Что такое «цараат»? Как порок может привести к очищению? И почему только временное изгнание приводит к исцелению? Главный редактор «Лехаима» Борух Горин читает недельную главу Тазриа-Мецора.

Как страдание становится дорогой к искуплению в еврейской традиции

Введение

Понятие мецора (מְצֹרָע) в иудаизме связано с одной из самых загадочных и поучительных тем Торы — явлением цараат (צָרַעַת). Цараат традиционно переводят как «проказа», однако в Танахе это не просто медицинская болезнь, а скорее духовно-нравственный знак или поражение, посылаемое свыше. В книгах Ваикра и Бемидбар описаны подробные законы о цараате — поражениях кожи, одежды и даже стен домов — и о том, как коэн (священник) должен осматривать и очищать пораженного, называемого мецора. Эти тексты поднимают глубокие вопросы: почему именно такие материальные поражения связываются с моральным состоянием человека? Почему мецора считался нечистым и изгонялся из стана? И каким образом впоследствии образ прокаженного появляется в Агаде — в пророческих историях и даже в талмудических представлениях о Мессии? 

Мы рассмотрим мецору не только как историко-религиозное понятие, но и как метафору, несущую универсальные смыслы. Мы проследим:

– Метафизику цараат — как мудрецы объясняли причины и смысл этих поражений, опираясь на Писание, Мидраш и Талмуд.

– Рассказ о четырех прокаженных из Книги Царей — чем он значим и как традиция толкует его детали.

– Образ «Мессии-прокаженного» в Талмуде (Санхедрин 98б) — парадоксальный и глубокий символ, связывающий страдание с надеждой.

Через призму этих источников мы увидим, что тема мецоры — это рассказ о грехе и очищении, отчуждении и искуплении, личной ответственности и надежде на избавление.

Метафизика цараат

Первое упоминание о цараат встречается в Торе, в книге Ваикра (Левит). Цараат описывается как поражение кожи, проявляющееся белыми пятнами, но также могло появляться на одежде или стенах домов. Тора предписывает, что человек, у которого обнаружился цараат, должен пройти осмотр у коэна. Если диагноз подтверждался, этот человек объявлялся нечистым и изолировался от общества: «בָּדָד יֵשֵׁב, מִחוּץ לַמַּחֲנֶה מוֹשָׁבוֹ» — «…пусть живет отдельно, вне стана — место его обитания» (Ваикра, 13:46). Мудрецы обратили внимание на эту строгую меру изоляции. В Мишне говорится, что мецора — один из немногих, кто считался «как мертвый» еще при жизни (Недарим 64б), ибо он отлучен от лагеря живых, находясь в своего рода социальном небытии.

Что же могло вызвать такое тяжкое состояние? Талмудическая традиция рассматривает цараат не как случайную болезнь, а как следствие определенных этических проступков. В трактате Арахин приводится высказывание: «זֹאת תִּהְיֶה תּוֹרַת הַמְּצֹרָע — תּוֹרַת הַמוֹצִיא שֵׁם רַע» — «„Вот закон о мецоре“ — [читай как] „закон о порочащем имя (клеветнике)“» (Арахин 15б). Игра слов между мецора и моци шем ра (злостным клеветником) указывает на главную духовную причину цараата — злоупотребление даром речи, злословие. Слово лашон а-ра (לשון הרע) в еврейской традиции означает злословие или распространение негативных слухов, и именно за этот грех, по учению Хазаль, человек мог быть поражен проказой.

Более того, мудрецы перечисляют целый ряд проступков, за которые мог прийти небесный «приговор» в виде цараата. В одном из мидрашей и в Талмуде упоминается семь причин, способных навлечь эту кару:

1. Злословие (לשון הרע)

Талмуд, Арахин 15б:

שם נאמר:

“על לשון הרע נגעים באים.”

Перевод: «Из-за злословия приходит цараат».

Это главное основание, откуда выводится связь между злоязычием и цараатом.

2. Проливание крови (שפיכות דמים)

Мидраш Вайикра Раба 17:3:

שם נדרש:

“נגעים באים על שפיכות דמים.”

Перевод: «Цараат приходит за пролитие крови».

Также упоминается в контексте наказаний за тяжкие моральные преступления.

3. Лжеклятва (שבועת שווא)

Мидраш Танхума, Мецора 2:

там говорится, что проказа приходит также за нарушение клятв во имя Бога.

4. Разврат (גילוי עריות)

Мидраш Вайикра Раба 17:3:

“על גילוי עריות נגעים באים.”

Перевод: «Из-за разврата приходит цараат».

5. Гордыня (גסות הרוח)

Талмуд, Арахин 16а:

שם נאמר:

“על גסות הרוח נגעים באים.”

Перевод: «Из-за высокомерия приходит цараат».

Интересно, что гордыня здесь понимается как корень прочих прегрешений.

6. Воровство (גזל)

Мидраш Ваикра Раба 17:3 также прямо упоминает грабеж в числе причин.

7. Скупость (צרת עין)

Талмуд,  Эрувин, 86а (и косвенно в Ваикра Раба 17:3):

Приводится идея, что скупость и отказ в помощи другим приводит к духовной «узости глаза», которая, по ассоциации, приводит к цараат — узости, пятнам, сжатию жизненного пространства.

Каждый из этих грехов разъедает ткань морали и общества, и цараат рассматривается агадой как внешнее проявление внутренней духовной опухоли. Так, классический пример — Мириам, сестра Моше: за то, что она неосмотрительно говорила о своем брате, «וְהִנֵּה מִרְיָם מְצֹרָעַת כַּשָּׁלֶג» — «и вот, Мириам покрылась цараатом, белым как снег» (Бемидбар. 12:10). Аарон восклицает в ужасе: «אַל-נָא תְהִי כַמֵּת» — «прошу, пусть она не будет как мертвая» (Бем. 12:12), сравнивая пораженного цараатом с покойником. Мидраш подмечает меру за меру: языком своим Мириам посеяла рознь и чуть не «убила» репутацию брата — и сама подверглась статусу мертвой, изолированной от стана.

Раши (комм. к Ваикра. 13:46) отмечает: тот, кто своим злословием разъединял людей, должен сам сидеть в одиночестве вне общества. Изоляция мецоры — не столько санитарная, сколь морально-воспитательная мера: она дает время осознать свой поступок и его последствия. Таким образом, метафизика цараат раскрывается как божественный механизм нравственного воспитания. Рамбам (Маймонид) в конце «Законов о цараат» (Мишне Тора) поясняет, что цараат — это чудесный знак, посылаемый Израилю, чтобы отвадить людей от злоязычия: сначала пятна могли появиться на доме (стены покрывались плесенью-цараат), если человек не делал выводов — поражалась его одежда, и, наконец, тело. Только сильное духовное притупление могло довести до последней стадии — когда кожа человека объявляла о его внутренней нечистоте.

Хасидсизм и каббала добавляют еще одно измерение. Рамак (рабби Моше Кордоверо) писал о том, что грех порождает духовную нечистоту, не сразу видимую глазу. Во времена Танаха, когда Божественное присутствие (Шехина) пребывало среди народа Израиля, эта нечистота не могла остаться скрытой: она проявлялась вовне как цараат. Мецора, по словам каббалистов, — это человек, у которого наружу вышло внутреннее зло, словно бы милосердием Творца явленное, чтобы можно было исправиться. Именно поэтому сегодня, когда нет Храма и явной Шехины, нет и проказы-цараат: наши души уже не столь чувствительны, а грехи не проявляются на коже мгновенно. 

Любавичский Ребе подчеркивал, что исчезновение цараат — это печальное свидетельство духовного падения: вместо явных сигналов свыше человеку оставлена свобода самому искать свои изъяны и исправлять их через раскаяние.

Источник — «Ликутей Сихот», том 22, глава «Тазриа-Мецора», первая и вторая сиха.

Там  Ребе объясняет, что в древние времена существование цараата наглядно демонстрировало человеку его духовное состояние. Когда же уровень духовности в мире снизился, эти знаки исчезли. Сегодня человек должен сам, без внешних чудесных подсказок, распознавать и исправлять свои ошибки через тшуву (раскаяние).

Точная цитата на иврите из Ликутей сихот, חלק כב, פרשת תזריע-מצורע, שיחה א׳:

“בעבר, כאשר דרגתו הרוחנית של עם ישראל הייתה גבוהה יותר, היו נגעי הצרעת מופיעים על הגוף, הבגד והבית, כראי למצבו הרוחני של האדם. עתה, בעקבות ירידת הדורות, ניטלה מדרגת ההרגשה הרוחנית הזו, ואין אנו זוכים עוד לאותות אלה, אלא עלינו לעמול בכוחות עצמנו לבחון את מעשינו ולשוב בתשובה.”

Перевод:

«В прежние времена, когда духовный уровень народа Израиля был выше, на теле, одежде или доме появлялись поражения цараат как отражение духовного состояния человека. Ныне же, в силу падения поколений, исчезла эта ступень духовного ощущения, и мы уже не удостаиваемся таких знаков; нам самим нужно трудиться, чтобы исследовать свои поступки и возвращаться через раскаяние».

В более развернутой форме Ребе объясняет там, что:

– Присутствие цараат свидетельствовало о высокой степени Божественного откровения в мире: когда даже малейший духовный изъян сразу материализовался наружу.

– В наше время требуется гораздо большая внутренняя работа (авода пнимит), чтобы увидеть свои недостатки.

– Поэтому отсутствие цараат — это не милость, а, наоборот, свидетельство большей ответственности и испытания свободы выбора.

Ликутей Сихот, том 32, сиха на Парашат Тазриа, 5748 г.

“כאשר היו נגעים גלויים בגשמיות, הייתה זו הוכחה לרגישות רוחנית עליונה, שבה גם פגם קל ניכר היה בגלוי; אך כאשר ניטלה רגישות זו — ניטלו גם הנגעים הגלויים.”

Перевод:

«Когда цараат проявлялась физически, это свидетельствовало о высочайшей духовной чувствительности, при которой даже малейший изъян становился явно видимым; а когда эта чувствительность исчезла — исчезли и явные поражения.»

Комментарий Ребе там же:

Ребе объясняет, что в духовно высоких поколениях даже минимальное нарушение было столь нетерпимо к свету Божественного присутствия (Шехина), что тут же проявлялось на материальном уровне. В позднейшие эпохи человечество потеряло эту непосредственную связь между духом и материей.

Сиха на Шабат Парашат Мецора, 5749 г. (1989)

“העובדה שכיום אין אנו רואים נגעי צרעת, אינה משום שאין פגמים, אלא משום שאין די רגישות כדי לראותם בפועל.”

Перевод:

«Тот факт, что сегодня мы не видим поражений цараата, происходит не из-за отсутствия изъянов, а из-за недостаточной чувствительности, чтобы видеть их наяву.»

Пояснение:

Ребе подчеркивает здесь, что проблема не в том, что люди стали совершеннее (скорее наоборот), а в том, что упала способность распознавать свое собственное несовершенство.

Ликутей Сихот, том 7, сиха на Парашат Тазриа-Мецора

“נגעי הצרעת שבאו בעבר, היו חסד אלוקי — מתנה, שסימנה לאדם את מקומו הזקוק לתיקון. כיום נדרש האדם לעבוד ולגלות זאת מתוך עצמו.”

Перевод:

«Поражения цараат в прошлом были проявлением Божественной доброты — даром, указывающим человеку на ту часть, которую нужно исправить. Сегодня человек обязан трудом и усилием самому раскрыть это в себе.»

Итог

Любавичский Ребе в разных местах (особенно в «Ликутей Сихот») говорит:

– Цараат была знаком свыше: точным и милосердным указанием на духовные недостатки.

– Исчезновение цараат — знак того, что мир опустился на более низкий духовный уровень.

– Теперь задача человека — без внешних знаков самому искать свои слабости и исправлять их через тшуву.

Это абсолютно соответствует более широкой философии Ребе о самостоятельной ответственности современного человека и усилении личной работы над собой в поколениях скрытия (эстер паним).

Итак, цараат в иудаизме — это «метафизическая этиология» греха, наглядный урок. Она учит, что слово может ранить не хуже меча, и что на глубоком уровне мир морали и мир материи связаны. Стоит человеку переступить черту — и его тело, дом, одежда отражают небесное неудовольствие. Но вместе с тем, цараат — не приговор навечно, а путь к очищению: Тора посвящает целую главу (Мецора. 14) процедуре очищения мецоры, символизирующей его возвращение к жизни и в сообщество.

Четыре прокаженных в книге Царей

Яркое отражение темы мецоры мы находим в книгах Пророков. В Четвертой книге Царств (Млахим ב) содержится драматический эпизод, показывающий неожиданную роль прокаженных. Во время осады Самарии сирийцами разразился страшный голод. На окраине города, у запертых ворот, находилась группа изгоев — «וְאַרְבָּעָה אֲנָשִׁים הָיוּ מְצֹרָעִים פֶּתַח הַשַּׁעַר; וַיֹּאמְרוּ אִישׁ אֶל-רֵעֵהוּ: מַה-אֲנַחְנוּ יֹשְׁבִים פֹּה עַד-מָתְנוּ?» — «А четыре человека, больные проказой, находились у ворот; и сказали они друг другу: “Что мы сидим здесь, пока не умерли?”» (IV Царств 7:3). Эти четверо, будучи изгнанными из города за свою нечистоту, были обречены погибать от голода первыми. И вот они решаются на отчаянный шаг: пойти в лагерь врага, сирийцев, рассчитывая, что те либо убьют их (что не хуже гибели от голода), либо пощадят и накормят.

Однако Провидение распорядилось иначе: когда прокаженные пришли в стан сирийцев, там уже не осталось ни единого воина — враги в панике бежали, услышав накануне ночью загадочные шумы, которые посчитали шумом приближающейся египетско-хеттской армии (IV Царств 7:6–7). Лагерь был брошен с богатой добычей и продовольствием. Прокаженные сначала набили утробу и припрятали сокровища, но затем осознали свой долг: «לֹא-כֵן אֲנַחְנוּ עֹשִׂים; הַיּוֹם הַזֶּה יוֹם־בְּשֹׂרָה הוּא… לְכוּ וְנָבוֹאָה וְנַגִּידָה אֶל-בֵּית הַמֶּלֶךְ» — «Мы не делаем правильно; этот день — день радостной вести… пойдем же и сообщим об этом царскому дому» (IV Царств 7:9). И прокаженные возвещают городу спасение: голод окончен, можно выходить и брать припасы из вражеского стана.

Этот рассказ многослоен. На простом уровне он демонстрирует исполнение пророчества Элиши о внезапном избавлении Самарии от голода. Но глубже — в нем снова проявляется тема мецоры как носителя важного послания. По преданию наших мудрецов, эти четыре прокаженных были не безымянными людьми, а Гехази, слуга пророка Элиши, и его сыновья (см. Санхедрин 107б; Раши к IV Цар. 7:3). Гехази прежде согрешил, присвоив себе подарки, предназначенные пророку, и за ложь и алчность был поражен проказой, навечно покинув дом Элиши (IV Царств 5:27). Казалось бы, судьба этого человека и его семьи — навсегда быть отверженными. Однако именно они становятся орудием спасения для целого города.

С точки зрения галахических правил, прокаженные не могли войти в город — и потому, кстати, остались в живых, тогда как внутри городских стен люди умирали от голода. Их отчуждение обернулось для них парадоксальным благом. Более того, их изоляция дала им решимость, которой не было у осажденных горожан, цеплявшихся за призрачную надежду. Изгнанники оказались провозвестниками надежды. Мидраш замечает: Всевышний часто поднимает падшего, чтобы показать незыблемость Своей милости. Четверо прокаженных, презираемые и “мертвые” для общества, стали как бы первыми свидетелями чуда, теми, кто принес весть о жизни обратно тем, кто их отверг.

В этом эпизоде явственно прослеживается мотив многих великих романов Гюго и Достоевского: в самых отверженных Бог видит достоинство и потенциал. Те, кого люди списали со счетов, еще могут выполнить миссию. Гехази, потерявший было долю в будущем мире из-за своих грехов (Санх. 90а), становится орудием национального спасения. Библейский текст не говорит прямо о его раскаянии, но его действия — донесение благой вести царю — можно расценить как шаг к исправлению. История четырех прокаженных напоминает нам, что никто не оступился настолько, чтобы быть вычеркнутым навсегда. Даже наказание в виде цараат, как видим, не было самоцелью — оно вписано в Большой замысел. Через страдание и унижение прокаженные не только сами смирились, но и смогли принести спасение другим.

«Мессия-прокаженный» в талмудической традиции

Самый поразительный поворот темы мецоры в иудаизме — это образ Мессии как прокаженного. На первый взгляд, связывать Машиаха, помазанника Божьего, с проказой кажется кощунственным. Однако в трактате Санхедрин 98б мы находим агадическое рассуждение о том, каково имя Мессии и где его найти. Один из мудрецов, рабби Йеошуа бен Леви, встречает пророка Илью и спрашивает его: «Когда придет Машиах?». Элиягу отвечает: «Спроси у него сам». — «А где он сидит?» — «При воротах Рима, среди нищих, страдающих от болячек». Рабби Йеошуа отправляется туда, находит этого нищего прокаженного и видит, что тот перебинтовывает свои раны необычным образом: все остальные больные снимают все повязки разом и потом перевязывают свои язвы, а он — перебинтовывает одну язву, затем другую. Мудрец спрашивает его: «Ты ли Мессия?» — и тот отвечает: «Да». Он объясняет, что перевязывает постепенно, одну за другой, «чтобы в любой миг быть готовым» — как только придет время избавления, не задерживаться из-за перевязок (Санх. 98а).

Эта удивительная сцена рисует Машиаха как одного из униженных. Он сидит у городских ворот — месте изгнания — на земле, рядом с нищими и больными. Его зовут Менахем бен Амиэль, но мудрецы также говорят, что у него есть символическое имя: «חִיוַּרָא דְּבֵי רַבִּי», что означает «Прокаженный из дома Рабби» — то есть Ученый-прокаженный (Санх. 98б). Такой титул они выводят из слов пророка Йешаягу: «אָכֵן חֳלָיֵינוּ הוּא נָשָׂא, וּמַכְאֹבֵינוּ סְבָלָם; וַאֲנַחְנוּ חֲשַׁבְנֻהוּ נָגוּעַ, מֻכֵּה אֱלֹהִים וּמְעֻנֶּה» — «Однако он взял на себя наши болезни и понес наши страдания; а мы думали, что он поражен, наказуем Богом и уничижен» (Иш. 53:4). Этот стих указывает на праведника, страдающего за грехи народа. Талмуд интерпретирует его как намек на страдающего Мессию, который берет на себя скорби поколения.

Комментаторы подчеркивают, что речь идет не о буквальной проказе Мессии из-за греха — ведь Машиах по определению праведен, — а об образе смирения и соучастия в боли народа. Раши в комментарии к Санхедрину поясняет: подобно тому, как прокаженный считается отверженным, так и Машиах в изгнании пребывает инкогнито среди отверженных, «носит» скорби израильтян, страдает за их ошибки, чтобы искупить поколение. В хасидской мысли эта идея находит отклик в концепции «Машиах на пороге»: избавитель находится там, где особенно мрачно — у «ворот Рима», символизирующих разобщенный и греховный мир, — и именно оттуда, снизу, начнется восхождение к свету.

Образ Машиаха-прокаженного учит нескольким важным вещам. Во-первых, истинный лидер и спаситель не чуждается боли тех, кого он спасает. Подобно тому, как Моше рабейну выбрал страдать с братьями, а не наслаждаться привилегиями во дворце фараона, Машиах находится между страдальцами. Его величие — в сострадании. Во-вторых, искупление и очищение — центральные мотивы мессианской эпохи — здесь связаны с тем же процессом, через который проходит мецора: признание порока, терпение страданий, очищение и последующее восстановление. Машиах как бы берет на себя роль коэна и «козла отпущения» одновременно: он и указывает на духовную болезнь общества, и принимает на себя часть этой боли, чтобы принести исцеление.

Наконец, эта агадическая метафора ломает наши стереотипы о мессианском величии. Вместо царя в золотой короне перед нами униженный больной. Надо отметить, что в иудаизме страдание не является добром, но может стать источником смысла и возвышения. Образ Мессии-прокаженного перекликается с идеей Йешаягу о «страдающем слуге»: спасение приходит не столько через силу и триумф, сколько через духовную мощь смирения, эмпатии и нравственного возрождения. Израиль сам, перенесший тысячелетия «проказы» — изгнания, преследований — стал «народом-целителем», несущим миру весть о надежде и вере, подобно тем четырем прокаженным, что принесли благую весть в осажденный город.

Страдающий слуга

– Выражение “Страдающий слуга” — это не буквальная цитата ни из Танаха, ни из Талмуда.

– Это обобщенное академическое наименование, которое используется в исследовательской литературе для обозначения образа из серии пророчеств Йешаягу (Исайи), особенно главы 53.

– На иврите слово в тексте — “עֶבֶד יְהוָה” — “Слуга Господа”.

Прямая цитата из Танаха (Исайя 52:13):

“הִנֵּה יַשְׂכִּיל עַבְדִּי, יָרוּם וְנִשָּׂא וְגָבַהּ מְאֹד.”

Перевод:

«Вот, благоразумен будет Мой слуга, возвысится и возвеличится, и поднимется весьма.»

То есть “עַבְדִּי” — “Мой слуга”, это термин Писания.

Далее в 53-й главе описывается страдание этого слуги, но нигде в Писании прямо не написано фраза «страдающий слуга» (עֶבֶד סוֹבֵל).

– В еврейской традиции, особенно у средневековых комментаторов (Раши, Ибн Эзра, Радак), речь идет о “Слуге Бога” — будь то Израиль как народ или праведник.

– В научной литературе (еврейской и нееврейской) возникло общее название “Страдающий Слуга” (The Suffering Servant на английском) для описания темы Йешаягу 52:13 — 53:12.

Зоар: Страдающий слуга и очищение миров

В «Зоаре» (особенно в разделах «Терума» и «Шмот») идея страдания праведников и народа Израиля получает глубокое каббалистическое объяснение:

– Страдание Израиля — это не только результат их собственных поступков.

– Это участие в процессе исправления мира (תיקון העולמות).

– Через страдания исправляется и очищается духовный порядок миров: миры Асия (действия), Ецира (формирования), Брия (созидания), Ацилут (излияния).

Ключевая цитата из Зоара

Зоар, том II, 5б (раздел Терума):

“כשישראל שרויים בצער, שכינתא עמהון בצער והיא נושאת עונם ומתקנת עולמות עליונים ותחתונים.”

«Когда Израиль пребывает в страданиях, Шехина пребывает с ними в страданиях, и Она несет их вину и исправляет высшие и низшие миры.»

Что это значит?

– Шехина — Божественное присутствие в мире — не отделяется от страдающего Израиля. Она “идет в изгнание” вместе с ними (שכינתא בגלותא).

– Через страдания народа происходит исправление искривленных духовных структур в мироздании.

– Израиль — это «страдающий слуга» не только на уровне истории, но и на уровне мистического мироустройства: его боль очищает каналы божественного влияния.

Это объясняет, почему страдания Израиля имеют значение, даже если они кажутся бессмысленными в человеческих глазах.

Зоар: Машиах как страдающий слуга

Кроме того, в Зоаре, том II, 212а (раздел Пинхас), говорится о Машиахе, который тоже страдает вместе с Израилем:

“מלכא משיחא סביל עלוי כלין וייסורין דישראל, בעבור תקונם ותקון העולם.”

«Царь Машиах несет на себе страдания и муки Израиля ради их исправления и ради исправления мира.»

То есть:

– Машиах не только в будущем принесет освобождение,

– но уже в процессе страданий он мистически участвует в очищении.

Дополнительная иллюстрация: «Шехина в изгнании»

Тема “Шехины в изгнании” (שכינתא בגלותא) глубоко связана с понятием страдающего слуги.

Иврит (Зоар, том III, 10б, раздел Ваикра):

“כל זמן שישראל בגלות, שכינתא עמהון בגלותא, והן סובלות עמהון.”

Перевод:

«Пока Израиль в изгнании, Шехина пребывает с ними в изгнании и страдает вместе с ними»

Таким образом:

– Страдающий Израиль — это не одинокая трагедия, а часть Божественного замысла исправления всего мира.

– Страдание открывает путь к полному геуле (освобождению).

Заключение

Тема мецоры в иудаизме раскрывает парадокс: порок, изгнание и страдание, будучи наказанием, одновременно содержат в себе потенциал очищения и спасения. Цараат начиналась как проявление греха — но итогом ее должна была стать тахара, очищение и возвращение. Пророки и мудрецы пошли дальше буквального понимания: «проказа» стала образом социальных и духовных язв общества, которые необходимо излечить. Рассказы о прокаженных учат, что ни один человек не должен быть навечно отвергнут; напротив, раскаяние может превратить «нечистого» в носителя благословения.

Мецора — про ответственность каждого за свое слово и поступок, но также и про то, что в каждом изгнаннике может таиться спаситель. Мецора — изгои на время — призваны переосмыслить свою жизнь, а общество — переосмыслить свои ценности. Как некогда лагерю Израиля нужно было ожидать очищения Мириам, так всему человечеству надлежит осознать уроки тех, кто страдает на обочине. Наша речь должна не ранить, а исцелять; наше сообщество — не изгонять навсегда, а помогать вернуть оступившихся.

Образ Мессии, сидящего среди прокаженных, связывает прошлое и будущее: он напоминает, что высшее искупление произрастает из глубинного сострадания. Тот, кто разделил боль отверженных, более всего достоин снять повязки с наших ран — и принести окончательное исцеление. В этом — глубокая надежда и вера иудаизма: тьма страдания может обернуться рассветом искупления, и «проказа» превратиться в чистоту.