Колонка редактора

100 лет спустя

Борух Горин 27 марта 2020
Поделиться

В самом начале 1990‑х мне довелось приехать в Ростов‑на‑Дону.

Это была необычная поездка: исполнилось 70 лет со дня кончины пятого Любавичского Ребе, Рашаба, и студенты разных ешив поехали в Ростов на его могилу. Ешивы назывались «Томхей тмимим». В московском филиале учился я. А основал «Томхей тмимим» рабби Шолом‑Бер Шнеерсон, Рашаб.

Круг замкнулся.

В 1920 году, перед своей кончиной, Ребе Рашаб написал завещание. Начиналось оно с последней воли: сохранить «Томхей тмимим».

Он создал эту ешиву за 20 лет до того, сообщив, что ученикам ее предстоит стать «свечами, освещающими тьму изгнания».

Да, Ребе Рашаб прозрел этот страшный грядущий век, когда «связи со Шнеерсоном» станут пунктом обвинения в расстрельных делах. И ему надо было подготовить поколение людей, которые, несмотря ни на что, будут дорожить этой связью больше, чем жизнью.

Я еще застал этих людей — прошедших тюрьмы и лагеря, но сохранивших свою связь. Я счастлив, что удостоился учиться у некоторых из них. Удостоился видеть непокоренных: просто смотреть, как они молятся, как относятся к другим людям…

А тогда в Ростов съехались студенты 1990‑х. И сам факт нашего существования был победой Ребе Рашаба. В 1920‑м его последняя воля казалась фантастической и неисполнимой. Но в результате он победил: через Кременчуг и Харьков, Отвоцк и Самарканд, Покинг и Бренуа, США и Израиль — Томхей тмимим вернулась в Россию. В ешивах с этим именем с 1920 года получили воспитание десятки тысяч «тмимим»: тех, кого учили освещать тьму.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Ребе под дулом пистолета

Большевики ввели в городе боль­шие строгости. Был установлен ко­мендантский час, после 7 часов ве­чера не разрешалось появляться на улице. Даже днем не полагалось выходить без крайней необходимо­сти. Всякого рода собрания были запрещены.Неожиданно мы почувствова­ли большую перемену в настрое­нии Ребе. Он произнес «лехаим», подбадривал нас, просил весе­литься, петь, как в доброе старое время.

Высшее единение

Ночью пришли чекисты. Они поднялись на второй этаж, и перед ними предстала невероятная картина: зал с сотней людей. Сын Ребе, увидев их, первым делом хотел убрать со стола запрещенную водку и кружку для традиционных в Пурим пожертвований для бедных, но отец не дал ему сделать этого: «Я не собираюсь обращать на них внимание. В моем нынешнем состоянии — что мне они? Может, в другой раз они бы меня и взволновали, но сейчас нет. Святость никуда не денется со своего места, и я их не боюсь!».

Мама Любавичей

Десятое швата хорошо известно: в этот день скончался шестой Любавичский Ребе, рабби Йосеф-Ицхак (Раяц) Шнеерсон. Однако эта дата имеет еще один аспект, особо отмеченный Ребе Раяцем в заглавии знаменитого маамара «Бати ле-гани». Он написал его и отдал в печать заранее, указав, что учить его нужно 10 швата (то есть в день его смерти). Перед началом маамара написано: «Годовщина смерти моей почитаемой бабушки, праведной ребецн госпожи Ривки, душа которой в Ган Эдене – да защитят нас ее заслуги».