Евреи — народ, склонный к преувеличениям. И английские евреи тоже; пусть даже для Филипа Рота мы были недостаточно склонны к гиперболам. Сдержанные, непримечательные и ограниченные — такими, говорят, он нашел нас в то непродолжительное время, когда жил в семидесятых годах в Лондоне. «Англия сделала меня евреем меньше чем за два месяца» , — говорит Натан Цукерман в конце «Другой жизни», имея в виду, что ничто так не укрепляет идентичность, как враждебность. Если следовать по пути гипербол, можно спросить, почему Цукерману потребовалось на это так много времени, учитывая «глубоко укоренившийся и коварный» антисемитизм, с которым этот герой по воле автора сталкивается в Лондоне. Большинство английских евреев, читающих Рота, содрогаются, доходя до этих сцен. Евреи много едят, но они редко слышат, чтобы неевреи, сидящие за соседним столиком, требовали открыть окна, дабы избавиться от их запаха.
У Рота одно другому не мешает. Английская юдофобия делала евреем самого далекого от еврейства американского еврея, но все равно не породила в английских евреях того неуживчивого и нахального голоса, который он идентифицировал с еврейством. Рот забыл об одном: чтобы жаловаться так громко и так неприлично, как Портной, нужно быть достаточно многочисленными и чувствовать за собой права, а у нас нет ни того ни другого. Во всей Великобритании проживает меньше 300 тыс. евреев, и прошло чуть больше 700 лет — мгновение в масштабах еврейской истории — с тех пор, как король Эдуард I изгнал их. Не высовывайтесь, предупреждали нас отцы, и, может быть, англичане не заметят, что мы вернулись. У моего собственного отца было любимое выражение: «Прими порошок штум», то есть проглоти таблетку, которая заставит тебя заткнуться. Нельзя было говорить о еврейских делах, пока тебя не спрашивают; есть и другие темы. Это хороший совет. Умение сочетать преувеличение с недосказанностью — еще одно еврейское достоинство. Но книга под названием «Портной принимает порошок штум» никогда не стала бы бестселлером.
И вот внезапно, столкнувшись со все более вероятной перспективой, что следующие выборы выиграет не очень расположенная к семитам партия лейбористов, некоторые английские евреи громко заговорили о том, чтобы уехать из страны по собственному желанию. Они точно не знают, что сделает с ними партия Джереми Корбина, если они останутся. Выстроит их в ряд и расстреляет, ха‑ха? Всего несколько недель назад на лондонских автобусах появилась реклама с лозунгом: «Израиль — это расистский проект». Их сняли тут же, как только повесили, но кто знает, что повесят в следующий раз и как долго это провисит? Хотя я сам в обозримом будущем никуда уезжать не планирую, мне совсем не смешно, когда другие выражают глубокую озабоченность и даже вспоминают Берлин двадцатых годов. Как узнать, когда настало время бежать? Вопрос справедливый. Некоторые смеются и указывают, что обстоятельства сильно отличаются. Но ведь скептично настроенные берлинцы тоже наверняка говорили то же самое, если кто‑нибудь напоминал им о погромах в Кишиневе или Киеве. Всегда приятнее верить, что ничего не случится. Обычно и не случается; только вот… потом внезапно случается. Если мы еще не узнали, насколько быстро друг может превратиться во врага, а враг стать еще более непримиримым, то мы ничему не научились.
В любом случае озабоченность нарастает, о чем свидетельствует тот факт, что евреи, которые раньше принимали порошок штум, выходят на улицы, поднимают голос, устраивают демонстрации у здания Парламента, несут плакаты «Хватит!». Пока что ничто не выходит за рамки традиционной для английских евреев сдержанности. Но если так пойдет дальше, то и мы начнем терять терпение. Мы уже, по крайней мере, наполовину уступили претензиям Рота. Проблема, однако, остается: разговоры об отъезде основаны на рациональной оценке опасности или мы просто раздуваем мелочи?
Как мы дошли до такого состояния, объяснить легко. В 2015 году маргинальный, советизированный депутат от Лейбористской партии, который всю жизнь эксплуатировал поле протеста, выступая против ядерного вооружения, Запада, НАТО, Америки и, разумеется, Израиля, удивил всех, и себя в том числе, оказавшись на посту лидера партии, с которой он на всем протяжении своей карьеры расходился по большинству вопросов, в том числе и внешней политики. Изменения партийного регламента в отношении членства и голосования, которые сделали эту ситуацию возможной, не должны нас ограничивать. Важно, что вдруг партийные маргиналы разом превратились в партийный мейнстрим.
Джереми Корбин не был совершенно неизвестной раньше фигурой. Его поддержка потерпевших и терпящих неудачу революционных правительств и движений по всему миру — и только заговор сил капитала обусловил их неудачу! — его выступления на российском и иранском телевидении, где он рассказывал о Западе то, что хотела услышать приглашающая сторона, — все это не прошло незамеченным. Но в его идеологии присутствовал громоздкий архаизм, напоминающий о радиопомехах, через которые твердолобые университетские марксисты и троцкисты тридцатых, слушали Москву, и этот архаизм делал его безвредным. Из самого Корбина оратор никакой. Его харизма — для тех, в чьих глазах он обладал харизмой, — рождалась в тот момент, когда он говорил с позиции защиты слабого. Приглушите его речи, осуждающие угнетение, и станет понятно, что тем же тоном можно проповедовать преимущества веганства. Действительно, во время интервью в ходе предвыборной кампании он предпочитал говорить о том, какие овощи он вырастил на своем участке, а не о политике. Да, он возглавлял коалицию «Stop the War», активную организацию, которая выступает против всего, что можно назвать милитаризмом или империализмом, и многократно высказывался на тему Израиля, но порой казалось, что там он выступает как добрый дедушка, который всегда готов сгладить резкость.
Только когда он стал лидером партии, на свет выплыли истории, касающиеся его связей с гораздо менее почтенными организациями. Хотя впервые столкнувшись с вопросом журналистов, он не смог припомнить, где же он встречался с представителями «ХАМАСа» и «Хизбаллы» — людьми, которым он расточал похвалы и которых не стеснялся называть товарищами, — память вернулась к нему, когда фотографии этих встреч появились в газетах. Корбин настаивал, что они доказывают лишь его всегдашнюю приверженность делу мира. Если это объяснение не удовлетворило еврейскую общину, то, видимо, по той единственной причине, что миротворцев можно назвать миротворцами, только если они ведут переговоры со всеми конфликтующими сторонами, а фотографий Корбина в обществе ведущих израильских политиков пока не появлялось. Его товарищи живут не только на Ближнем Востоке. Среди борцов, которых он поддерживал, можно назвать и ИРА. Но враги Израиля, а правильнее сказать, враги евреев — поскольку некоторые из них смело отрицают Холокост или выступают с новыми версиями кровавого навета — фигурируют с непропорциональной регулярностью.
И все же Корбину была дана возможность доказать свою позицию. Открытый антисемитизм присутствует в программе левых партий по всей Европе, возникая с такой регулярностью, что он уже больше похож на опознавательный знак, чем на программу. Скажи, что ты ненавидишь Израиль, и все двери откроются перед тобой. Не требуйте от Корбина слишком многого — он не мог сменить тон на более примирительный, возглавив партию. Еще большей наглостью было бы требовать от него, чтобы с его уст слетело слово «Израиль». Оказавшись перед необходимостью говорить на эту тему в обществе, он отвернулся. Максимум, на что он способен, — это «Палестина».
Конечно, есть евреи, которые разделяют его презрение к сионизму. Те, кто забыл о своих молитвах и согласился на унизительную формулу, которой меньшинства должны руководствоваться в отношениях с миром: «Мы позволим вам говорить про нас это при условии, что вы не будете говорить то». Сионизм был принесет в жертву. Рот позабавился бы.
Антисионизм может не подразумевать антисемитизма, но его приверженцам нужно все время следить за собой. Обычно наступает момент, когда юдофобия начинает потихоньку просачиваться наружу. И прошло совсем немного времени после избрания Корбина, как появились признаки нарушения сделки, по условиям которой лейбористы могут быть антисионистами, пока их антисионизм не пойдет дальше.
Депутат от лейбористов предложил отправить всех израильских евреев в Америку. Вице‑президент лейбористской организации «Momentum» обвинил евреев в том, что они финансировали работорговлю. Член ЦК партии выразил сомнения относительно числа погибших в Освенциме. Еврейские депутаты от лейбористов стали получать полные ненависти письма от рядовых членов партии. Одного назвали членом парламента от Тель‑Авивского округа. Бывший мэр Лондона и ближайший союзник Корбина Кен Ливингстон цитировал прочитанную им книгу, где доказывалось, что Гитлер был сионист; газовые камеры появились только тогда, когда Гитлер «слетел с катушек». Некоторым людям вообще нельзя разрешать читать книги. Ливингстон рассказывал о ней при каждом удобном случае, к явному смущению Лейбористской партии, хотя тут трудно быть полностью уверенным. Может быть, его однопартийцы тоже читали эту книгу. Потребовалось немало времени, чтобы призвать Ливингстона к порядку, но несколько случаев такого «почти антисемитизма» были сложены в папку «Планы на будущее» и оставлены там. Что же до самого Корбина, то пока что озабоченность вызывает, скорее, его нежелание видеть антисемитизм, чем популяризация антисемитизма, но и за это закрывание глаз тоже рано или поздно нужно будет дать отчет.
Под градом критики он согласился провести расследование случаев антисемитизма в Лейбористской партии и назначил возглавить его Шами Чакрабарти, которая вплоть до прошлого месяца председательствовала в группе0 Liberty, занимающейся охраной прав человека. Комиссия по расследованию отличалась большой избирательностью в рассмотрении улик и в течение нескольких недель опубликовала отчет, который не удовлетворил евреев, надеявшихся на что‑то более весомое, чем упоминание «случаев, создавших напряженную атмосферу в партии», предложения ввести статут об ограничении нападок на исторической почве и рекомендации не называть евреев, поддерживающих Израиль, Zios.
В ответ на обвинения в обелении виновных Корбин тут же — я не говорю «не подумав» — представил главу комиссии к титулу пэра. Заключение Межпартийного специального комитета палаты общин по поводу антисемитизма в Великобритании представляет собой интереснейший документ. «Очень жаль, что [Чакрабарти] не предвидела, что момент ее выдвижения в палату лордов одновременно с докладом, снимающим с лидера лейбористов всякую ответственность за предположительно усиливающийся антисемитизм в партии [Корбина], полностью сорвет ее попытки добиться успеха. Не меньшую озабоченность вызывает тот факт, что мистер Корбин не учел негативного впечатления, которое может создать последовательность событий».
Если даже здесь нет сомнений в неподкупности партийных лидеров, то явно присутствует выражение недовольства их суждением. Еврейская версия произошедшего еще менее лестна. Корбин, конечно, учел, что эта история и выдвижение Чакрабарти произведут негативное впечатление, и хотел показать, что его это не волнует. Он демонстрировал евреям свою победу.
Все эти события случились всего два года назад. На мой взгляд, они стали причиной очевидного снижения популярности Корбина среди британских евреев.
Теперь на его биографию и явное нежелание согласовывать слова и поступки стали обращать куда больше внимания. Он не расист, заявлял Корбин снова и снова. Может быть, и нет, но его антирасизм далек от универсальности. С помощью нехитрого искривления этики — ведь евреи уже не бедный и не угнетенный народ — легко можно быть одновременно антирасистом и антисемитом. Иногда даже кажется, что небольшая доля антисемитизма — непременное условие для бескомпромиссного противника расизма. Мало‑помалу этот софизм стал очевидным.
Каждую неделю, как будто чья‑то рука составляла фоторобот Корбина и его партии, свидетельства накапливались: случайное или неслучайное замечание, газетная публикация, фотография, видеоролик. Не Корбин ли это, который не только пожимает руки террористам, но и возлагает венок на могилу террористов из «Черного сентября», несущих ответственность за убийство израильских спортсменов в 1972 году? «Нет, — говорит Корбин, — их могила соседняя». «Да, — говорит Daily Mail, — есть фотография, которая это доказывает». «Тори клевещут»,— говорит Корбин. Появляется видеозапись интервью Корбина иранскому телевидению, где он говорит, что Би‑би‑си ангажирована утверждать, будто Израиль имеет право на существование — подразумевая тем самым, что всякому неангажированному человеку очевидно, что Израиль не имеет права на существование. Это все еще антисионизм, но на этот раз идеология явно трещит по швам. Несуществующий Израиль — это ведь множество несуществующих евреев.
Стандартная отговорка Корбина, что он не помнит, не заметил, не уверен, возникает всякий раз, когда вспоминают об этих эпизодах. Когда выяснилось, что он защищал огромный плакат во всю стену, на котором изображены крупнейшие мировые капиталисты — все евреи или похожие на евреев, — играющие в «Монополию» на склоненных спинах обнаженных рабов, он заявил, что не присматривался настолько, чтобы увидеть что‑то оскорбительное. Не присматривался! Человек, который проехал бы мимо этого плаката со скоростью сто миль в час, одновременно просматривая почту, заметил бы его смысл. А если Корбин не обратил на него совсем никакого внимания, зачем он тогда защищал его от критики тех, кто правда видел?
Для многих игра закончилась. Традиционная линия защиты Корбина — что его гнев направлен против сионистов, а не против евреев — уже не выдерживает давления фактов. Плакат был не про сионизм, а про евреев, которые эксплуатируют бедняков всего мира. Если Корбин не заметил в плакате жестокой карикатуры на евреев, то только потому, что у него в голове существует точно такая же картинка. Эта картинка знакома всякому, что изучал советский антисемитизм эпохи холодной войны — сионские мудрецы там одержимы не меньшим чувством, чем при стремлении к мировому господству.
Чтобы наконец обвинить Корбина в расизме, лейбористам потребовалось его нежелание согласиться с действующим определением антисемитизма, сформулированным Международным альянсом в память о Холокосте. Камнем преткновения для Корбина стал один конкретный пример того, что представляет собой антисемитизм: «Отрицание права еврейского народа на самоопределение, например когда существование Государства Израиль называют расистским проектом». Хотя время для конфронтации с евреями было выбрано неудачным, но отказываться от возможности невозбранно называть Израиль расистским проектом было бы слишком большой уступкой.
Почему, спросит любой здравомыслящий человек, так трудно не называть Израиль расистским проектом? Ведь определение Международного альянса предоставляет широкие возможности для критики Израиля, если только она откажется от «двойных стандартов, требуя от него поведения, которого не требуют и не ожидают от любого другого демократического государства»? Что в этом определении такого, ради чего Корбин готов был увлечь свою партию в эту едкую трясину ярости и взаимных обвинений? Ответ кроется в слове «проект». Корбину недостаточно громить Нетаньяху, выступать против поселений и Разделительной стены, сравнивать Газу с Варшавским гетто и того пуще. Ему даже недостаточно заявить, что сионизм чудовищным образом сбился с пути. Похоже, что, если он не будет иметь возможность дискредитировать первоначальные намерения и амбиции сионизма, его надежды и идеалы, если он не сможет опорочить всю эту инициативу от первых практических поползновений еврейского народа до той трагедии, в которую превратился сегодняшний Израиль, — он потеряет левое крыло своей партии, которому он принес обет вечной преданности.
И в этом корень фатальных разногласий между лейбористами Корбина и евреями, принимающими порошок штум. Если последние не согласятся, что сионизм от начала до конца является замыслом колониалистов, что он никогда не был, не мог быть и не будет ничем иным, — им придется смириться с гонениями, которые на них обрушатся. Более того, эти гонения будут заслуженными. А если Корбин не готов признать центральное место сионизма в еврейской мысли, те чаяния и те лишения, которые сформировали его много веков назад, его поэзию и идеализм; если он не сможет проникнуться сочувствием к отчаянию людей, стоящих перед лицом смерти, которое превратило сионизм в необходимость — короче говоря, если он не сможет ответить на вопрос: «А что бы еще ты хотел, чтобы мы сделали?» — тогда евреи не откажутся от убеждения, что он не только терпит антисемитизм у себя в партии, но и поощряет его.
Теперь лейбористы приняли определение Альянса целиком — хотя и только после того, как отвергли дополнение, сформулированное самим Корбином, в которое опять закралось выражение «расистский проект», — но нельзя сказать, что воцарился мир. Обвинения в антисемитизме до сих пор считаются многими деятелями лейбористов частью организованной кампании по клевете, призванной заглушить критику Израиля. Это все те же бесконечные упрямые инсинуации, которые ранят в самое сердце долготерпеливых британских евреев Рота, которые могут вовсю критиковать политику Израиля, но все же уверены, что антисемитизм слишком отвратителен, чтобы приписывать его всем подряд.
За два дня до речи на партийной конференции Джереми Корбин появился в «Шоу Эндрю Марра», где ему дали шанс извиниться перед еврейской общиной. Он не воспользовался этим шансом. Вместо этого он с обычной упрямой неуместностью стал утверждать, что всю жизнь боролся с расизмом. Только теперь мы знаем, что включает в себя борьба с расизмом, а что не включает. Так что же там с Израилем? Это расистский проект? «Нет, — ответил Корбин. — Государство Израиль было провозглашено в соответствии с постановлениями ООН, и его границы были определены». Но если на вопрос, является ли Израиль расистским проектом, он отвечает отрицательно, то почему же его «нет» звучит так похоже на «да»?
Те, кто уже собрал чемоданы, в ближайшее время не станут их распаковывать. 
Оригинальная публикация: Corbyn’s Complaint
У израильских левых появился новый герой — Джереми Корбин
The Atlantic: Евреи Британии обрели собственный голос
