сына. Потомки этого коня до сих пор носятся вскачь по северу Израиля.
В Токио Ицхаку удалось взять билет до Рима, а в Риме стойку «Эль Аль» осаждали толпы, всем отказывали. Но тех, кто отслужил в армии, все‑таки пропускали на рейсы. Так что Ицхак добрался из самой Японии в свой кибуц Эврон на побережье близ ливанской границы. Уехал Ицхак из Эврона давным‑давно и возвращаться не рассчитывал. Никто не знал, что он приедет. Он вошел в ворота и зашагал по дороге к фабрике, где делали гидранты‑водовыпуски. И вот, пока этот странник с нечесаной бородой, с рюкзаком топал по дороге, мимо проехал на велосипеде его отец, сосредоточенно размышляя о работе, правой рукой держа руль, а левой — деревянную лестницу. Отец не заметил Ицхака.
Отца Ицхака звали Михаэль, он был невысокого роста, когда‑то работал в Будапеште директором универмага. Задолго до рождения Ицхака у Михаэля была другая семья: жена и две дочки, двух и четырех лет. Их всех убили немцы, но Михаэль выжил: его отправили на принудительные работы, ходить по минным полям. Если оторвет ногу, немцы тебя просто пристрелят. Михаэль дожил до ста двух лет. У матери Ицхака до войны были другой муж и другой ребенок. Из них троих выжила только она. В тогдашнем Израиле такие истории были нередки. После репатриации Михаэль как‑то поник — в этой суровой новой стране он утратил былой солидный статус, не имел перспектив трудоустроиться. Стал маляром в кибуце. Мать Ицхака, красавица и модница, ушла к другому мужчине, когда Ицхак был еще маленький. У Михаэля не было детей, кроме Ицхака, — вообще ничего, кроме Ицхака, в жизни не осталось.
Тогда Ицхак еще не был профессиональным фотографом. Но фотоаппаратом уже обзавелся — «Никоном Ф‑2», и снимал часто. И, когда отец обогнал его, фотоаппарат был у Ицхака под рукой. Этот кадр открывает поразительную фотолетопись войны, сделанную Ицхаком.
Сделав снимок, Ицхак опустил фотоаппарат и окликнул отца.
Михаэль несказанно обрадовался. Никто толком не знал, где сейчас Ицхак, вернется ли он вообще домой. Другие парни из кибуца появлялись и вскоре ныряли в туман войны, а о тех, кто не давал о себе знать, уже задавали вопросы. Если и не задавали прямые вопросы, роняли намеки. Из этих ребят растили воинов. Умение воевать потребовалось еврейскому народу, чтобы не допустить повторения того, что когда‑то случилось. Оправдают ли они ожидания?
При виде сына Михаэль испытал не только радость, но и облегчение. Он произнес фразу, которой Ицхак никогда не забывал; Ицхак повторил мне ее в маленьком доме в кибуце, в нескольких сотнях метров от места, где сорока семью годами раньше разыгралась эта сцена. Ицхак твердил эту фразу про себя, вновь и вновь прокручивал. Его отец сказал: «Я просто счастлив, что ты приехал на войну».
Любовь Ицхака к отцу не охладевала никогда. Дома у Ицхака висит огромный фотопортрет отца — его собственная работа. Но и эту фразу Ицхак никогда не забывал — не забывал, что отец был готов принести его в жертву, не забывал, что для отца были вещи поважнее, чем единственное выжившее дитя. Эта история, от которой пробирает озноб, — одно из стариннейших преданий нашего народа, история из книги Бытия. Будь это сцена из романа, сын должен был бы носить имя Ицхак, но если возьмешься писать такой роман, ни за что не осмелишься дать это имя персонажу. Ицхак — нет‑нет, это уже перебор.
Книгу Матти Фридмана «Кто в огне» можно приобрести на сайте издательства «Книжники» в Израиле и других странах