Ребе не упрашивал, но требовал. Он заявил без обиняков, обращаясь напрямую к властям СССР, что им пора соблюдать законы, гарантируемые их собственной конституцией. А именно, как он сказал, ни одно должностное лицо, от рядового милиционера до высших чиновников, не смеет препятствовать тем еврейским мальчикам и девочкам, которые хотят узнать об иудаизме от своих родителей, дедушек и бабушек или изучать под их руководством Тору и совершать мицвот

Наш реб Меир?! Тот скромный старик, который приходил в синагогу тихо, сдержанно, немного прихрамывая — и никогда ни словом не обмолвился, через что прошел? Он, оказывается, выполз из траншеи под прицельным снайперским огнем, чтобы спасти роту. Он «снял» вражеского стрелка — и вернулся, уже не на своих двух… Он молчал о войне. Даже сыну рассказывал лишь о том, что «только» стопы не стало. А нам, в синагоге, и подавно ни слова. Мы знали, что он ветеран войны. Но никто не догадывался, как героически он воевал

Скончался великий еврей. И, что важно, это было скромное величие: он никогда не искал почестей, жил просто, но при этом был настоящим праведником и наставником. Ушел «один из последних могикан» поколения советских хасидов, сумевших нести свет хасидизма за «железным занавесом». Без таких людей не было бы феномена еврейского религиозного возрождения. Исроэль Пинский заслуженно вошёл в летопись движения Хабад как пример непоколебимой верности Торе и еврейскому народу

Не все обитатели Краун‑Хайтс обрадовались известию, что рабби Йосеф‑Ицхак планирует поселиться в их нееврейском районе. Не всем хотелось видеть на здешних чистых, безопасных и элегантных улицах толпы хасидов, которые не преминут поселиться близ своего Ребе, прибывшего из Старого Света. Однако, после того как Ребе прибыл в Краун‑Хайтс, тамошние евреи признали, что он человек благочестивый и авторитетный, и больше не возражали против такого соседства. Через год, летом 1941‑го, в Краун‑Хайтс к шестому Ребе перебрались его дочь, ребецн Хая‑Мушка, и зять, будущий седьмой Ребе

Все российские военачальники, которые [вместе со своими войсками] также отступали во внутренние районы России, видя, что наш Ребе верен своему царю и своей стране до глубины души, относились к нему с исключительным расположением и предоставляли укрытие и защиту от врагов. И [в свою очередь] обращались к нему за советами и т. д. И все, о чем спрашивали у него, было [для них], как если бы спрашивал человек наставления Божьего

Одной из «миссий», которые Ребе годами поручал своим посланникам, была кампания «баит маале сефарим», призванная в буквальном смысле наполнить дома евреев еврейскими книгами. Обучение еврейской грамоте — очевидная цель всех движений, старающихся распространить свое учение «наружу», то есть в обществе. И все же страстная увлеченность Ребе книгоизданием неотделима от его теологического и мессианского мировоззрения в целом

Одним из классических еврейских местечек был Невель в Витебской губернии. Поначалу там проживали несколько десятков еврейских семей. Именно так хотел основоположник «Хабада» Алтер Ребе: он призывал евреев селиться небольшими, замкнутыми общинами, которые будут зарабатывать себе на хлеб земледелием и ремёслами. Евреи, выполняя завет Алтер Ребе, жили в этом городке своей общиной. Она постоянно увеличивалась, и на пике роста, к началу ХХ века, насчитывала более 10 тыс. человек, составляя более половины населения Невеля

В ночь на среду 15 июня 1927 года в Ленинграде агенты ОГПУ ворвались в квартиру шестого Любавичского Ребе, рабби Йосефа-Ицхака Шнеерсона, и арестовали его. В последующие трудные месяцы многие люди, среди которых были и евреи, и неевреи, сыграли важную роль в борьбе за освобождение Ребе. Но один человек выделяется особо — Мордехай Дубин. То был влиятельный лидер еврейской общины в независимой тогда Латвии: Дубин был рош а-каалом Рижской еврейской общины и выборным представителем, участвовавшим во всех заседаниях сейма вплоть до его роспуска в 1934 году.

Считается, что каждый год в день кончины праведника душа поднимается все выше и выше. Поэтому дело Ребе, его призыв и его борьба не только не утратили своей актуальности, но год за годом становятся все более насущными. То, чего хотел Ребе, можно объяснить на разных уровнях. По‑простому, он хотел перевернуть мир. Можно торжественно объявить, что он хотел добиться прихода Машиаха. По сути своей, две формулировки имеют один и тот же смысл, отличаясь только по стилю

Мог ли простой мальчик из местечка, учивший в подполье хасидут и мечтавший о встрече с Ребе, — хотя бы на несколько минут, — представить себе, что он будет редактировать язык его речей, делать его как можно более понятным простым хасидам! Ребе сказал, что прекратил бы говорить свои речи, если бы знал, что он болен?! Большей награды, большего счастья он уже не мог удостоиться.

К весне 1943 года голод в хабадской общине Самарканда начал ослабевать. Едва голодная смерть отступила, любавичские стали задумываться о правильном обучении своих детей... До конца жизни Хейшке считал, что именно эти уроки спасли его и помогли окончательно оправиться от тифа... К концу лета руководство ешивы решило: она вышла на такой уровень, что заслуживает присвоения названия «Томхей тмимим». На это требовалось разрешение главы сети «Томхей тмимим» в СССР рабби Йоны Кагана...

Двадцать два месяца. Столько времени Хейшке пришлось читать кадиш. Каждый день, в трех ежедневных молитвах. Сперва по отцу, потом по отцу и сестре, потом по отцу и двум сестрам. А через 11 месяцев только по Цвиеле и Менухале. Единственный перерыв в этой напряженной работе он сделал, когда три месяца болел тифом. Хвороба навалилась внезапно и сразу скрутила так, что всем казалось — еще несколько часов, максимум дней, и мальчик встретится с сестричками и отцом.