Опыт

Зачем читать даф йоми? Чтобы открыть для себя древнее еврейское понимание духовного

Адам Кирш. Перевод с английского Давида Гарта 20 февраля 2024
Поделиться

Материал любезно предоставлен Tablet

Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. Для мудрецов Талмуда религия не была противопоставлена закону — наоборот, она была крепко связана с его изучением, даже если диалогу отдавалось предпочтение над постановлениями.

 

Когда я читаю Талмуд и особенно когда пишу о нем, меня всегда охватывает искушение сосредоточиться на коротких агадических фрагментах вместо длинных алахических. Агада, то есть предания и легенды в раввинистическом тексте, дает пищу для размышлений, воображения и моральных уроков. Она стимулирует полет мысли и отвечает нашему стремлению к смыслу и чуду, которое мы обычно называем «духовным». Алаха, напротив, требует интеллектуального напряжения: она построена как цепочки неоспоримых логических аргументов, и, как в случае с математическим доказательством, если вы пропустите одно звено, то дальнейшее вам будет непонятно.

Не меньшую проблему представляет то, как алаха отказывается обозначать что‑либо за пределами самой себя, не желая служить метафорой. Когда раввины обсуждают, разрешено ли размахивать лулавом в шабат, они хотят понять именно это: разрешено ли размахивать лулавом в шабат, и всё. Это потому, что для них каждое еврейское ритуальное действие имеет огромное значение, поскольку это способ постижения и исполнения Б‑жьей воли. Как только вы начинаете сомневаться в этой непосредственной связи между Б‑гом и законом, Талмуд легко может показаться сухим и чрезмерно интеллектуальным — именно таким он представлялся христианам и еврейским просветителям. Одна из причин, по которой я читаю даф йоми, — это стремление заново открыть для себя это древнее еврейское понимание духовного не как противопоставленного закону, а как глубоко связанного с ним.

Даф йоми этой недели — четвертая глава трактата «Суккот» — содержит несколько агадических фрагментов, в частности возвышенное описание святости Шимона бар Йохая, мудреца и мистика, которому традиция приписывает книгу «Зоар». Но есть в этой главе и то, что я уже распознаю как хрестоматийные примеры алахической аргументации — и это не просто юридические постановления. Напротив: для мудрецов важно было не просто выяснить, что говорится в законе, но понять логику, стоящую за различными подходами к закону, применяемыми разными танаями. Талмуд никогда не смущается разногласиями; напротив, мудрецы видят в разногласиях танаев возможность глубже разобраться в правовых вопросах. Это означает, что Талмуд иногда проверяет все варианты: если A истинно, то это из‑за Б; но если A ложно, то это из‑за В. И Б, и В должны быть объяснены, даже если они не могут быть истинны одновременно.

Эта приверженность диалогу, а не постановлениям — один из аспектов Талмуда, который сегодня нам особенно нравится, потому что нам хочется думать, что он совпадает с нашей собственной приверженностью разнообразию и плюрализму в XXI веке. Я не думаю, что это обязательно так: у толерантности мудрецов были очень строгие пределы, и все их разногласия происходили в рамках общей приверженности еврейской традиции. Но вот еврейская склонность задавать вопросы и находить причины, которой мы любим гордиться, вероятно, действительно как‑то связана с диалектическим методом Талмуда, которому еврейские юноши обучались на протяжении многих поколений.

Хороший пример такой дискуссии, разрабатывающей альтернативные аргументы, можно найти в трактате Сукка, 45б, когда мудрецы обсуждают благословения, произносимые на Суккот. Требуется произнести два разных благословения: одно над суккой и одно над лулавом, поскольку это две различные заповеди. Но мудрецы расходятся во мнениях относительно того, как часто нужно произносить каждое из них. Согласно Шмуэлю, «лулав — семь, а сукка — одно»: то есть благословение на лулав нужно произносить каждый день праздника, каждый раз, когда его трясут, а благословение на сукку — только один раз, в первый день праздника, когда впервые входят в сукку.

«В чем логика этого мнения?» — вопрошает Гемара. Логика в том, что размахивание лулавом — это действие, которое можно совершить только в течение дня, не ночью. Поэтому каждый день праздника рассматривается как новое начало, как отдельное действие, как будто время обнуляется и стрелки часов каждый раз снова оказываются на времени восхода солнца. В сукке же, напротив, можно и нужно находиться 24 часа в сутки, и днем, и ночью. Начиная исполнять эту заповедь, вы, не прерываясь, продолжаете исполнять до конца праздника, поэтому благословение требуется произнести лишь единожды, в самом начале.

Разъяснение кажется абсолютно логичным и убедительным. Но в следующих же строках нам сообщается, что рабби Йоханан утверждал обратное мнению Шмуэля: «Сукка — семь и лулав — один». Этому мнению Гемара тоже ищет обоснование. Здесь разница в количестве благословений объясняется отличием закона Торы, высшего закона, и раввинистического закона, который имеет меньшую силу и вводится, как правило, чтобы «создать ограду вокруг Торы», по знаменитому выражению в трактате «Пиркей авот». Жить в сукке нам предписывает сама Тора, и потому нам следует произносить благословение каждый день на протяжении праздничной недели. Махать лулавом же Тора предписывает лишь в первый день праздника Суккот, а уже раввинистический закон требует, чтобы мы махали им и в другие дни праздника, но поскольку это только продление библейской заповеди, то и отдельное благословение не нужно.

Кто прав: рабби Шмуэль или рабби Йоханан? Как разрешить это противоречие? Для начала Гемара задается вопросом, верно ли эти мнения были записаны. Приведенное выше мнение рабби Йоханана передано со слов Рабы бар бар Ханы. А вот другой аморай — Равина цитировал рабби Йоханана иначе: «и того и другого — семь», то есть каждый из семи дней праздника нужно произносить благословение и на сукку, и на лулав. Но рабби Йосеф отвергает версию Равины, говоря, что Раба бар бар Хана — высший авторитет во всех вопросах, связанных с праздником Суккот. Поэтому мы должны придерживаться мнения «сукка — семь, лулав — один».

Следующим шагом Гемара оспаривает мнение рабби Йоханана с помощью барайты — постановления танаев, которое не вошло в Мишну, но сохранилось в других сборниках. Согласно этой барайте, нужно произносить благословение на лулав все семь дней, а на сукку — лишь в первый день. Таким образом, барайта предписывает обратное тому, что постановил рабби Йоханан. «Кашья», — резюмирует Талмуд, то есть затруднительно выбрать, следовать ли нам варианту барайты или варианту рабби Йоханана.

Любимая стратегия Талмуда в случае обнаружения разногласия — легитимировать обе точки зрения, объяснив, что противоречие лишь кажущееся. Именно так он поступает в данном случае в отношении вопроса о лулаве. Указание барайты — произносить благословение на лулав каждый день — относится только «к тому времени, когда существует Храм», поскольку в Храме священники совершали церемонию с лулавом ежедневно. А мнение Йоханана относится ко «временам, когда Храма нет», поскольку в эти времена, то есть в наши дни, размахивать лулавом обязательно лишь в первый день Суккот, согласно закону Торы, а делать это в остальные дни — лишь результат раввинистической привычки, сложившейся в память о Храме. Заметьте, как талмудическое право официально признает два разных вида времени: храмовое и нехрамовое. Примечательно, что тут не говорится «в прошлом» и «в настоящем», поскольку, по мнению мудрецов, Храм может быть восстановлен в любой момент и тогда все храмовые правила немедленно вступят в силу.

Это решает проблему с лулавом, но остается второе расхождение — касательно заповеди на сукку: произносить ли ее единожды, в начале праздника, как предписывает барайта, или каждый день, как считает рабби Йоханан? Здесь Гемаре не удается привести мнения к общему знаменателю и легитимировать оба, потому что это действительно спор между танаями. И он связан, отмечает Гемара, с другим спором — о том, когда произносить благословение на тфилин. Согласно рабби Йеуде а‑Наси, нужно произносить благословение каждый раз, когда вы накладываете тфилин. Согласно же мнению большинства мудрецов, произносить благословение нужно лишь один раз, утром. Если в течение дня вы снимаете тфилин, например, чтобы пойти в ванную, то, согласно рабби Йеуде, нужно вновь произнести благословение, а согласно другим мудрецам, не нужно.

Если та же логика применима к спору о сукке, большинство мудрецов, вероятно, требовали произносить благословение лишь единожды, в первый день праздника. Но прямо этого не говорится, и комментарии в издании Корена указывают, что «большинство авторитетов согласны с мнением рабби Йеуды а‑Наси по этому вопросу», то есть требуют нового благословения каждый день. Как я неоднократно замечал за время чтения даф йоми, Талмуд представляет лишь одну стадию в развитии еврейского права, и на основании одного Талмуда невозможно заключить, каково положение в еврейской ритуальной практике сегодня.

Вся эта дискуссия, цитирующая постановления, и возражения, и возражения на возражения, занимает всего несколько параграфов талмудического текста. Чтобы проследить талмудическую дискуссию на протяжении целого раздела или целой главы, требуется постоянная концентрация внимания. Подобная сосредоточенность, по моим ощущениям, нужна скорее для математики, чем для литературы, — и это одна из причин того, что, как мне многие напоминали за время моего чтения даф йоми, Талмуд не «читают» — его «учат».

Оригинальная публикация: Why Read Daf Yomi? To Rediscover an Older Way of Imagining the Jewish Spirit

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Талмуд как учебное пособие для евреев, готовящихся к новой святой эпохе

Как только мальчик научается сам одеваться, он должен носить цицит. Как только становится способен содержать тфилин в чистоте — должен накладывать тфилин. Как только научается говорить, его нужно обучить молитве «Шма, Исраэль» и стихам из Торы. Поскольку «Шма» — это также последняя молитва, которую еврей должен произнести перед смертью, жизнь еврея оказывается обрамлена с обоих концов заявлениями о единственности Бога — и это своего рода способ придать единство нашей жизни.

Что происходит, когда Талмуд спрашивает: «А что, если?»

Кажется маловероятным, чтобы за всю историю Храма хотя бы один первосвященник умер во время исполнения своих обязанностей в Святая святых. Однако мудрецы Талмуда неоднократно выражают беспокойство на этот счет, обсуждая, что делать, если это произойдет. Подобное внимание к маловероятным или чисто гипотетическим случаям весьма характерно для Талмуда и может вызывать у читателя раздражение и непонимание: зачем мудрецы утруждают себя такими отвлеченными академическими спекуляциями?