Что такое «видуй»? Какие слова нужно обязательно произнести для раскаяния? И что спасло царя Давида от неминуемой смерти? Главный редактор «Лехаима» Борух Горин читает недельную главу Насо.

«Видуй»: Голос сожаления

Что делает человека способным измениться? Что превращает признание в очищение, слово — в поворотный пункт жизни? В еврейской традиции этот ответ звучит ясно: видуй, исповедь. Тшува (возвращение к Б-гу) — центральное понятие иудаизма. Но тшува не завершена, пока не произнесено слово. Это слово — видуй. Не Б‑гу, Который и так знает, а себе. Не ради стыда, а ради истины. И не ради прошлого, а ради будущего.

וְהִתְוַדּוּ אֶת־חַטָּאתָם אֲשֶׁר עָשׂוּ (במדבר ה:ז)

«Пусть они исповедуются в грехе своем, который совершили»

(Бемидбар 5:7)

I. Видуй как заповедь и как внутренний акт

Рамбам открывает «Законы раскаяния» словами:

Если человек нарушил одну из заповедей Торы — повелевающую или запрещающую, преднамеренно или по заблуждению, — то, когда раскается и отвернется от греха своего, обязан он совершить признание перед Богом, Благословен Он, как сказано:

«Мужчина или женщина, если совершат один из грехов человеческих… признаются в грехе, который они совершили» (Бемидбар, 5:6-7), — это и есть признание, совершаемое словесно. Это признание — повелевающая заповедь.

В Минхат хинух (364:1) замечено, что из этих слов автора можно сделать вывод, что нет отдельной заповеди прекратить грешить, а есть только заповедь: «Когда раскается, пусть произнесет слова признания в грехе вслух», и, как автор пишет далее, это действительно так: «Потому что простого признания в грехе и решения больше не грешить, совершенных в сердце, достаточно, чтобы Всевышний принял раскаявшегося, но если после этого не произнесено признание, человек не выполнил повелевающую заповедь». Иными словами, существует заповедь «словесного признания в грехах», которую следует исполнить при некотором условии.

Обсуждение вопроса, является ли раскаяние отдельной заповедью, прямо заповеданной Торой, имеет долгую историю и обросло обширным корпусом комментариев; спор велся уже между гаонами. Рав Меир-Симха из Двинска приводит очень простое соображение:

«Да откуда взяться отдельной заповеди прекратить грешить?! Разве оттого, что некто нарушил некую заповедь, а потом еще раз нарушил, это стало разрешено? Так ведь первое повеление, которое запрещало грешить этим еще до того, как он согрешил, — оно же запрещает грешить и после того, как уже согрешил…» (Мешех хохма к Дварим, 31:17) — Сказанное здесь подразумевает четвертое правило из «Книги заповедей»: в список заповедей Торы следует включать только конкретные формальные требования или запреты, но не общие, включающие всю Тору, типа: «Поберегись, не нарушай ничего из того, что Я заповедал тебе», «Заповеди Мои исполняйте», «Святыми будьте», «Обрежьте свое сердце» (то есть «примите то, что вам было сказано, и помните о заповедях»). Поэтому заповедь «больше не грешить» равнозначна требованию «не грешить вовсе». Видуй — не формальность. Это повеление Торы. Но оно — и не внешнее действие. Это акт, в котором человек сообщает самому себе: я не скрываюсь. Я знаю, что было. Я хочу другого. Он даёт голос раскаянию, делает его осмысленным.

И именно в этом — глубина слов из книги Мишлей: מְכַסֶּה פְשָׁעָיו לֹא יַצְלִיחַ וּמוֹדֶה וְעֹזֵב יְרֻחָם (משלי כ”ח:י”ג

«Кто скрывает свои преступления — не преуспеет. А кто признаёт — будет помилован».

Вернемся к Рамбаму. Он, как уже сказано, утверждает, что видуй — заповедь, а внутренние аспекты (сожаление, изменение) — это условия тшувы, без которых она неполна, но не обязательно сами по себе заповеди. Иными словами: видуй — главное галахическое действие тшувы. Рамбан с этим не согласен. В своём комментарии к нашему стиху Рамбан комментирует: «Это заповедь видуя, сопровождающего тшуву, которая совершается в сердце».

То есть, тшува — это внутреннее раскаяние, оставление греха, сожаление, изменение. А видуй — это заповедь, выражающая уже совершённую внутреннюю тшуву. В этом принципиальное отличие от Рамбама, который делает видуй центральным актом.

Таким образом:

По Рамбаму: тшува = видуй + сожаление и решение. По Рамбану: тшува = сожаление, изменение и решение; видуй — отдельная, но сопровождающая заповедь.

II. Видуй в истории: Каин и Давид

Если видуй — это часть возвращения, где же мы видим его впервые?  В истории Каина.

גָּדוֹל עֲו‍ֹנִי מִנְּשֹׂא (בראשית ד:יג)

«Велик грех мой — непереносим» (Берешит 4:13)

Раши объясняет: это протест. Каин не признаёт вину — он возмущён. Рамбан — напротив: видит в этих словах начало покаяния. А мидраш (ויקרא רבה י, ה) продолжает:

“עשיתי תשובה ונתפשרתי… כך היא כוחה של תשובה ואני לא הייתי יודע”

«Я сделал тшуву и был прощён… Такова сила покаяния — а я, Адам, этого не знал».

Но видуй Каина неполный: он не исповедуется в самом поступке. Он говорит: «мой грех велик», но не: «я убил брата». Поэтому, говорит Талмуд (Сангедрин 37:), изгнание прощает половину, тшува — другую, и результат:

וַיֵּשֶׁב בְּאֶרֶץ נוֹד

«И поселился в стране Нод» — не просто бродит, но находит частичный покой

Царь Давид — противоположность. Давид — не просто царь. Его называют «איש האשכולות» — «человек виноградной грозди», то есть обладающий многими качествами. Он был воином, поэтом, пророком. И, по выражению Сифри, «התחסד עם קונו» — «облагодетельствовал Творца» — потому что именно он установил путь тшувы. Об этом сказали мудрецы: «הוקם עולה של תשובה» — «он воздвиг скинию покаяния».

История, через которую он стал этим человеком, — трагическая. Она начинается с греха. В книге Шмуэль II (гл. 11–12) рассказывается: Давид поднялся на крышу дворца и увидел купающуюся женщину, красивую видом. Он узнал, что это Бат-Шева, жена Урии-хетейца. Давид пожелал её, велел привести, и она забеременела. Чтобы скрыть это, он отправил Урию на передовую — и тот погиб.

После этого к нему пришёл пророк Натан, посланный Всевышним. Он рассказал притчу о богатом человеке, отнявшем овечку у бедняка. Давид, не поняв, что это аллегория, воскликнул: «Смерти достоин этот человек!» Тогда Натан сказал: «Ты — этот человек!»

Давид мог бы возразить. Он мог бы оправдаться. Но он говорит одно:

חָטָאתִי לַה’

«Согрешил я перед Г-сподом»

И тут же слышит:

גַּם ה’ הֶעֱבִיר חַטָּאתְךָ לֹא תָּמוּת

«И Г-сподь снял с тебя грех: ты не умрёшь»

Об этом поступке — признании без прикрас — Давид написал псалом 51:

לַמְנַצֵּחַ מִזְמוֹר לְדָוִד, בְּבוֹא אֵלָיו נָתָן הַנָּבִיא כַּאֲשֶׁר בָּא אֶל בַּת שָׁבַע

Псалом Давида, когда пришёл к нему Натан пророк, после того как он вошёл к Бат-Шеве»

И весь этот псалом — прошение о прощении. Даже если, как сказано в Талмуде (Сангeдрин 107:), Бат-Шева была предназначена ему с шести дней творения, даже если грех был не юридический, а моральный — Давид воспринял его всерьёз. Он не уклоняется. Он раскаивается.

А далее, во время бегства от сына Авшалома, он произносит:

מִזְמוֹר לְדָוִד, בְּבָרְחוֹ מִפְּנֵי אַבְשָׁלוֹם בְּנוֹ (תהילים ג:א)

«Псалом Давида, когда он бежал от сына своего Авшалома» (Пс. 3:1)

Гемара (Брахот ז:) спрашивает: «Псалом? Это должен быть плач!» — и отвечает: Давид радовался, что восстал против него не слуга, а сын. Почему? Потому что у сына есть жалость к отцу. То есть — побег и скитания были ему предначертаны за грех, это он понимает! Даже в изгнании Давид продолжает свой путь тшувы.

По Рамбаму, именно видуй спасает его от неминуемой смерти. По Рамбану — это только начало: именно страдания искупили грех полностью. Как говорится в Талмуде (עבודה זרה ד:), «если согрешил один, скажи ему: иди к тому, кто уже раскаялся» — и это Давид.

Теперь, когда мы увидели, как ведут себя два человека, стоящие по разные стороны нравственного зеркала — Каин, который уклонился, и Давид, который принял — мы можем оценить глубину выбора Давида не только как личного, но как исторического и даже мессианского.

Любавичский Ребе в «Ликутей Сихот» (том 27, с. 207) подчёркивает, что видуй — это не просто признание, это возвращение человека к его истинному «я», изгнанному в момент греха. Ребе объясняет: сила видуя в том, что он позволяет человеку перестать быть пленником случайной ошибки, и вновь стать хозяином своей судьбы. Он пишет, что суть видуя — «вдуматься и признать не только то, что мы сделали, но и потерю идентичности, которая к этому привела».

Именно поэтому Давид — образец. Он признаёт не только факт, но и своё падение как личность. Он не защищает царский статус, он не прячется за роль пророка. Он — человек, стоящий перед Истиной. И этим он устанавливает путь для всех нас.

Видуй, по Ребе, не просто помогает осознать ошибку. Он возвращает человека в контакт с его глубинной, божественной сущностью, в которой нет места ни греху, ни стыду — а есть только желание очиститься и начать заново.

III. Что происходит при исповеди: философия, психология и метафизика

Чтобы понять, почему видуй не просто символ, а полноценный элемент тшувы, важно различать его роль в галахическом и нравственном смысле. Минхат хинух подчёркивает: если человек произносит слова признания, но не решил прекратить грешить, — это не считается тшувой. Он пишет: «Потому что простое произнесение слов признания без решения больше не грешить… не исполняет того, что требует заповедь тшувы». Таким образом, видуй — это выражение, которое может быть пустым, если за ним не стоит решение.

И далее, как подчёркивает Рамбам (там же), признание должно быть не только искренним, но и конкретным. Он пишет: «Взываю к Тебе, Господи. Согрешил я, совершил преступление и злодейство перед Тобой, поступив так-то и так-то. Вот, я сожалею об этом, стыжусь своих поступков, и я никогда этого не повторю».

Здесь мы видим: видуй должен содержать три компонента — точное указание поступка, раскаяние, обет не повторять. Без этих элементов — это не полноценное исполнение заповеди. По мнению раввина Иегуды бен Бава (Йома 86б), необходимо чётко указать суть греха. Рабби Акива добавляет: «Счастлив тот, чей грех сокрыт» — но это относится к тому, кто не грешит, а не к тому, кто не признаёт. Поэтому Рамбам (הלכות תשובה ב:ב) настаивает:

וצריך להתוודות בשפתיו עניינים אלו שגמר בליבו

«Нужно произнести устами то, что завершено в сердце».

Речь оформляет внутреннее. Она делает решение реальностью. А Сефер а-Хинух (мицва שס”ד) идёт дальше:

מתוך הזכרת החטא בפרט ובהתנחמו עליו יזהר ממנו יותר

«Проговорив грех и раскаявшись в нём, человек будет осторожнее впредь».

Иными словами: слово не просто выражает — оно творит. Человек, сказавший: «я сделал зло», не может больше быть прежним. Слово становится поворотной точкой.

Если Талмуд говорит о душе, Зоар говорит о мироздании. Зоар (נשא קכא ע”ב):

תשובה אתקין כולא — לעילא, לתתא, לגרמיה ולכל עלמא

«Тшува исправляет всё — наверху, внизу, в нём самом и во всём мире»

После всего сказанного можно выделить три глубоких функции видуя — как они представлены в традиции и развитии хасидской и философской мысли.

1. Речь фиксирует. Когда человек произносит слова — он закрепляет намерение. Мысли текучи, изменчивы. Но слово, однажды сказанное, «вышло в мир» и перестаёт быть только внутренним. Как писал раввин Соловейчик, «видуй — это зафиксированное обязательство перед собственной душой». Оно создаёт для человека точку отсчёта, от которой он не может легко отступить.

2. Речь усиливает чувство. По природе своей слово не только выражает, но и усиливает эмоцию. В каббале (Аризаль) речь — это канал, соединяющий внутреннее и внешнее. И потому, когда человек произносит слова раскаяния, они не просто транслируют боль — они её углубляют. Это объясняет Любавичский Ребе Шолом-Бер: «молчи — и гнев утихнет; говори — и он разрастётся». То же справедливо и о сожалении. Слово обнажает эмоцию, делает её более реальной.

3. Речь творит. Это, возможно, самая парадоксальная идея: не чувство порождает слово, а слово может породить чувство. Даже если у человека нет ещё раскаяния — оно может появиться, когда он назовёт зло по имени. По этой логике видуй — это не столько итог раскаяния, но его начало.

IV. Практика: как звучит видуй

Как это звучит на практике? Рамбам пишет:

אנא ה’ חטאתי עויתי פשעתי לפניך… ולעולם איני חוזר לדבר זה

«Владыка, согрешил, преступил, ослушался перед Тобой… и больше не вернусь к этому»

Никаких штампов. Личный, честный, ясный язык. Главное — искренность.

Заключение

Видуй — это акт мужества. Это не унижение, а ясность. Не отчаяние, а вера в то, что человек может измениться. Это не голос стыда. Это голос свободы.

Слово, сказанное вслух, с верой, с намерением — способно изменить не только тебя. Оно способно изменить мир.