Идея, которой Филип К. Дик был одержим под конец жизни
Материал любезно предоставлен Tablet
Вот какая идея чаще всего ассоциируется с Филипом К. Диком: наша повседневная жизнь — только иллюзия. Таков лейтмотив его многочисленных романов и рассказов. Для подобных неотступных сомнений в нашей картине мира даже придумали эпитет Phildickian — «филдикианские». Согласно этой концепции, реальность (какой она предстает в нашем восприятии) — нечто искусственное, подстроенное, сконструированное зловещими силами.
ФКД, как его называли поклонники, стал культовой фигурой после того, как в 1982 году умер в возрасте 53 лет. В последние десять лет жизни Дик был колоссально популярен у читателей научной фантастики и авторов конспирологических теорий, а в начале 1980‑х его произведения привлекли внимание Голливуда, и его идеи повлияли на миллионы. По книгам ФКД сняты такие фильмы, как «Бегущий по лезвию», «Вспомнить все», «Помутнение», «Особое мнение», а из недавних работ телесериал «Человек в высоком замке» — история о том, как после Второй мировой войны нацистская Германия и имперская Япония управляют Соединенными Штатами на основе не слишком дружного партнерства.
В 2000 году французский писатель Эмманюэль Каррер, биограф Дика, написал: «Теперь мы живем в мире Филипа К. Дика — в виртуальной реальности, которая прежде была вымыслом». Во времена, когда конспирологические теории о зловещих русских ботах, предрешающих результаты выборов, о производстве возбудителя ковид‑19 в китайских лабораториях (по другой версии — в рамках грандиозного заговора американских правительственных кругов) стали считать нормальными как в левых, так и в правых кругах, было бы только справедливо отдать дань мастеру.
Дик, автор примерно 40 романов и сотни с лишним рассказов, был неутомимым и неустанным писателем. В последние десять лет жизни его признали великим фантастом, а теперь считают попросту великим американским писателем. «Американская библиотека» выпустила собрание романов ФКД в трех томах. Один из этих томов — «Четыре романа 1960‑х», в него вошли и «Человек в высоком замке», и «Мечтают ли андроиды об электрических овцах?» — раскупили наиболее быстро за всю историю «Американской библиотеки».
Взбадриваясь лошадиными дозами амфетаминов, ФКД мог за 2–3 недели выдать роман в несколько сотен страниц. В 1947 году ФКД бросил Калифорнийский университет в Беркли, решив жить писательским трудом и ничем иным не зарабатывать. Лет десять ему удавалось сводить концы с концами на гонорары за свои научно‑фантастические романы. Он принимал амфетамины, а также барбитураты и опиаты — без них не мог заснуть, — что сильно подорвало его здоровье и нервы.
После нервного срыва (по мнению его лечащего врача‑психиатра, то был нервный срыв, по мнению же самого Дика — серия мистических переживаний) ФКД примкнул к Епископальной церкви и объявил, что стал «убежденным христианином». Ответы на экзистенциальные вопросы он искал в священных книгах великих религиозных традиций. При изучении еврейских и христианских традиций его неудержимо тянуло ко всему провидческому, мистическому и апокалиптическому. В Еврейской Библии он сосредоточивался на книгах Исаии, Иезекииля и Даниила, а в Новом Завете — на Евангелии от Иоанна и Откровении Иоанна Богослова.
Из постбиблейских текстов писателя больше всего увлекли свитки Мертвого моря. Именно изучение этих текстов, которые справедливо называют величайшей археологической находкой ХХ века, и побудило его написать последний роман «Трансмиграция Тимоти Арчера». Историю о том, как в Иудейской пустыне уже после того, как нашли свитки Мертвого моря, обнаруживают еще один тайник, а в нем — «Гностические свитки ессеев». И рассказчик из‑за того, что дружит с Тимоти Арчером, епископом Сан‑Францисским, хочешь не хочешь втягивается в попытки разгадать их тайны.
В письме к своей поклоннице Клодии Буш Дик писал и про свое восхищение реальными свитками Мертвого моря — и про их содержание, каким он его воображал:
Содержание Кумранских свитков, верно, включает все то, что я давно вынашивал в мыслях <…> Ессеи посылали учителей в разные города <…> эти учителя скрывали свою принадлежность к ессеям и ученость. Самый известный пример — Иисус Христос (Кумранские свитки указывают, что он и впрямь был “тайным ессеем”) <…> Никто не знал первоисточники этих учений, пока совсем недавно не нашли Кумранские свитки; неудивительно, что Джим Пайк и другие теологи ошалели от восторга — они увидели христианство в совершенно новом свете <…> У меня это засело в голове, потому что я дружил с Джимом и так далее, как я уже говорил. По Кумранским свиткам он овладел всем синтезом мудрости Древнего мира, а потом умер, а потом “явился” мне, и теперь этим овладел я.
Интерес к свиткам Мертвого моря побудил ФКД и других искателей духовности 1960‑х годов отождествлять свитки с так называемыми Евангелиями от ессеев. Эти тексты, изданные под названием «Евангелие мира от ессеев», были контркультурным бестселлером и продавались во многих «хедшопах» и «магазинах метафизической литературы». То, что эти «Евангелия», где Иисус представал ессеем, были подделкой начала ХХ века, мало волновало искателей «альтернативных Писаний», с помощью которых можно было бы подорвать притязания традиционной религии (subvert the claims of organised religion).
Джеймса Пайка, епископа Сан‑Францисского в Епископальной церкви (в романе он — Тимоти Арчер) и Филипа К. Дика еще с 1960‑х годов связывала тесная дружба. Казалось, у них не было ничего общего. Дик — неопрятный, склонный к паранойе, дурманивший себя наркотиками — жил в богемной нищете в сельской глуши Калифорнии. Пайк — патологически чистоплотный, холеный, чрезвычайно честолюбивый — в великолепной резиденции в Сан‑Франциско. Единственное, что их объединяло, — это горячий интерес к оккультизму и свиткам Мертвого моря. Пайк был одним из первых борцов за гражданские права, права гомосексуалистов и права женщин. Также он был пламенным христианским сионистом. Сегодня этот термин вызывает в памяти евангелических христиан, с энтузиазмом поддерживающих Израиль. Но в 1950–1960‑х годах ассоциации были другие: сионизм поддерживали многие либеральные христиане, и Пайк, как и теолог Рейнгольд Нибур , был в числе американских христианских священнослужителей, горой стоявших за Израиль. В начале 1960‑х Пайк дважды посетил Израиль.
В 1965 году Пайк поехал в Израиль в третий раз. В это паломничество, а оно включало восхождение к Масаде, он пригласил своего сына Джеймса‑младшего, которому тогда было 20 лет. Размышляя об этом восхождении, Пайк написал: «Я почувствовал, что перенесся на уровень надежды, где время больше ничего не значит, а твой движитель — отвага. Это был своего рода психоделический опыт без наркотиков». Пайк утверждал, что восхождение на Масаду связало их обоих — и его, и сына — с «наследием отваги и надежды» Израиля.
В 1968‑м я жил в Лос‑Анджелесе и погружался в контркультуру Калифорнии во всем ее великолепии и пустопорожности. Когда в том же году я покинул Калифорнию и поселился в Израиле — стране, которая все еще была в эйфории после Шестидневной войны, мне казалось, что я оставил контркультуру, романы ФКД и идеи епископа Пайка в прошлом. Я ошибался.
Летом 1969 года я служил санинструктором в ЦАХАЛе. Нас — около дюжины солдат и меня — разместили на бывшей базе иорданской армии в Иудейской пустыне. Как‑то рано утром (дело было в будни) радист сообщил мне, что наш командир — в тот день он был в отъезде — хочет поговорить со мной, «с Гольдманом‑американцем». Я не без трепета взял наушники рации, и вот что командир мне сообщил: на нашем участке пустыни заблудились американский комер (христианский священник) и его жена. Священник — важная персона, и предпринимаются все меры, чтобы отыскать его побыстрее, тем паче, что жара зашкаливала за 38 градусов.
— Слышал ли ты когда‑нибудь про этого потерявшегося американца, епископа Джеймса Пайка? — спросил офицер.
— Да, — сказал я, — он и впрямь важная персона: епископ Епископальной церкви Калифорнии, ведет популярную передачу на американском телевидении, его имя знают во всех уголках Штатов.
— Лады, — сказал офицер. — Теперь я понимаю, из‑за чего такой переполох, и шлю вам машину. Выбери трех человек, пусть включатся в поиски в районе. А ты оставайся с подразделением на базе.
— Так точно, — сказал я.
Солдаты моей части не нашли Джеймса Пайка. На следующий день полицейский патруль в окрестностях Вифлеема узнал от жены Пайка, Дайаны Кеннеди, где может находиться Пайк. Она сообщила полиции, что они с Джеймсом заблудились в пустыне и решили двинуться в разные стороны — искать воду и подмогу. Жена добралась до полицейского аванпоста, а вот Пайк потерялся. Его тело нашли три дня спустя. Блуждая по пустыне, Пайк свалился со скалы и погиб. Он похоронен на протестантском кладбище в Яффе.
Спустя лет десять после смерти Пайка ФКД решил, что непременно должен написать о нем роман. Язвительное эссе «Джеймс Пайк, американец» посвятила покойному священнику Джоан Дидион. В этом эссе — оно включено в ее сборник «Белый альбом» — епископ Пайк выставлен образчиком всего, что пошло не так в Золотом штате . «Этот человек был “Мишленом” своей эпохи и своей страны, — писала Дидион. — Он пронес свой крест мира через все дебри шарлатанства американской жизни… Чувство, что мир можно изобрести заново, попахивает 1960‑ми годами в нашей стране — годами, когда, казалось, у всех отшибло память и всех сбило с пахвей, в некотором роде 1960‑е и были временем, для которого рожден Джеймс Пайк».
Возможно, Дик думал о своей дружбе с Джеймсом Пайком, когда сказал, что приступает к работе над очередным романом и хочет «написать о тех, кого люблю, и поместить их в вымышленный мир, сотканный из моих мыслей, а не в мир, который есть у нас на самом деле, потому что мир, который есть у нас на самом деле, не дотягивает до требуемого мне уровня».
Основой «Трансмиграции Тимоти Арчера» в общем и целом служат жизнь, исчезновение и смерть Джеймса Пайка. Роман вышел в 1981‑м, за год до смерти ФКД. «Американская библиотека» написала, что в нем «теологический триллер чередуется с “романом с ключом” и горькой картиной жизни Калифорнии в конце 1970‑х».
Не сказать, что Дик изображает епископа любовно. Скорее, портрет довольно критический, хоть и не такой беспощадный, как в эссе Дидион. В романе Тимоти Арчер едет в Израиль изучать только что обнаруженные «Гностические свитки». Он убежден, что эти свитки раскроют тайные истоки христианства в его изначальной, ессейской версии. Эти исследования приводят Арчера к поискам в пустыне и к смерти.
ФКД был одержим Израилем, о чем свидетельствует его последний роман, а также дневники и письма, но одержим не современным Государством Израиль, а Израилем II века до новой эры. Вместе с тем Дик хорошо знал положение современного Израиля в дипломатическом и военном плане и часто осуждал действия израильских военных. В июне 1981 года Дик написал тележурналисту Рону Хендрену, сотруднику передачи «Сегодня», страстное и пространное письмо. Хендрен оправдывал Израиль, когда тот нанес авиаудар по иракскому ядерному реактору типа «Осирак». «Я квакер», — написал Дик, и: «Я считаю предосудительными “решения” военными средствами». Отрекомендовавшись пацифистом, Дик затем наводит критику отнюдь не с пацифистской, а с политической точки зрения:
В чем истинная суть авиаудара, нанесенного в воскресенье (вы, по‑моему, в сегодняшнем комментарии указали на это, но, пожалуй, лишь обиняками), — в том, что в балансе сил на Ближнем Востоке Израиль должен иметь перевес в области ядерного оружия, поскольку Израиль — маленькая страна, она одна в окружении множества враждебных арабских стран. Но это же трагедия Израиля, если он восстанавливает против себя мировое мнение и обнаруживает, что остался в одиночестве; он накличет именно то, чего опасается и остерегается; вокруг него беспощадно сомкнется кольцо враждебности, что во многом повторяет судьбу Германии после Первой мировой войны. Паранойя у людей и стран притягивает именно те обстоятельства, которые ей мерещатся, паранойя — самосбывающееся пророчество. Израилю не стоит дразнить мир тем, что у него достанет военной мощи уничтожить как любую страну, так и все страны, которые могут на него напасть; ведь всегда есть вероятность, что, раз похвальба прозвучала, ее попробуют проверить.
Со стороны Дика, время от времени отдававшего себе отчет в своих параноидальных наклонностях, обвинять других в паранойе — чисто филдикианская выходка. Но чего ждать от писателя, который, по его признанию, больше всех анекдотов любил такой: «Приходит парень к психиатру и говорит: “Подозреваю, жена что‑то подсыпает мне в еду, чтобы я стал параноиком”».
Оригинальная публикация: Philip K. Dick’s Last Great Obsession
«Планета мистера Сэммлера» все еще часть литературного космоса?
Молитва о Яакове и Израиле из свитков Мертвого моря
