Новый том из «Библиотеки еврейских текстов», издаваемой «Книжниками», знакомит читателя с предисловиями Рамбама (Моше бен Маймона) из Комментария к Мишне. Эта книга дополняет представление о творчестве крупнейшего еврейского авторитета Средневековья. «Лехаим» публикует предисловие от редактора этого издания.
Комментарий Рамбама к Мишне является инновационным произведением. До него никто не пытался взять на себя задачу последовательного комментирования содержания Мишны . В принципе, это объясняется тем, что существовал Талмуд, вобравший в себя Мишну как отправной текст для рассуждений и споров Гемары . Как указывал профессор Тверский, одной из целей Рамбама было возвращение Мишне статуса самостоятельного произведения . Сам Рамбам перечисляет четыре задачи, которые решает его комментарий: 1) объяснение того, о чем говорит Мишна (это необходимо потому, что извлечь соответствующее объяснение из Талмуда не так просто, и зачастую сказанное в одном месте становится ясным лишь в сопоставлении с другими трактатами); 2) вынесение алахического решения, относительно которого в Мишне нет определенности; 3) подготовка к восприятию Талмуда; 4) облегчение запоминания Мишны .
Все перечисленные задачи носят пропедевтический характер и, казалось бы, всецело лежат в русле традиции. Однако вместе с подчеркнутым традиционализмом комментарий Рамбама содержит ряд тем и подходов, которые многим его современникам должны были казаться отнюдь не традиционными. В первую очередь это широкое использование философии, что критики Рамбама позднее назовут привнесением «чуждой мудрости». Философское содержание особенно ярко выражено в других предисловиях Рамбама, вошедших в данное издание. Достаточно упомянуть отождествление талмудических понятий «Маасе Берешит» («Учение о Творении») и «Маасе Меркава» («Учение о Небесной колеснице») с физикой и метафизикой соответственно . Правда, Рамбам, по его словам, полагал, что философское знание является исконно еврейским и в определенной мере Талмуд его содержит.
Слова традиции нужно относить к Письменной Торе, объяснение этих вещей — к Устной Торе, а темы, называемые Пардес, — к Талмуду (Мишне Тора, Законы об изучении Торы, 1:12) .
Но ведь, говоря о Пардесе, Рамбам, как правило, имеет в виду именно Маасе Берешит и Маасе Меркава , то есть физику и метафизику. А в «Путеводителе растерянных» после анализа глагола «рахав» («восседать верхом»), отсылающего к Маасе Меркава, и описания небесных сфер, Рамбам так пишет о причинах утери философского знания:
Знай, что многочисленные сведения относительно истинной сути этих предметов, хранившиеся в нашей общине, были утеряны за долгие годы из‑за власти невежественных народов над нами и из‑за того, что предметы эти не были, как мы объясняли, достоянием всех людей. <…> Передавались они [только] от избранных индивидуумов к избранным индивидуумам, как я разъяснял тебе на основании речения: «Не передают тайны Торы никому, кроме мужа совета, умудренного в неслышимом, и т. д.» (Хагига, 13а). Это и было причиной того, что сии великие принципы были утрачены нашим народом и не уцелело из них ничего, кроме редких намеков и указаний, встречающихся в Талмуде и мидрашах… (Путеводитель растерянных, ч. 1, гл. 71) .
Напрашивается предположение о том, что Рамбам взял на себя задачу возвращения утерянного философского знания. Во всяком случае, три из пяти предисловий, входящих в Комментарий к Мишне (одно из наиболее ранних произведений Рамбама) и включенных в данное издание, содержат философскую тематику: основное предисловие ко всему Комментарию в целом, предисловие к главе «Хелек» трактата «Сангедрин» и предисловие к трактату «Авот». В нашу задачу не входит анализ дискуссионного вопроса о глубине синтеза философии и еврейской традиции в творчестве Рамбама, этому посвящена обширная исследовательская литература . Мы остановимся лишь на жанре предисловия как таковом и на анализе структуры и содержания предисловий, включенных в данный сборник.
Предисловие, несомненно, является одним из признаков феномена индивидуального авторства, в отличие от авторства как выражения власти, авторитета, характерного, по словам С. С. Аверинцева, для ближневосточной словесности . Б‑жественное слово заявляет о себе без всяких предварительных замечаний и оговорок. То же самое можно сказать и о тексте, подчеркивающем свою связь с Б‑жественным источником. Ориентированный на безусловный авторитет текст не может включать в себя в качестве интегральной части приуготовительные слова, некое вводное самопояснение. Пояснением, введением, предисловием может озаботиться лишь комментатор авторитетного текста, а комментарий — это уже индивидуальное авторство. Нет ничего удивительного в том, что тексты Священного Писания не включают в себя предисловия. Практически отсутствуют предисловия и в литературе Устной Торы. Такая форма, как птихта (возможный перевод — «зачин», общепринятый английский перевод — proem), сложившаяся, судя по всему, на основе публичных выступлений, предваряющих чтение Торы в субботу и праздники, конечно, не может квалифицироваться как предисловие. Классическая птихта всегда завершается стихом, с которого начинается чтение Торы, но она представляет собой скорее своеобразную интеллектуальную игру, имеет свой собственный смысл и значение, далеко не всегда связанные с недельным разделом, который она предваряет . И тот факт, что разделы некоторых сборников мидрашей предваряются набором птихт , не делает последние предисловиями.
Некий намек на предисловие, пожалуй, можно усмотреть в первой главе трактата Авот. В первой мишне говорится: «Моше принял Тору на горе Синай и передал ее Йеошуа, Йеошуа [передал Тору] старейшинам, старейшины — пророкам, пророки передали ее мужам Великого собрания…» Сведения о передаче традиции вполне могут рассматриваться как предисловие. В следующих главах Мишна продолжает описание цепочки передачи традиции, сопровождая его высказываниями каждого из мудрецов, выступающих звеном этой цепи.
По‑видимому, именно благодаря данному тексту мотив достоверности Устной традиции и ее важности становится одним из основных в предисловиях к алахическим трудам еврейских авторов, которые начинают появляться в эпоху гаонов. Так, о предисловии рабби Шимона Каяры к своду законов «Алахот гдолот», датируемому IX веком, Роберт Броди пишет:
…Пример, особенно существенный с литературной точки зрения, это Предисловие к «Алахот гдолот». Это не предисловие в строгом смысле слова, а скорее своего рода поучение на тему важности Устного закона вкупе с классификацией заповедей, и все же здесь мы сталкиваемся с первым случаем наличия какого бы то ни было предисловия в произведении раввинистической литературы . <…>
Своеобразным предисловием к талмудической литературе в целом можно считать трактат «Седер танаим ве‑амораим» («Порядок [передачи традиции] танаями и амораями»). Исследователи выделяют две части в этом, возможно составленном из нескольких источников, трактате — историческую и методологическую. Историческая часть представляет собой развитие вышеуказанного мотива описания цепочки передачи Устной традиции из трактата «Авот», а методологическая — в основном правилам вынесения алахи . К подобному типу развернутого предисловия относится и написанный на арабском труд гаона Шмуэля бен Хофни (XI век) «Китаб аль‑Мадхаль ила илм аль‑Мишна валь‑Талмуд» («Книга введения в науку Мишны и Талмуда»), причем первые полтора десятка глав представляют собой вводную часть, посвященную обсуждению достоверности Устной традиции. По словам Броди:
Автор сам указывает, что должен был вставить эти главы во введение, поскольку не подобает рассказывать читателю о методах, не убедив его прежде в достоверности предмета, а также «с целью довести до сведения наших противников в этом вопросе, что мы не верим в эту традицию слепо» .
Под «нашими противниками», очевидно, подразумеваются караимы. Понятно, что в силу жаркой полемики с караимами, отрицавшими Устную Тору, указанный мотив достоверности традиции и описание цепочки ее передачи становится особенно актуальным.
Если мы обратимся к структуре общего предисловия Рамбама к его Комментарию (ниже будем называть его Предисловием), то увидим, что во многом он следует традиции введения в талмудическую литературу, идущей от трактата «Авот» к сочинениям гаонов, добавляющим методологическую составляющую. Действительно, если мы последуем за р. Ицхаком Шилатом в его делении Предисловия на восемь параграфов, то получим такую картину:
(1) Об источнике Устной Торы и роли Моше в передачи традиции.
(2) О пророках, видах пророчества и соотношении пророчества и Устной Торы.
(3) О продолжении передачи Устной Торы вплоть до Йеуды а‑Наси (составителя Мишны). О видах законов, роли алахического спора и способе установления алахи в Мишне.
(4) О структуре Мишны, логике деления на разделы и трактаты (в частности, об особой роли трактата «Авот») и дальнейшей передаче традиции вплоть до составления Талмуда (в частности, о причинах составления Талмуда).
(5) О роли агады; агада и тайны Торы, причина использования иносказаний (в частности, Маасе Берешит и Маасе Меркава).
(6) О цели всего сущего и предназначении человека.
(7) О совершенном индивидууме и сообществе, о роли сообщества в свете предназначения человека.
(8) О продолжении передачи Устной Торы: от Талмудов до гаонов.
Передача Устной Торы, как видим, является сквозной нитью Предисловия (об этом речь идет в параграфах 1, 3, 4, 8), она дополняется методологической составляющей в отношении установления алахи (3). И в этом отношении Рамбам продолжает традицию, о которой мы говорили выше. К этому Рамбам добавляет тему соотношения между пророчеством и Устной традицией, то есть, по сути, говорит о связи между Письменной Торой и Устной (2), а также предлагает подробный анализ структуры Мишны (4). Однако тематика параграфов 5–7 абсолютно не традиционна. В них речь идет о предназначении человека, которое в изложении Рамбама очень близко к аристотелевскому понятию последнего совершенства:
…Высшая цель нашего мира и всего в нем — образованный добродетельный человек. И если удостоится некто из рода человеческого мудрости и праведности (под мудростью я подразумеваю усвоение истин, каковы они есть, постижение всего постижимого для человека, а под праведностью — уравновешенность в естественных проявлениях, когда человек не погружается в них, но берет, сколько нужно для поддержания жизни тела, и совершенствование всех свойств характера), то такой человек и есть конечная цель [творения] .
И далее Рамбам добавляет: «Это известно нам не только со слов пророков, но и со слов древних мудрецов народов мира…» Под мудрецами народов мира подразумеваются, конечно, философы. При этом, согласно тому, что сказано в параграфе 5, истинное знание (по сути совпадающее с философским) заключено в Устной Торе (в талмудической литературе) в виде притч и загадок агады. А содержание параграфа 7 соотносимо с политическими идеями философов.
Не исключено, что привнесение этих тем в Предисловие связано с философской традицией предисловий. Традицию философских предисловий возводят к школе александрийских неоплатоников (V век н. э.), которые непременно предваряли предисловиями свои комментарии к трактатам Платона и Аристотеля, а также к научным трудам по математике, астрономии, медицине, грамматике, риторике и т. д. Конечно, предисловия к философским трудам писались и ранее , но как жанр оформились лишь в упомянутой школе. Причем именно предисловия к трактатам Аристотеля имели достаточно жесткую форму и включали десять стандартных тем:
I) происхождение названий различных философских школ;
II) классификация сочинений Аристотеля по жанру и содержанию;
III) отправная точка изучения философии;
IV) конечная цель;
V) способ достижения цели;
VI) характеристика ученика;
VII) характеристика комментатора;
VIII) стиль письма Аристотеля;
IX) причины возможных неясностей в его трудах;
X) вопросы, касающиеся конкретного труда: его цель, польза, место в процессе обучения, обоснование названия, структура, место, занимаемое в корпусе трудов, посвященных той же теме, метод изложения.
Действительно, если прилагать эту форму не к трактатам Аристотеля, а к Мишне, то нельзя обойти столь важные пункты, как конечная цель и способ ее достижения (IV–V), ведь, согласно Рамбаму, главная цель Торы (как Письменной, так и Устной) — это привести человека к реализации его предназначения. Именно этому и посвящен параграф 6 Предисловия (можно сказать, что в краткой форме он включает и пункт VI). В определенном отношении параграфы 1–3 соотносимы с пунктами I–III, а параграф 4 — с пунктами VIII–X. Конечно, сложно с уверенностью утверждать, что Рамбам использовал философскую традицию предисловий, но вероятность того, что он был с ней знаком, весьма велика, поскольку эта традиция была подхвачена арабскими философами, и предисловия, очень близкие по своей форме, можно встретить у такого почитаемого Рамбамом автора, как Аль‑Фараби .
Предисловия к комментариям к главе «Хелек» и к трактату «Авот» представляют собой своего рода расширение философской части общего Предисловия. Первое связано с параграфами 5–6, в нем развивается подход к талмудической агаде и анализ таких понятий, как «Грядущий мир» (Олам а‑ба), «воскрешение мертвых» (тхийят а‑метим), «дни мессии», «Эдемский сад». Анализ этих понятий обусловлен необходимостью адекватного, с точки зрения Рамбама, объяснения слов первой мишны главы «Хелек» «У каждого еврея есть доля (хелек) в Грядущем мире…», а также согласованием концепции награды в Грядущем мире как конечной цели с заявленным Рамбамом пониманием предназначения человека. Это требует серьезных герменевтических усилий и переосмысления традиционного восприятия всего комплекса понятий, связанных с идеей Грядущего мира. Предисловие к трактату «Авот» связано с параграфами 2, 6–7. Об особой роли этого трактата Рамбам говорит в параграфах 4 и 6, подчеркивая его этическую направленность . Поэтому нет ничего удивительного в том, что в этом предисловии Рамбам подробно рассматривает этическую составляющую в ее соотнесении с составляющей интеллектуальной и с исполнением заповедей. При этом он использует философские представления о душе и этику Аристотеля. В качестве смежных тем вполне понятным образом возникают вопросы о конечном совершенстве человека, о качествах пророка и возможности достижения пророческого уровня, о свободе выбора. Такова философская составляющая предисловий Рамбама в его Комментарии к Мишне.
Из Комментария к Мишне в данное издание включены также два небольших предисловия — к трактату «Шабат» и разделу «Кодашим». Они имеют чисто технический характер и посвящены сугубо алахическим темам.
Кроме того, в книгу вошло предисловие к научному труду, а именно к «Афоризмам» Гиппократа. В нем Рамбам поднимает общий вопрос о том, какого рода сочинения требуют комментария и каким критериям он должен соответствовать; здесь также можно усмотреть влияние традиции философских предисловий, о которой речь шла выше.
Одна из задач данного издания — познакомить русскоязычного читателя с разнообразием и широтой интересов Рамбама на примере жанра предисловий. Кроме того, предисловия из Комментария к Мишне могут дать определенное представление об этом труде Рамбама, несмотря на то что сам Комментарий «остается за кадром». Надеемся, что эта книга дополнит представление о творчестве крупнейшего еврейского авторитета Средневековья, которое может составить русскоязычный читатель на основе уже изданных трудов рабби Моше бен Маймона .
В заключение хотел бы поблагодарить Марину Баранову за помощь в редакторской работе и составление указателей.
«Предисловия» Рабби Моше бен Маймона можно приобрести на сайте издательства «Книжники» в Израиле и других странах
The Librarians: Как подлинная рукопись Маймонида оказалась в Национальной библиотеке Израиля
Мудрецы Мишны и Талмуда о мудрости народов
