Даже если вы не верите в то, что Б‑г действительно разделил воды Красного моря, читая трактат «Псахим» и видя, как слова и ритуалы седера сохранились неизменными на протяжении двух тысяч лет, думаешь, что сама непрерывность еврейской истории уже своего рода чудо.

Легкость, с которой магия и ведовство встраиваются в талмудическую картину мира, на мой взгляд, очень показательна для талмудической ментальности и выявляет в ней нечто важное. Эта легкость подсказывает, что приверженность ученых Талмуда точным измерениям и правильному порядку действий, потребность выяснить до мельчайших деталей, как именно себя вести, чтобы угодить Б‑гу, вплоть до того, в каком порядке надевать башмаки поутру, — сама является разновидностью магического мышления.

В философские приключения Шестова, Бродского и Спинозы были вовлечены поэты, писатели и философы, не имевшие отношения к семени Израиля и даже испытывавшие к этому семени брезгливую ненависть. Это не помешало им стать любимцами тех, кого они ненавидели и презирали. Да и сам великий Маймонид евреев считал в философии профанами, а уважал арабов и греков.

Если вы начали трапезу в пятницу до заката, а потом начался шабат, а вы в самом разгаре ужина — что вам делать? Прервать трапезу и читать субботние молитвы или же продолжать есть, а молитвы прочесть, когда ужин закончится? Йеуда говорит, нужно прервать трапезу; Йосе, более снисходительный, считает, что этого делать не нужно.

Каббала информации постулирует информационное пространство статическим элементом, которым является концепция. Динамическим элементом данного пространства являются пульсации («рацо ве шов»), в процессе которых концепции соединяются в цепочки и образуют события, — в свою очередь, также соединяющиеся. Данный процесс — процесс реализации события — происходит в зонах информационного пространства Кетер — Малхут и инициируется Эйн‑соф и человеком.

Мудрецы Талмуда, рассуждая о природе и строении Вселенной, ошибались не больше, чем все остальные — и в их эпоху, и еще долгое время после. Но нельзя не задуматься о том, насколько религия, соответствовавшая их Вселенной, по‑прежнему соответствует нашей, гораздо более обширной и более хаотичной, где роль человечества уменьшилась и потеряла в значимости.

Обжорство оценивается мудрецами как качество предосудительное и заслуживающее наказания. Но они видят в нем, скорее, нарушение общественных норм, чем собственно грех. Хороший аппетит, как и тщеславие или вспыльчивость, — человеческий недостаток, которому может оказаться подвержен даже мудрец. При этом мудрецы крайне редко умышленно преступают закон. Напротив, все, что мудрец ни делает, по определению законно, и поведение великого мудреца само по себе является алахическим образцом.

Когда закон не соответствует реальности, говорит Талмуд, мы не меняем закон — мы меняем реальность. Этот подход как будто нелогичен, но он подчеркивает приверженность мудрецов тому, чтобы все делать по правилам. 

Процесс скачкообразного информационного перехода в сфире Малхут мира Ацилут имел свою параллель в шатре Откровения. Моше получал пророчества от Всевышнего в очень сложной, комплексной форме. Пророчество имело место между двумя херувимами, которые были установлены на поверхности ковчега Завета в Святая святых переносного Храма. Потом уже Моше выходил за отделяющую завесу и доносил пророчества евреям в упрощенной, понятной форме, то есть осуществлял такой скачкообразный переход.

Сердце нужно разрезать и обескровить перед тем, как готовить. Но если мы забудем это сделать и начнем готовить его с кровью, оно все равно остается кошерным, поскольку во время готовки кровь будет впитана окружающими частями туши, а потом «выпущена» ими. Всего вышесказанного, кажется, уже достаточно, чтобы впечатлительный читатель решил стать вегетарианцем. Но если вы все еще едите мясо, почитайте Псахим, 76а, где Гемара задается вопросом, что случится, если кусок мяса упадет в крынку с молоком.

В отличие от обычного человека, расстояние между праведником и древом сфирот минимально, соответственно, максимально подобие. Любой, даже «незначительный» грех, то есть связь с концепцией Зла, резко увеличивает расстояние между праведником и древом сфирот и фактически разрушает подобие. С обычным человеком это происходит в меньшей степени, так как расстояние между ним и древом сфирот достаточно велико, а подобие — мало.

Я полагаю, что душа философа Шестова, умершего в Париже в 1938 году, прилепилась к душе писателя Зингера и подсказала ему окончание романа «Шоша». В эпилоге бывший богач и эстет Хаймл Ченчинер, спасшийся из Варшавского гетто, спрашивает: «Может быть, мертвые воскреснут? Я помню, как вы говорили — возможно цитировали кого‑то, — что время — это книга, в которой страницы можно переворачивать только вперед, а назад нельзя. А если только мы не можем, а какие‑то другие силы могут?»