Сегодня на страницах еврейской эмигрантской прессы столетней давности нас ожидает встреча как минимум с двумя колоритными фигурами. Кто такой доктор Авиноам, читатели скорее всего с ходу не вспомнят, но, когда до него дойдет речь, с изумлением обнаружат, что давно с ним знакомы. Мишка Япончик — личность не в пример более «медийная»: одесский бандит, лихой налетчик, вроде бы прототип Бени Крика. Но здесь мы читаем не Бабеля, а документы эпохи, более того, собственноручное сочинение Мишки Япончика — и романтический флер не ощущается, хотя одесский дух есть.
В этой истории фигурируют и одесская ЧК, и городские слухи, и попытка апологии‑бравады, но отмечу, что и автор публикации в «Рассвете», и одесская ЧК о Мишке Япончике имели довольно смутное представление.
Автор статьи представляет его безмозглым люмпеном, что неверно, судя по стилю собственного сочинения этого легендарного персонажа. Чекисты же толком не знают его кликухи и для солидности именуют Мишкой Японцем. Сам он пытается выставить себя эдаким Робин Гудом, но все его примеры «защиты народного дела» по меньшей мере сомнительны, а биография предсказуемо мутная: криминал, суд, срок — отбыл 10 лет из 12, фронт — видимо, Гражданской войны, по его уверениям и со ссылкой на документы, на стороне красных, налеты на буржуйское добро.
Примечательно, что, уверяя в своей преданности рабочему делу, Япончик гневно открещивается от каких бы то ни было связей с ЧК, а ЧК, со своей стороны, заявляет, что знать его не знает. Однако известие, что в ЧК появился новый начальник, «товарищ Михаил», порождает в Одессе слухи, что он‑то и есть Япончик, хотя тот был не Михаил, а Моисей. Общенародная «чуйка» как‑то сразу, без аргументации, все, что появляется в жизни враждебного и опасного, увязывает воедино.
Так обстоят дела в Одессе. Фельетон‑притча «Д‑р Авиноам» — о подмандатной Палестине.
Доктором Жаботинский уважительно именует мальчишку, школьника, в котором видит провозвестие нового типа еврея, долженствующего прийти на смену забитому и темному местечковому типажу, с одной стороны, а с другой — представителю сообщества, которое сам Жаботинский иронично называл «нацией присяжных поверенных».
Можно добавить, что этот рассказ очень популярен, но под другим заголовком: обычно его публикуют под более поздним названием «Жиденок». Настоятельно рекомендую познакомиться с обеими редакциями: и первоначальным «Д‑ром Авиноамом», и доступным в сети «Жиденком». Авторская правка по‑разному расставляет акценты, но ощущение фактографической подлинности при этом лишь усиливается. Жаботинский указывает место происхождения Авиноама и его «культурную программу», отчасти созвучную тому, что происходило в России: «Мы наш, мы новый мир построим…» Там, где евреи боролись за свои национальные интересы, эта программа оказывалась более осмысленной, чем там, где они вливались в «общенародное дело» с утопическими целями, бесчеловечными средствами и принципиальной враждебностью ко всякой культуре.
Это рассуждение вспоминается и при чтении More Judaico. Увы, невозможно установить, кто такой Б. Хецрони, постоянно выступавший в «Рассвете» с хроникой российских еврейских дел. Ясно, почему автор, пишущий из советской России, скрывался за псевдонимом. Но эта публикация выглядит особенно горькой. Речь все о тех же евсекциях. Хецрони детально описывает, как начальство и специально подобранные, прошедшие через серию «репетиций» «народные массы еврейских трудящихся», обмениваясь приветствиями на идише, с энтузиазмом громят еврейскую культуру во всех ее формах. Да, много было в прошлом плохого, нуждавшегося в замене. И люди, прошедшие тяготы дореволюционной еврейской жизни, никак не могли относиться с лирической ностальгией ко всему в своем прошлом. Но, имея дело с государственной машиной, люди не представляли себе, насколько она «заточена» под собственные цели и как использует их энтузиазм.
Разное будущее ожидает авторов и героев публикаций в Европе, России и Стране Израиля с их надеждами, иллюзиями — и отказом от иллюзий. Для нас их «будущее» — уже историческое прошлое. Но, видя исторические свидетельства об ожиданиях людей, еще не знающих, куда вынесет их историческая кривая, мы находим поводы задуматься о настоящем.