В Берешит, 34, с начала до конца главы, рассказывается ужасающая история. Дина, дочь Яакова (единственная еврейская дочь, упомянутая в каком‑либо из рассказов о патриархах) выходит из своего безопасного дома за ограду, чтобы «посмотреть на дочерей той страны» (Берешит, 34:1). Ее похищает и насилует местный принц Шхем, сын правителя города, тоже называемого Шхем.

Об этом факте узнает Яаков, но ничего не предпринимает, пока не возвращаются его сыновья. Шимон и Леви, братья Дины, сразу понимают, что должны что‑то сделать ради ее спасения. Задача почти невыполнимая. Тот, кто удерживает Дину в плену, — не рядовой человек. Поскольку он сын правителя, невозможно просто возразить против его действий. Правитель вряд ли велит своему сыну отпустить Дину. Другие горожане, если будет брошен вызов, встанут на защиту принца. Шимон и Леви — одни против всего города: их двое, а горожан много. Даже если бы они позвали на помощь всех сыновей Яакова, им пришлось бы иметь дело с превосходящими силами.

Поэтому Шимон и Леви решают пойти на военную хитрость. Они соглашаются разрешить Дине выйти замуж за принца, но ставят условие. Пусть все мужчины, живущие в городе, будут обрезаны. Те, сочтя, что альянс с соседним племенем будет выгоден в долгосрочной перспективе, соглашаются. В результате хирургической операции мужчины всего города слабеют и на третий день испытывают самую сильную боль. В этот день Шимон и Леви входят в город и убивают всех жителей мужского пола. Они спасают Дину и приводят ее домой. Затем остальные братья грабят город.

Яакова это ужасает. «Вы… вызвали ненависть жителей этой страны (ко мне)» (Берешит, 34:30), — говорит он. Что же, в таком случае, мы должны были сделать? — вопрошают оба брата. «Что же, мы были должны бросить свою сестру, чтобы с ней обращались, как с продажной женщиной?» В переводе с иврита Д. Сафронова под редакцией А. Графова: «Разве можно обращаться с нашей сестрой как с продажной женщиной?». — Примеч. перев.
(Берешит, 34:31). Этим риторическим вопросом эпизод завершается, и действие переносится в другие места. Но ужас Яакова перед поступком сыновей не рассеивается. Перед смертью Яаков возвращается мыслями к этому и фактически проклинает сыновей:

Шимон и Леви — братья, их ножи — оружие грабителей!

Не вступай с ними в сговор, моя душа, не присоединяйся к их сообществу, моя честь!

Ибо в гневе они убивали людей, по своей прихоти калечили быков.

Прокляты их жестокий гнев и их свирепая ярость!

Разъединю их в Яакове, рассею их среди Израиля (Берешит, 49:5–7).

Отрывок необычайный. Он как будто бы не содержит никаких назиданий нравственного толка. В нем никто не выглядит положительным героем. Казалось бы, его главный отрицательный герой — принц Шхем. Именно он дал толчок событиям, похитив и изнасиловав Дину. Хамор, его отец, не отчитывает сына и не приказывает отпустить Дину. Шимон и Леви виновны в том, что совершили ужасающий акт насилия. Другие братья участвуют в разграблении города С точки зрения Библии, этот поступок не одобряется: см. Ваикра, 13:13–19; Шмуэль I, 15:13–26; Эстер 9:10, 15–16.
. Яаков на всем протяжении этой истории выглядит пассивным. Сам ничего не предпринимает и сыновьям не объясняет, как следует действовать. Похоже, даже сама Дина не безвинна: как минимум, она проявила беспечность, когда отправилась в город в опасный район: не забывайте, Авраам и Ицхак, ее прадед и дед, опасались за свою жизнь, поскольку в те времена царило беззаконие Мидраш критикует Дину: см. Мидраш Агада (Бубер) к Берешит, 34:1. «Мидраш Сехель тов» критикует даже ее мать Лею за то, что она разрешила Дине выйти из дома. .

Кто в этой ситуации был прав, а кто не прав? Бросается в глаза тот факт, что в тексте эти вопросы оставлены неразрешенными. Яаков осуждает своих сыновей, но сыновья отметают упреки.

Спор продолжился, и к нему подключились двое из величайших раввинов Средневековья. Рамбам встает на сторону Шимона и Леви. Их поступок был правомерным, говорит он. Другие жители города видели, что сделал Шхем, знали, что он виновен в преступлении, но не стали отдавать его под суд и не стали спасать девушку. Следовательно, они были соучастниками, разделившими его вину. Поступок Шхема был преступлением, за которое полагалась смертная казнь, а горожане, укрыв Шхема, стали его соучастниками Рабби Моше бен Маймон. Мишне Тора (Кодекс Маймонида). Книга Судьи. Законы о царях и ведении войн, 9:14. М.: Книжники, 2011.
. Кстати, заключение интересное, наводящее на мысль, что для Рамбама правило «все евреи отвечают друг за друга» Швуот, 39а. — Примеч. перев.
относилось не только к евреям, но ко всем обществам. Как написал позднее, в XV веке, рабби Ицхак Арама, всякое преступление, о котором люди знают и не препятствуют его продолжению, перестает быть правонарушением отдельных людей и превращается в грех общины Arama, Akedat Yitzhak, Bereishit, Vayera, Gate 20, s.v. uve‑Midrash.
.

Рамбан с этим не согласен Рамбан, комментарий к Берешит, 34:13.
. На его взгляд, принцип коллективной ответственности не применяется к нееврейским обществам. Заповеди потомков Ноаха обязывают каждое общество учредить суды, действующие по нормам статутного и общего права, но не подразумевают, что непривлечение правонарушителя к судебной ответственности делает всех членов общества соучастниками преступления, караемого смертью.

Сегодня диспут продолжается среди ученых‑библеистов. В особенности два исследователя подвергают эту историю вдумчивому анализу: Меир Штернберг в «Поэтике библейского повествования» Sternberg Meir. The Poetics of Biblical Narrative: Ideological Literature and the Drama of Reading. Bloomington: Indiana UP, 1985. Р. 444–481.
и рабби Эльханан Самет в своем исследовании нашей недельной главы Elhanan Samet. Iyyunim be‑Parshat ha‑Shevuah, third series, Israel: Yediot Aharonot, 2012. Р. 149–171. . Они тоже приходят к противоречивым выводам. Штернберг утверждает, что в тексте раскритикованы и бездействие Яакова, и его упреки в адрес сыновей за то, что они приняли меры. На взгляд Самета, главными виновниками были Шхем и Хамор. Однако оба исследователя указывают на тот факт, что текст намеренно создает нравственную неоднозначность, отказываясь рисовать даже явных злодеев черными красками.

Присмотримся к главному правонарушителю, молодому принцу Шхему. Текст сообщает: «…он всей душой привязался к Дине, дочери Яакова. Влюбился он в девушку и говорил [слова, которые приходятся] девушкам по сердцу. Шхем сказал своему отцу Хамору: “Возьми мне эту девушку в жены!”» (Берешит, 34:3–4). Сопоставим это с тем, как описывается Амнон, сын царя Давида, изнасиловавший свою единокровную сестру Тамар. Это тоже история о кровавой мести. Но в тексте говорится: Амнон, изнасиловав Тамар, затем «люто возненавидел ее, так что ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви, какою он любил ее, и сказал ей Амнон: “Встань, уйди!”» (Шмуэль II, 13:15). Шхем ведет себя иначе. Он влюбляется в Дину и хочет на ней жениться. Правитель, отец Шхема, а также горожане охотно соглашаются на просьбу Шимона и Леви подвергнуться обрезанию…

Текст не только воздерживается от демонизации жителей Шхема, но, более того, не выставляет в положительном свете никого из членов семьи Яакова. Поступок Шимона и Леви назван тем же словом «обман» В переводе с иврита Д. Сафронова под редакцией А. Графова употреблено слово «хитрость»: «сыновья Яакова отвечали Шхему и его отцу Хамору с хитростью». — Примеч. перев.
(34:13), которое употреблялось в отношении эпизода, когда Яаков забрал себе благословение Эсава, а Лаван подменил Рахель Леей. Изображение всех действующих лиц — от Дины, которой не сиделось дома, до ее непомерно жестоких спасителей, братьев, разграбивших город, и пассивного Яакова — создает ощущение, будто текст намеренно написан так, чтобы снизить наше сочувствие к ним.

В целом остается впечатление, что в этой истории нет ни неисправимых злодеев, ни героев с незапятнанной репутацией. Зачем же тогда ее рассказывать? В Торе истории приводятся не просто потому, что они произошли в действительности. Тора — не книга по истории. Она умалчивает о некоторых важнейших периодах. Например, мы ничего не знаем ни о детстве Авраама, ни о 38 из 40 лет, проведенных сынами Израиля в пустыне. «Тора» значит «поучение, назидание, руководство». Какой урок, согласно Торе, мы должны извлечь из этого рассказа, где в конечном счете никто не выглядит положительным героем?

Есть глубокий мысленный эксперимент, разработанный Эндрю Шмуклером, — так называемая «притча о племенах» Andrew Bard Schmookler. The Parable of the Tribes: The Problem of Power in Social Evolution. Berkeley: University of California, 1984.
. Вообразите несколько племен, живущих по соседству. Все они предпочитают действовать миролюбиво, но одно племя ради достижения своих целей готово прибегать к насилию. Как складывается судьба миролюбивых племен? Одно терпит поражение, и его истребляют. Второе завоевывают и порабощают. Третье бежит в неприступные края. Если четвертое племя попробует обороняться, оно само вынуждено будет прибегнуть к насилию. «Вот в чем ирония: для успешной обороны от агрессора, настроенного применять силу по максимуму, общество должно в большей степени уподобиться тому обществу, которое ему угрожает. Силу можно остановить только силой» Ibid. Р. 21.
.

Другими словами, есть четыре возможных исхода событий: 1) уничтожение, 2) порабощение, 3) бегство, 4) подражание. «Всякий из этих четырех исходов означает, что силовые методы распространяются по всей системе. Такова притча о племенах» Ibid. Р. 22.
.

Помните, что все (!) племена, кроме одного, стремятся к миру и не испытывают ни малейшего желания применять силу по отношению к соседям. Однако если вы приведете в регион всего одно племя, склонное к насилию, то в конце концов насилие возобладает, какие бы ответные меры ни избрали другие племена. В этом трагедия человеческой природы.

Когда летом 2014 года Израиль вел яростную борьбу с ХАМАСом в Газе и число погибших превысило тысячу, я все время размышлял на эту тему. Ведь Государству Израиль хотелось участвовать в подобных боях никак не больше, чем праотцу Яакову. На протяжении всей кампании я невольно припоминал слова в начале недельной главы «Ваишлах», описывающие переживания Яакова перед встречей с Эсавом. «Яаков сильно испугался и опечалился» (Берешит, 32:8); мудрецы сказали об этом: «“испугался” — как бы ему самому не погибнуть [от руки Эсава], “и опечалился” — как бы ему не пришлось убивать» (процитировано Раши в комментарии к этому месту).

Эпизод с Диной вовсе не сообщает нам, что Яаков поступил правильно (или что Шимон и Леви поступили правильно), — зато учит нас: бывают ситуации, когда правильного образа действий просто не существует, когда любой шаг будет неправильным, когда любой из возможных вариантов действий предполагает отказ от того или иного нравственного принципа.

Ту же мысль доносит Шмуклер: «Сила подобна отравляющему веществу или инфекции: стоит ее куда‑то занести, как она неспешно, но неумолимо станет всепроникающей в системе конкурирующих обществ» Ibid.
. Один‑единственный акт насилия, совершенный Шхемом в отношении Дины, принудил двоих сыновей Яакова к насильственным действиям в отместку, и в конечном счете все либо заразились насилием, либо погибли.

Вот знак того, как глубоко Тора трактует нравственные вопросы: она не скрывает от нас эту страшную правду, не изображает случившееся так, будто одна из сторон конфликта виновна, а другая — безвинна. Насилие развращает всех и каждого. Так было в те времена, так обстоит дело и в наше время.