Любит ли меня мой отец? Недельная глава «Ваигаш»
При чтении истории Йосефа мы всякий раз резонно задаем вопрос. Почему за двадцать два года разлуки с отцом Йосеф ни разу не послал ему весточку, не сообщил, что жив?
Правда, первое время, пока Йосеф был рабом в доме Потифара, а затем сидел в темнице, это было невозможно. Но он определенно мог это сделать, когда стал второй по могуществу фигурой в Египте. Или, по крайней мере, когда его братья, в первый раз придя в Египет за хлебом, предстали перед ним.
Йосеф знал, что отец его очень любит. И должен был понимать, как сильно отец горюет в разлуке. Он не знал и не мог знать, какие предположения о его судьбе строит Яаков, но понимал, что его долг — при первой возможности послать весточку, сообщить отцу, что жив и здоров.
Почему же Йосеф этого не делал? Одно из вероятных объяснений, напрашивающееся как самое логичное, изложено ниже .
История мытарств Йосефа в рабстве и на чужбине началась с того, что отец отправил его в одиночку выяснить, как дела у братьев.
«[Однажды] братья [Йосефа] отправились пасти отцовский скот в Шхем. “Твои братья, — сказал Израиль Йосефу, — пасут [скот] в Шхеме. Я посылаю тебя к ним”. — “Я готов”, — сказал ему [Йосеф]. “Пойди же, посмотри, — сказал ему [Израиль], — все ли благополучно с твоими братьями и стадами, и сообщи мне ответ”.
Он отправил его из долины Хеврона» (Берешит, 37:12–14).
О чем сообщает нам текст прямо перед этим эпизодом? О втором сне Йосефа. В первом сне он видел, что вместе с братьями вяжет снопы в поле. Сноп Йосефа встал прямо, и снопы братьев поклонились ему. Когда Йосеф рассказал свой сон братьям, те, естественно, осерчали: «Ты что же, царствовать будешь над нами, будешь нами править?!»
А вот о Яакове в связи с первым сном Йосефа ничего не сказано.
Второй сон отличался от первого:
«А [Йосефу] снова приснился сон, и он пересказал его братьям. “Вот, приснился мне еще сон, — сказал [Йосеф], — будто солнце, луна и одиннадцать звезд поклонились мне”.
Когда он рассказал [об этом сне] отцу и братьям, то отец отругал его, сказав: “Что это за сон тебе приснился?! Неужели мы — я, и твоя мать, и твои братья — придем и поклонимся тебе до земли?”
Братья завидовали [Йосефу], а отец запомнил этот рассказ» (Берешит, 37:9–11).
Сразу после этого читаем, что Яаков отправил Йосефа навестить братьев. Именно при этой встрече вдали от дома братья задумали убить его, бросили в яму, а в конце концов продали в рабство.
У Йосефа было много лет, чтобы обдумать все произошедшее. Он знал, что братья относились к нему враждебно. Но Яаков тоже знал об этом. Раз так, почему же он послал Йосефа к братьям? Разве Яакову не приходило в голову, что они могут причинить Йосефу зло? Разве он не понимал, как опасно соперничество между братьями? Разве ему не пришло в голову, что, отрядив Йосефа к братьям, он подвергает его жизнь опасности?
Яаков, как никто другой, понимал это на личном опыте. Припомним, что Яаков сам был вынужден бежать из дома, так как Эсав, его брат, грозил ему убийством, обнаружив, что Яаков заполучил вместо него отцовское благословение. Припомним также, что, собираясь вновь встретиться с Эсавом после двадцатидвухлетней разлуки, Яаков «сильно испугался и опечалился», ожидая, что брат попытается его убить. Этот страх привел к одному из величайших кризисов в жизни Яакова.
Итак, Яаков лучше всех героев в книге Берешит знал, что ненависть может повлечь за собой убийство, что соперничество братьев несет риск братоубийства. Однако Яаков послал Йосефа к другим своим сыновьям, зная об их зависти и ненависти.
Можно предположить, что Йосеф осознавал все это. Когда Йосеф размышлял о событиях, которые привели к его продаже в рабство, у него напрашивался вывод, что Яаков намеренно подверг его такой опасности. Почему же отец так поступил? Из‑за того, что произошло прямо перед тем. А именно: Йосеф рассказал отцу сон, в котором ему кланялись «солнце и луна» — его отец и мать.
Эти слова рассердили Яакова, и Йосеф понимал это. Отец отругал его. Утверждать, что родители падут перед тобой ниц, — возмутительная наглость. Такое даже воображать негоже и тем более высказывать вслух.
Вдобавок, кто тут подразумевался под «луной»? Мать Йосефа, Рахель, великая любовь всей жизни Яакова, умерла. Остается предположить, что Яаков говорил о Лее. Но сами слова Йосефа о «солнце и луне и одиннадцати звездах» наверняка растравили у отца скорбь по покойной Рахели. Йосеф понимал, что прогневал отца. И у него напрашивался только один вывод: Яаков намеренно подверг его жизнь опасности.
Йосеф не посылал отцу вестей, так как был уверен: тот больше не желает видеть его и слышать новости о нем. Отец разорвал с ним отношения.
Из тех фактов, которые Йосефу были известны, сделать такой вывод было логично. Йосеф не мог знать, что Яаков его не разлюбил, что братья обманули Яакова, показав ему окровавленную рубаху Йосефа, что отец оплакивал его, «не принимая утешений». Нам эти факты известны, Тора нам все это рассказала. Но Йосеф, находясь вдали, в другой стране, в рабстве, не имел возможности знать их. Вся история предстает в новом, трагическом свете.
Есть ли основания для такого истолкования? Есть. Йосеф наверняка знал, что его отец способен сердиться на своих сыновей. Йосеф видел это и раньше, по меньшей мере два раза.
В первый раз — когда Шимон и Леви перебили жителей Шхема после того, как сын тамошнего правителя изнасиловал и похитил их сестру Дину. Яаков сурово отчитал сыновей: «Вы навлекли на меня беду, вызвали ненависть жителей этой страны — ханаанеев и перизеев! Мы малочисленны. Если они соберутся и нападут на меня, то я погибну вместе со своей семьей» (Берешит, 34:30).
А во второй раз — после смерти Рахели: «Когда Израиль пребывал в той стране, Реувен пошел и лег с Бильгой, наложницей своего отца. Израилю стало известно об этом» (Берешит, 35:22).
По словам мудрецов Талмуда, в действительности Реувен просто перенес постель отца , но Яаков подумал, что Реувен переспал с его служанкой, то есть узурпировал его власть.
Из‑за двух вышеупомянутых событий Яаков практически перестал общаться с тремя старшими сыновьями. Даже на исходе жизни не сменил он гнев на милость, проклял их вместо того, чтобы благословить. О Реувене он сказал: «Безудержный, словно вода, ты не будешь иметь преимущества, ибо ты взошел на ложе отца, осквернил восходящего на эту постель» (Берешит, 49:4).
О втором и третьем по старшинству сыновьях Яаков сказал так:
Шимон и Леви — братья,
их ножи — оружие грабителей!
Не вступай с ними в сговор, моя душа,
не присоединяйся к их сообществу, моя честь!
Ибо в гневе они убивали людей,
по своей прихоти калечили быков.
Прокляты их жестокий гнев
и их свирепая ярость!
Разъединю их в Яакове,
рассею их среди Израиля.
(Берешит, 49:5–7)
Итак, Йосеф знал, что Яаков способен сердиться на своих детей и разрывать с ними отношения. (Именно поэтому, когда Йосеф исчез, ключевой фигурой стал Йеуда. Он был четвертым по старшинству сыном Яакова, а троим старшим Яаков перестал доверять.)
Есть основания другого рода. Когда в Египте Йосеф стал правой рукой фараона, получил имя Цафнат‑Панеах и женился на египтянке Аснат, у него родился первенец. Далее мы читаем: «Своего первенца Йосеф назвал Менаше, [сказав]: “Б‑г дал мне забыть все мои беды и отчий дом”» (Берешит, 41:51).
В мыслях Йосефа на первом месте было желание забыть прошлое — не только то, как обходились с ним братья, но и «отчий дом». Не потому ли, что Йосеф связывал «все свои беды» не только с братьями, но и с отцом, Яаковом?
Йосеф полагал, что отец намеренно отдал его в руки братьев, потому что осерчал из‑за его второго сна и решил прекратить отношения с когда‑то любимым сыном. Вот почему Йосеф ни разу не известил Яакова, что остался в живых.
Такое объяснение выставляет в новом свете грандиозную сцену в начале «Ваигаш». Отчего слова Йеуды довели Йосефа до слез и побудили его наконец‑то открыть братьям свое настоящее имя? Одно из объяснений таково. Когда Йеуда вызвался остаться в Египте в качестве раба при условии, что Биньямина отпустят на свободу, это указывало на то, что он совершил тшуву, раскаялся, стал другим человеком, непохожим на того Йеуду, который когда‑то продал Йосефа в рабство. Это, как я не раз доказывал, одна из центральных тем библейского повествования в целом. Перед нами повесть о раскаянии и прощении.
Но теперь мы можем предложить и другое истолкование. Слова Йеуды открыли Йосефу глаза: тот впервые понял, как на самом деле развивались события двадцать два года назад. Йеуда рассказывает, что произошло после возвращения братьев домой из первого путешествия в Египет за хлебом: «Когда сказал наш отец: “Идите опять, купите нам немного съестного”, то мы ответили: “Мы не можем идти! Если бы наш меньший брат был вместе с нами, то мы бы пошли, а покуда наш меньший брат не с нами, мы не можем показаться тому человеку на глаза”.
Наш отец, раб твой, сказал нам: “Вы знаете, что двух [сыновей] родила мне моя жена. Один от меня ушел, и я подумал: наверное, он растерзан [зверем]! Я так и не видел его доныне. Если же вы заберете у меня и этого [сына] и с ним случится несчастье, то вы сведете меня, старика, скорбящим в могилу”» (Берешит, 44:27–31).
В этот миг Йосеф осознал, что его страхи беспочвенны: отец не отверг его. Напротив, когда Йосеф не вернулся, отец скорбел. Отец считал, что сын «растерзан», убит диким зверем. Отец не перестает его любить, не перестает скорбеть о нем. На этом фоне нам становится понятнее реакция Йосефа: «Тут Йосеф, окруженный со всех сторон [людьми], не мог [более] сдерживаться, и закричал: “Выведите от меня всех!” Когда Йосеф открылся своим братьям, никого рядом с ними не было. Но египтяне слышали его рыдания, и слух разнесся по дворцу фараона. “Я Йосеф! — сказал Йосеф своим братьям. — Неужели мой отец еще жив?”» (Берешит, 45:1–3).
Первая мысль Йосефа — не о Йеуде или Биньямине, а о Яакове. Сомнения, терзавшие его двадцать два года, оказались беспочвенны. Поэтому он начинает с вопроса: «Неужели мой отец еще жив?»
Можно ли считать, что это единственно возможное толкование истории Йосефа? Разумеется, нет. Но оно имеет право на существование. А значит, теперь мы можем поместить рассказ о Йосефе в контекст еще двух тем, играющих большую роль в книге Берешит.
Первая — мотив трагического недоразумения. В этом контексте мы вспоминаем как минимум еще два эпизода.
Первый — с участием Ицхака и Ривки. Как нам известно, Ицхак любил Эсава, а Ривка — Яакова. Есть этому возможное объяснение, предложенное Абарбанелем : перед рождением близнецов Г‑сподь сказал Ривке, что «старший будет служить младшему». Потому‑то она привязалась к Яакову, младшему из близнецов, и твердо решила устроить так, чтобы благословение Ицхака досталось ему, а не Эсаву.
Второй эпизод — с участием Яакова и Рахели. Когда Яаков и его семейство бежали от Лавана, чтобы вернуться в землю Ханаанскую, Рахель украла у своего отца его терафим («кумиров», «домашних божков»). Она не сказала Яакову о содеянном. В тексте сказано: «Не знал Яаков, что [божков] украла Рахель» (Берешит, 31:32). Лаван бросился в погоню, нагнал беглецов и обвинил Яакова и его спутников в краже. Яаков возмущенно отрицает обвинения, заявляя: «Но если ты найдешь у кого‑нибудь своих божков, ему не жить!»
Несколькими главами ниже мы читаем: Рахель умерла безвременно, в дороге. Возможно (в тексте это объяснение изложено намеками, а в мидраше и комментарии Раши — открыто ), Яаков невольно приговорил Рахель к смерти.
В обоих случаях к трагическим недоразумениям привело то, что люди не говорили друг с другом откровенно. Если бы Ривка рассказала Ицхаку о пророчестве, а Рахель сообщила Яакову, что украла божков, трагедии можно было бы избежать. Иудаизм — религия священных слов, и одна из тем книги Берешит — могущество слова: словом можно творить, словом можно обманывать, словом можно вредить и, наоборот, исцелять. От Каина и Эвеля до Йосефа и его братьев («они возненавидели его так, что не могли с ним мирно разговаривать») нам наглядно показывают: когда слова не справляются со своей задачей, люди начинают творить насилие.
Другая тема, еще сильнее бередящая сердце, — отношения отцов с сыновьями. Как относился к Аврааму Ицхак, помня, что когда‑то отец занес нож, чтобы принести сына в жертву? Как относился к Ицхаку Яаков, зная, что тот больше любит Эсава? Как относились к Яакову сыновья Леи, зная, что он больше любит Рахель и ее детей? Нам представляется, что во всех этих случаях они наверняка вопрошали: «Любит ли меня мой отец?»
А теперь мы обнаруживаем: есть веские основания полагать, что этим же вопросом задавался и Йосеф.
«Оставили меня отец и мать, но Г‑сподь приютил меня» , — сказано в Теилим, 27. Эта строка эхом отдается от начала до конца всей книги Берешит. Никто не сделал столько усилий, как Фрейд, чтобы поставить эту драму в центр психологии человека.
В понимании Фрейда эдипов комплекс — напряженные отношения между отцом и сыном — самый мощный фактор, формирующий психологию индивида и религию в целом.
Однако Фрейд в качестве ключевого текста использовал греческий миф, а не повествование книги Берешит. Если бы он предпочел обратиться к Торе, то увидел бы, что эти напряженные отношения можно урегулировать, избежав трагедии. Авраам действительно любил Ицхака. Ицхак благословил Яакова по второму разу, на сей раз зная, что перед ним Яаков. Яаков действительно любил Йосефа. А еще выше всех этих примеров человеческой любви — Б‑жественная любовь: она спасает нас, когда мы чувствуем себя отвергнутыми, и исправляет человеческую природу, предотвращая трагедии.
Выбрать правильную дистанцию. Недельная глава «Ваигаш»
Недельная глава «Ваигаш». Рефрейминг
