150 лет назад родился Хаим Нахман Бялик. «Лехаим» представляет подборку материалов, опубликованных в 1923 году к пятидесятилетию поэта в еженедельнике «Рассвет», органе Федерации русско-украинских сионистов, с предисловием Михаила Липкина.

Cто лет назад, когда отмечался 50-летний юбилей Бялика, значение личности юбиляра определялось в первую очередь культурным и идейным контекстом.

У евреев все общественные явления происходили с некоторым запозданием: позже возникла эпоха Просвещения, позже — национальное движение с политическими целями, а в области, имеющей более всего отношения к Бялику, литературе, все еще господствовали классические, восходящие к древности и средневековью формы и темы, пронизанные религиозным традиционализмом, экзальтированной патетикой, попытками подражания европейским образцам, но далеко не лучшим.

Мартин Бубер отмечал, что Бялик сумел оживить язык, сделать поэтическое слово актуальным и естественным. При этом он не был модернистом. Предельная ясность содержания сочеталась у него со вполне сложившимися формами версификации. Однако само содержание вдруг становилось новаторским: лирический герой видит поле колосьев — и скорбит, что не он засеял это поле, автор приводит читателя в местечковый хедер — и словно говорит: «Здесь мои корни, и твои, и нас всех». В поэме о погроме — одном из лучших произведений Бялика, где даже в переводе масштаб автора очевиден, — автор говорит: «Встань и пройди по городу резни», но вместо ожидаемых ламентаций обращает свой гнев на уцелевших евреев, не способных защитить себя и свои семьи, но способных после погрома искать за свои страдания моральные и материальные дивиденды…

Все это отвечало идеологии еврейского национального движения. Один из лидеров сионизма, писатель Нахум Соколов, оценивает Бялика с искренним восторгом. Для него Бялик оказывается точно в нужный момент в нужном месте и с точки зрения истории литературы, и исходя из общественных задач: «Пророк разбужен силой, которая в такой степени не является его собственной, что он не в состоянии владеть ее движениями и сознательно понимать ее происхождение и направление».

Соколову вторит великий историк Дубнов, отмечающий главное достоинство Бялика в «преобладании национальных интересов над индивидуальными» в полном соответствии с духом времени.

Между тем уже к этому 50-летнему юбилею Бялик два десятилетия как почти не писал стихов. Поклонники объясняли это потрясением от погромов и высказывали комплименты другим, непоэтическим работам Бялика, в частности монументальной компиляции «Сефер Агада». А настроенные более критически иронизировали: исписался.

В год 150-летия со дня рождения Бялика, когда идейный и эстетический контекст совершенно другой, мы можем взглянуть иначе и на творчество Бялика. В последние свои годы он работал над книгой «И было однажды» — сборником историй и легенд, прозаических и рифмованных, европейских и восточных. Это было свидетельством противостояния Бялика литературному мейнстриму, попыткой создать еврейский текст, а не европейский текст на иврите.

Литературоведы порой предпочитают не замечать эту известную любому израильскому школьнику книгу, тем более что ивритская литература в результате не пошла по указанному Бяликом пути. Но нам не мешает сегодня внимательнее отнестись к
целостному наследию поэта.