Недельная глава «Шмот». О неподчинении безнравственным приказам
В первых главах книги Шмот мы окунаемся в самую гущу эпических событий. Сынов Израиля практически одним мановением руки обращают из защищенного меньшинства в рабов. Моше превращается из египетского принца в мидьянского пастуха, а затем, благодаря встрече у горящего куста, изменившей историю, — в вождя сынов Израиля. Но поворотным историческим событием следует счесть один небольшой эпизод. Его героини — две замечательные женщины, Шифра и Пуа.
Мы не знаем, кто они были. Тора не сообщает о них ничего, за исключением того, что они были повитухами, и фараон повелел им: «Когда вы принимаете роды у евреек, то наблюдайте у родильных камней: если это мальчик, то убивайте его, а если девочка, то пусть живет» (Шмот, 1:16). Ивритские слова, употребленные для описания этих женщин, — «а‑меялдот а‑иврийот», можно понимать двояко. Они могут означать «повитухи‑еврейки». Так их истолковывают в большинстве переводов и комментариев. Но с равной степенью вероятности эти слова могут означать «повитухи евреек», а в таком случае эти женщины могли быть египтянками. Так понимают это выражение Йосеф , Абарбанель и Шмуэль‑Давид Луццато, считая неправдоподобным предположение, будто еврейки могли быть замешаны в акте геноцида собственного народа.
Зато мы знаем, что они отказались выполнить приказ: «Но повитухи боялись Б‑га. И они не делали так, как говорил им властелин Египта, они оставляли детей в живых» (1:17). Вот первый вошедший в исторические анналы случай гражданского неповиновения — отказ выполнить приказ самого могущественного человека в самой могущественной империи Древнего мира, отказ, объяснявшийся тем, что приказ был безнравственным, неэтичным, бесчеловечным.
Тора дает понять, что повитухи не стали устраивать скандала или драмы из своего отказа выполнить приказ. Когда фараон вызвал их и потребовал объясниться, они просто ответили: «Еврейки отличаются от египетских женщин, они живучие: рожают до того, как придет к ним повитуха» (1:19). На это фараону нечего было ответить. Житейская прозаичность этого инцидента напоминает об одном из самых ярких откровений об отваге людей, в период Холокоста спасавших жизнь евреев. Люди эти были разные, но у них была одна общая черта: они не считали, что совершили что‑то из ряда вон выходящее . Примета тех, кто совершает подлинный нравственный подвиг, часто именно такова: они сами не считают себя героями, совершившими нравственный подвиг. Они совершают свои поступки потому, что «так и должно поступать человеку». По‑видимому, слова «боялись Б‑га» означают здесь именно это. В Торе такими словами характеризуют тех, кто наделен нравственным чувством .
Чтобы закрепить поступок этих повитух и ему подобные в международном праве, понадобилось три тысячи лет с гаком. В 1946 году в суде на Нюрнбергском процессе нацистские военные преступники, все как один, заявляли в свое оправдание, что просто выполняли приказы правомочного и демократически избранного правительства. Согласно доктрине государственного суверенитета всякое государство имеет право принимать свои законы и ведать своими внутренними делами. Понадобилось новое юридически‑правовое понятие — а именно «преступление против человечности», — чтобы установить виновность тех, кто разработал и воплотил в жизнь идею геноцида.
Нюрнбергский принцип подвел юридическую основу под то, что повитухи поняли интуитивно: бывают приказы, которым не следует подчиняться, потому что они безнравственны. Нравственный закон выше законов государства и может отменять их. Как это сформулировано в Талмуде: «Если есть конфликт между словами учителя (Б‑га) и словами ученика (человека), то слова учителя должны возобладать» (Кидушин, 42б) .
Нюрнбергский процесс — не первый случай, когда эпизод с повитухами оказал существенное влияние на историю. На всем протяжении Средневековья церковь — а она сознавала, что знание — это сила, а значит, силу лучше сосредоточить в руках духовенства, — запрещала переводы Библии на национальные языки. На протяжении XVI века положение дел в этой области бесповоротно изменили три фактора. Первый — Реформация с ее девизом «sola scriptura» («только Писание»: «только в соответствии со Святым Писанием»): она поместила Библию на центральное место в жизни религиозного человека. Второй — книгопечатание, изобретенное в середине XV века. Лютеране убежденно полагали, что так решило Божественное провидение. Бог дал людям печатный станок, чтобы доктрины реформированной церкви удалось распространить по всему миру. И третий фактор: некоторые люди, не посчитавшись с запретом, все же перевели Библию. Джон Уиклиф и его последователи сделали это еще в XIV веке, но самое большое влияние оказал Уильям Тиндейл: его перевод, работа над которым началась в 1525 году, стал первой Библией на английском языке, изданной типографским способом. За это Тиндейл поплатился жизнью. Когда Мария I вернула церковь Англии в лоно католицизма, многие английские протестанты бежали в кальвинистскую Женеву, где, опираясь на работу Тиндейла, выполнили новый перевод, который принято называть «Женевской Библией». Этот перевод выпускали в форме недорогих книг небольшого формата, множество экземпляров ввозили в Англию контрабандой.
Впервые получив возможность прочесть Библию самостоятельно, люди обнаружили, что это весьма смутьянский документ в том, что касается монархии. В Библии повествуется о том, как Б‑г сказал Шмуэлю, что сыны Израиля, добиваясь, чтобы над ними назначили царя, отвергают Его, Г‑спода, как своего единственного монарха . В ней наглядно описывается, что пророки не боялись бросать вызов царям, причем делали это на основании полномочий, полученных от Самого Б‑га. В ней рассказана и история о повитухах, не подчинившихся приказу фараона. В примечании на полях к этому эпизоду Женевская Библия одобрила их отказ, раскритиковав лишь тот факт, что повитухи при объяснении своих действий сказали неправду. Примечание гласило: «В этом отношении их неповиновение было правомерным, но их обман — греховным поступком».
Король понимал, какие гибельные выводы вытекают из одной только этой фразы. Она значила, что можно ослушаться монарха, ссылаясь на авторитет Самого Б‑га: то было четкое и категорическое опровержение идеи Божественного права королей .
В конце концов, не сумев остановить распространение переводной Библии, король решил заказать свою версию перевода, и в 1611 году она увидела свет. Но к тому времени урон уже был нанесен, были заронены в почву семена будущей английской революции. На протяжении XVII века Еврейская Библия в той трактовке, которую давали ей пуритане, была самой влиятельной, превосходившей все другие, силой в английской политике. Отцы‑пилигримы, прихватив с собой эту веру, отправились в края, которые впоследствии стали Соединенными Штатами Америки.
Спустя полтора века труд еще одного английского радикала — Томаса Пейна оказал решающее влияние уже на американскую революцию. Его памфлет «Здравый смысл», изданный в январе 1776 года, сразу стал бестселлером: разошелся тиражом в 100 тыс. экземпляров. Памфлет оказал колоссальное влияние, а Пейн благодаря этому произведению заслужил прозвание «отца американской революции». Хотя Пейн был атеистом, первые страницы «Здравого смысла», где автор оправдывает мятеж против монарха‑тирана, основаны на цитатах из Еврейской Библии. В том же духе Бенджамин Франклин летом 1776 года нарисовал эскиз Большой государственной печати Америки: изобразил египтян (то есть англичан), тонущих в Красном море (то есть в Атлантическом океане) с подписью: «Восстание против тиранов есть послушание Богу».
Томас Джефферсон, потрясенный этим афоризмом, рекомендовал начертать его на Большой государственной печати Виргинии, а позднее добавил эту надпись к изображению на своей личной печати.
История о повитухах — составная часть более масштабной концепции, неявно выраженной в Торе и в Танахе в целом: это мысль, что право выше силы и что даже Самого Б‑га можно призывать к ответу во имя справедливости, как Он определенно велит сделать Аврааму. В конечном счете верховная власть принадлежит Б‑гу, а следовательно, любое действие или приказ человека, преступающие Б‑жественную волю, уже вследствие самого этого факта являются превышением власти. Эти революционные идеи неотъемлемо присущи библейской концепции политики и применения власти.
Однако именно отвага двух замечательных женщин создала прецедент, который впоследствии взял на вооружение американский писатель Торо в своем классическом эссе «О гражданском неповиновении» (1849), а оно, в свой черед, в ХХ веке вдохновило Ганди и Мартина Лютера Кинга. В финале их истории есть очаровательный штрих: «Итак, Б‑г был добр к повитухам, и народ размножился и становился все многочисленнее. И, потому что повитухи боялись Б‑га, Он дал им дома» (1:20–21).
Луцатто понимал последнюю фразу следующим образом: Б‑г сделал так, чтобы повитухи обзавелись своими семьями. Повитухами часто становятся женщины, неспособные иметь детей, писал Луццато. В этом случае Б‑г благословил Шифру и Пуа, даровав им детей, как раньше даровал детей Саре, Ривке и Рахели.
Это важная мысль. Древнегреческая литература ближе всего подходит к идее гражданского неповиновениия в истории об Антигоне: она настаивала, что ее брата Полиника следует похоронить, хотя царь Креонт не разрешал это сделать, так как считал Полиника изменником, предавшим Фивы. Пьеса Софокла «Антигона» — трагедия: героиня должна умереть оттого, что хранит преданность брату и не слушается царя. Еврейская Библия — не трагедия. Собственно, в библейском иврите нет слова, означающего «трагедия» в том смысле, который вкладывали в это слово древние греки. Добро вознаграждается, а не наказуется, потому что вселенная, созданное Б‑гом произведение искусства, — это мир, где высоконравственное поведение благословлено свыше, а зло, хоть ненадолго и добивается успеха, в конце концов терпит поражение.
Шифра и Пуа — две величайшие героини, первые, кто преподал человечеству урок о нравственных границах власти.
Двар Тора. Шмот: Египетская марка
Шмот. «И вот имена…»
