Фильм, снятый по дебютному роману Нормана Лебрехта «Песня имен», так разительно отличается от литературной основы, что едва ли может считаться экранизацией. Авторы книги и картины писали и снимали о разном — стоит ли после этого удивляться, что до оригинального текста его экранному воплощению далеко как до небес.

Песня имен
Режиссер Франсуа Жирар
2019

Лондон, Хэмпстед, 1939 год. Два мальчика — одному девять, другой на пару месяцев старше. Зрителям предстоит прожить с ними почти полвека — и те два часа, что идет фильм.

— Давид Эли Рапопорт, дома меня зовут Довидл, — представляется первый.

— Мартин Л. Симмондс, — отвечает его визави. — Л. — это Льюис.

— Я буду звать тебя Мотл.

Скрипача‑вундеркинда Довидла его отец, Зигмунт Рапопорт из Варшавы, коммивояжер, привез в Англию, чтобы показать знаменитому педагогу и, если все сложится, пристроить на время учебы в хорошую еврейскую семью. Сам он должен вернуться в Польшу, к жене и дочерям. Представляя себе, что ожидает Польшу, мы понимаем: прощаются отец с сыном навсегда. Музыкальный издатель и импресарио Гилберт Симмондс, отец Мартина, оставляет Довидла у себя, платит за обучение, дарит ему свою любовь, ощущение родного дома и на бар мицву — скрипку, вышедшую в XVIII столетии из рук славного итальянского мастера.

И вот уже 1951 год: вложив состояние в аренду зала Роял‑Альберт‑Холла, Симмондс‑старший устраивает Довидлу первое сольное выступление на публике. И за считанные часы до долгожданного концерта, призванного стать в послевоенном Лондоне главным музыкальным открытием, 21‑летний скрипач исчезает — с этого начинается фильм. И дальше, спустя еще 35 лет, мы наблюдаем постаревшего Мартина. Возвращаясь в памяти в прошлое, в их общие с Довидлом детство и юность, он, любивший своего гениального друга как никого на свете, соучастник его шалостей и сомнительных игр, единственное его доверенное лицо, персональный слушатель и больше чем брат, пытается найти основания простить Довидла за его предательское исчезновение. Но чтобы простить, нужно для начала его найти.

Учитывая разный возраст,  — шесть исполнителей, и все хороши. Но если Люк Дойл, сыгравший маленького Довидла, выигрывает по всем статьям у юного коллеги, то Клайв Оуэн в роли постаревшего скрипача уступает Мартину, которого сыграл Тим Рот. И ради него прежде всего стоит смотреть «Песню имен». Причем смотреть если не на языке оригинала, то ни в коем случае не дублированный, а найти видео с титрами: моменты, где английский соскальзывает в идиш, чрезвычайно важны.

А прежде чем смотреть «Песню имен», ее необходимо прочитать. Неблагодарное занятие — сравнивать кино с литературой — здесь оправдано тем, что книга способна хотя бы отчасти реабилитировать фильм, что‑то важное объяснить про героев. Картина сделана, увы, настолько по образу и подобию многих фильмов последних лет, рассказывающих о Холокосте, что какие‑то сюжетные ходы просчитываются на раз, а сентиментальный исход очевиден задолго до титров. И это ставит под сомнение репутацию режиссера Франсуа Жирара, в музыке безусловного профи: он снимал фильмы о Гленне Гульде, поставил знаменитого «Парсифаля» в Мет, его спектакль «Эдип Рекс / Симфония псалмов» Стравинского–Кокто еще в 1997‑м Guardian назвала лучшей театральной постановкой года. Написанный Жираром сценарий его фильма «Красная скрипка» получил в 1999 году «Оскара».

И сейчас режиссер снова обратился к музыке, которой посвящена книга. Именно музыке, а не музыканту и не Катастрофе. И музыка здесь — не только киношная «Песня имен», имена погибших в Шоа, положенные на мотив бесконечного нигуна, сочиненного Говардом Шором. В книге речь о музыке, которая есть смысл жизни и способ существования, которая проигрывает вере, но нельзя исключить, что при других обстоятельствах она способна взять реванш. Видимо, опасаясь сложности и многослойности книжного сюжета, Жирар опустил его на другой уровень, превратил в плоскую и во многом, увы, типичную историю о Катастрофе, которой зрители сочувствуют и сквозь слезы стыдливо отметают любую версию развития событий, кроме предложенной. Вслед за многими режиссер пытался фильмом ответить на все тот же вопрос Адорно, возможна ли поэзия (искусство) после Освенцима, тогда как Норман Лебрехт в романе говорит о другом.

Довидл и Мартин в книге — оба евреи. Когда старший Симмондс оставляет вундеркинда у себя, им двигает не только профессиональное желание вырастить талант и со временем на нем заработать, для него это мицва. И когда Довидл, исчезнув, обрекает на несчастья приютившую его семью, он предает евреев — пусть неправильных, но своих. В одном из интервью Тим Рот признавался, что первоначально планировалось и в фильме сделать Мартина евреем, но от этого отказались. Понятно, почему — известно, сколько английских семейств приняли накануне войны еврейских детей из Германии, авторы фильма хотели спеть оду британским праведникам. Фильм — не голливудский. Копродукция Канады, Великобритании, Венгрии и Германии, картина по сути — британская, как и большинство снявшихся в ней артистов.

И любимый тарантиновский актер Тим Рот — британец с ирландскими корнями. Настоящая фамилия его отца Эрни, родившегося в Нью‑Йорке и состоявшего до 1970‑х в компартии, — Смит. «Он был американским мальчишкой, — вспоминает об отце Рот, — приехавшим во время войны в Англию. Ему было 17 лет, когда он поступил на службу в британские ВВС. Война изменила его до такой степени, что он поменял фамилию Смит на Рот. Взял еврейскую фамилию — думаю, в память о евреях, погибших во время войны. <…> Отец говорил нам с сестрой: “Помните, что лагеря были полны евреев, цыган, гомосексуалов и других групп людей, которых нацисты посчитали нежелательными. Это будет повторяться, и всегда найдутся фашисты, которые решат, что так правильно”».

В фильме персонаж Рота мог бы стать бесцветной тенью Довидла, если бы не гений артиста. И опять же, если бы не книга, в которой от лица Мартина идет рассказ. Потому вернемся к книге и ее автору. Норман Лебрехт — известный музыкальный критик, обозреватель многих важных изданий, от Daily Telegraph до Evening Standart, ведущий в свое время авторской программы Lebrecht.live на Би‑би‑си и собственного популярнейшего блога. Помимо периодики, он написал дюжину книг, переведенных на десятки языков. Прославился еще в 1997‑м трудом, вышедшим в Штатах и России под названием «Кто убил классическую музыку», а бестселлер «Миф маэстро: великие дирижеры в погоне за властью» (2001) укрепил его славу. Опубликованный в 2003‑м первый опус в жанре худлита — тот самый роман «Песня имен» (в 2016‑м выпущен издательством «Книжники» по‑русски) исследует ту же тему околомузыкального бизнеса, способного привести музыку к краху. Действие происходит на фоне еврейской трагедии, которая важна Лебрехту, потому что он еврей. Последняя его книга называется «Гениальность и страх. Как евреи изменили мир, 1847–1947». И упомянутый труд о дирижерстве касается национальной темы — содержит, в частности, нелицеприятные подробности карьеры Герберта фон Караяна, который, будучи патологическим антисемитом, отлично использовал евреев. Великий итальянский режиссер Джорджо Стрелер, вошедший в караяновскую команду Зальцбургского фестиваля, с ужасом вспоминал потрясшую его реплику патрона: «Больше чего бы то ни было вам сейчас требуется первоклассный личный секретарь. К сожалению, на эту роль годится только еврей». Это тоже цитата из книги Лебрехта, который не гнушается в своих текстах сальными подробностями и деталями частной жизни. Желчный острослов, он балансирует на грани приличия, и многие помнят скандал, случившийся пять лет назад на церемонии награждения одной престижной европейской музыкальной премии: пианист Григорий Соколов отказался от нее, узнав, что вместе с ним награды удостоен Норман Лебрехт.

Сам Лебрехт едва ли так щепетилен и чувствителен. Будучи профи в пиаре, он наверняка легко смирился со сценарием фильма, который совершенно извратил его книгу, от сюжета оставил банальную схему, а от богатейшего музыкального ассортимента, скрепляющего сюжет, — марочную классику, знакомую всем.

Роман Нормана Лебрехта «Песня имен» можено приобрести на сайте издательства «Книжники»