Тора говорит нам, что мы по своей природе не добры и не злы, но наделены способностью быть и добрыми, и злыми. У нас есть природная склонность сопереживать и сочувствовать, но есть и еще более сильный инстинкт страха, ведущий к насилию. Вот почему при переходе от Адама к Ноаху Тора переходит от природы к завету, от «тов» к «брит», от могущества к нравственным ограничениям могущества. Одной генетической предрасположенности недостаточно. Нам также нужен нравственный закон.

В конце нашей недельной главы мы оказываемся в мире накануне Потопа, до такой степени изобилующем разбоем, что Б‑г пожалел о сотворении человечества. Такова главная драма Танаха и иудаизма в целом. Воспользуемся ли мы нашей свободой, чтобы соблюдать порядок, либо злоупотребим ею, чтобы сеять хаос? Окажемся ли мы достойны образа Б‑га, живущего в человеческом уме и сердце, либо опозорим этот образ?

В иудаизме государство — еще не всё: этим он отличается от авторитарных режимов. И индивид в нем — тоже не всё: этим иудаизм отличается от радикально индивидуалистических либеральных демократий. Общество Завета созидается, когда каждый признает свою ответственность за всех, индивиды обязуются служить общему благу. Поэтому «Сефер Тора» — письменную конституцию, формирующую нас как нацию, — следует обновлять в жизни каждого индивида по отдельности (заповедь 613) и в жизни нации (заповедь 612).

Искусство слушать — одно из величайших. Оно открывает наше сознание Г‑споду, нашим собратьям‑людям и красотам природы. Для меня одним из подарков этого странного, трудного времени стала способность читать молитвы более неспешно, чтобы я смог вслушаться в то, что они мне говорят. При молитве слушать не менее важно, чем говорить. А вера как таковая — это способность сквозь шум расслышать музыку.

Иудаизм — самая эффективная в истории попытка найти верное соотношение частного, особенного — и всеобщего, универсального. В нем есть и то и другое. Иудаизм — поклонение всеобщему Б‑гу, принимающее форму конкретного, особенного вероисповедания. Иудаизм — вера во взаимосвязанность Б‑га и человечества, как в универсальную: все мы сотворены по образу Б‑га, так и в особенную: «Израиль — Мой сын, Мой первенец». Это вера в универсальный завет с Ноахом и в особенный завет с Авраамом, а позднее с сынами Израиля.

Во время раввинистической эры евреи стали народом, чьи определяющие черты — религия, заповеди, ученость и молитва, причем всему этому оставались верны добровольно и берегли упорно, вопреки всем настойчивым попыткам надавить на евреев, склонить их к переходу в вероисповедание большинства населения. Разгадка в том, что раввины сосредоточивались не на видениях отдаленного будущего. Они разрабатывали практические программы. Возможно, этим программам недоставало драматичного размаха, но они работали.

Главный блюститель закона — не государство, не правительство, не армия и не полиция, хотя все они, возможно, необходимы (на это указывает начало следующей недельной главы: «Назначьте себе судей и стражей в каждом из ваших колен»). Нет, главный блюститель закона — каждый из нас по отдельности и все мы сообща. Вот в чем уникальность этики завета.

Танах, описывая взаимоотношения между Б‑гом и Израилем, проводит в основном две аналогии: с отношениями между мужем и женой и с отношениями между родителем и ребенком. В отношениях между мужем и женой возможен развод. А в отношениях между родителем и ребенком — невозможен. Родитель и ребенок могут рассориться, но для ребенка родитель остается его родителем, а для родителя ребенок — его ребенком. Брак является заветом, а родительство — не является.

Мы должны развивать в себе совесть, чтобы она не позволяла нам причинять зло, наносить вред или обиду кому‑то другому, даже если правила разрешают нам это делать. Нравственная жизнь — бесконечная игра, не сводимая к правилам. Нам нужно научиться чутью на «то, что справедливо и угодно Г‑споду» и постараться, чтобы это чутье глубоко в нас укоренилось.

Отношения между лидерами и их последователями — это партнерство, основанное на взаимоуважении и постановке сложных задач друг перед другом. В иудаизме быть последователем не значит быть покорным, некритичным, слепо приемлющим все. Ставить под сомнение и спорить — тоже часть таких взаимоотношений. Однако мы слишком часто сетуем на дефицит лидерства, когда в действительности наша беда — дефицит умения быть последователями.

Полагаю, иудаизм принял чрезвычайно мудрое решение, когда сделал учителей своими героями, а образование длиной в жизнь — своей страстью. Мы не преклоняемся ни перед властью, ни перед богатством. Им есть свое место в жизни, но только не наверху иерархии ценностей. Власть принуждает нас к чему‑то. Богатство стимулирует нас к чему‑то. Но учителя нас развивают. Они побуждают нас открыть свой ум для познания многовековой мудрости, помогая нам яснее увидеть мир, глубже мыслить, убедительнее аргументировать свою точку зрения и принимать более мудрые решения.

История Пинхаса объясняет, в чем состояли разногласия между членами правительств в период пандемии. Наш нравственный долг в том, чтобы гарантировать святость жизни, но у нас есть и политический долг не только перед жизнью, но и перед «свободой и стремлением к счастью». Глобальная реакция на ковид‑19 хороша тем, что, пока опасность не начала отступать, практически все страны мира ставили нравственные соображения выше политических.