Кто я? Недельная глава «Шмот»
«Кто ты?» — спросил Моше у Б‑га, стоя перед горящим кустом. Таков был его второй вопрос.
«Приду я к сынам Израиля и скажу им: “Меня послал к вам Б‑г ваших предков”. А они меня спросят: “Как Его Имя?” Что я им отвечу?» (Шмот, 3:13).
Ответу Б‑га (фразе «Эйе ашер эйе», почти во всех христианских Библиях переведенной неверно: «Я‑Тот‑Кто‑Я‑Есмь» или наподобие того ) стоило бы посвятить отдельную статью (я коснулся этого в своих книгах «Будущее время» и «Великое партнерство»).
Но сначала Моше задал Б‑гу свой первый вопрос: «Ми анохи?» («Кто я?»)
«Кто я такой, чтобы пойти к фараону? — сказал Моше Б‑гу. — И как я вообще смогу увести сынов Израиля из Египта?» (Шмот, 3:11).
На первый взгляд смысл ясен. Моше задает вопрос из двух частей.
Сначала он вопрошает: «Кто я такой, чтобы удостоиться этой великой миссии?»
А во‑вторых: «Как мне вообще удастся ее выполнить?»
Б‑г отвечает на вторую часть вопроса: тебе это удастся, «потому что Я буду с тобой» . Ты справишься, потому что Я не прошу тебя действовать в одиночку. Строго говоря, Я даже не прошу тебя действовать. Я все сделаю за тебя. Я хочу, чтобы ты был Моим представителем, Моим рупором, Моим посланником, Моим голосом.
А на первую часть вопроса Б‑г так и не отвечает.
Пожалуй, Моше, как ни странно, отвечает на свой вопрос сам. Во всем Танахе именно те, кто на поверку оказывается достойнейшими людьми, отказываются признавать за собой хоть какие‑то достоинства.
Когда пророку Йешаяу была поручена его миссия, он сказал: «Я человек с нечистыми устами» (Йешаяу, 6:5). Ирмеяу сказал: «Я не речист, ведь я (еще) отрок» (Ирмеяу, 1:6). Давид, величайший из царей Израиля, вопросил, как до него Моше: «Кто я?» (Шмуэль II, 7:18). Когда Б‑г дал поручение Ионе, тот попытался сбежать. Согласно толкованию Рашбама, Яаков готовился к бегству, когда человек/ангел преградил ему путь и Яаков боролся с ним всю ночь (Рашбам к Берешит, 32:23).
Героические фигуры в Библии — не чета персонажам древнегреческой или любой другой мифологии. Они не ощущают, что предназначены для великих дел, не стремятся сызмальства к славе. Им несвойственно то, что древние греки называли «мегалопсихией»: здоровой высокой самооценкой, когда человек, не хвалясь, соблюдая правила хорошего тона, все же испытывает чувство превосходства. Они не учились в Итоне и Оксфорде. Не мнили, что рождены править другими. Напротив, они сомневались в своих способностях. Иногда им хотелось опустить руки. Моше, Элияу, Ирмеяу и Йона порой настолько отчаивались, что молили о смерти. Героическими фигурами, образцами высоконравственной жизни они стали не по своему хотению. Просто требовалось выполнить работу, которую им поручил Б‑г, — и они ее выполнили.
Закрадывается сомнение, что искреннее самоумаление — знак истинного величия. Тогда понятно, отчего Б‑г оставил без ответа вопрос Моше: «Почему именно я?»
Но внутри этого вопроса таится другой. «Кто я?» необязательно звучит как «достоин ли я такой чести?». Так спрашивают и о своей идентичности. Услышав призыв Б‑га увести сынов Израиля из Египта, Моше, стоя один на склоне горы Хорев/Синай, задает этот вопрос не только Б‑гу. Одновременно он вопрошает сам себя: «Кто я?»
Есть два возможных ответа на этот вопрос. Первый: Моше — египетский принц. В младенчестве он был усыновлен дочерью фараона. Вырос во дворце фараона. Одевался как египтяне, выглядел как египтяне, говорил как египтяне. Когда он спас дочерей Итро от грубиянов‑пастухов, девушки, вернувшись домой, говорили своему отцу: «Какой‑то египтянин защитил нас» (Шмот, 2:19). Даже имя свое «Моше» он получил от дочери фараона (Шмот, 2:10).
Имя предположительно египетское (древнеегипетское слово «моше» — кстати, часть имени «Рамсес» — означает «ребенок». Приведенная в Торе этимология имени Моше — «я достала его из воды» — указывает на то, как имя воспринимали носители иврита).
Итак, первый ответ: Моше — египетский принц.
Второй ответ: Моше — мидьянитянин. Ведь хотя по воспитанию он был египтянин, он вынужденно покинул эту страну. Поселился в Мидьяне, женился на мидьянитянке Ципоре, дочери мидьянитянского жреца, «был доволен жизнью» в тех краях, тихо занимаясь пастушеством. Мы склонны забывать, что Моше провел там много лет. Из Египта он ушел юношей, а на начальном этапе своей миссии, когда Моше впервые предстает перед фараоном (Шмот, 7:7), ему уже восемьдесят. Наверное, почти все годы его зрелости прошли в Мидьяне, вдали как от сынов Израиля, так и от египтян. Да, Моше — мидьянитянин.
Итак, Моше спрашивает: «Кто я?» не только потому, что считает себя недостойным великой миссии. Он считает, что его дело — сторона. Правда, что по рождению он еврей, но он не разделил тяжелую судьбу своего народа. Когда он рос, его не воспринимали как еврея. Он никогда не жил среди евреев. У него есть весомые причины сомневаться, что сыны Израиля признают его своим. Разве он сможет их возглавить? И, если смотреть в корень, зачем вообще ему думать о том, чтобы их возглавить? У них своя судьба, у него — своя. Он не имеет отношения к их судьбе. Он не отвечает за их судьбу. Их тяжелая судьба не ударила по нему. Его дело — сторона.
Вдобавок, когда он единственный раз попробовал вмешаться в дела евреев (когда надсмотрщик‑египтянин убил раба‑еврея , Моше убил этого надсмотрщика, а на следующий день попытался разнять двоих евреев, которые дрались между собой), его вмешательство восприняли в штыки.
«Кто поставил тебя начальником и судьей над нами?» — сказали Моше евреи. Вот первые, если угодно, документально зафиксированные слова еврея, обращенные к Моше. Тогда он не подумал еще мечтать о лидерстве, а его лидерство уже оспаривали.
Теперь рассмотрим, какой выбор стоял перед Моше на разных этапах его жизни. Во‑первых, он мог бы зажить, как подобает египетскому принцу, в роскоши и неге. Возможно, таков и был бы его удел, если бы он не вмешался в ситуацию с евреями. Даже позднее, после вынужденного бегства, он мог бы жить до конца дней тихо, пасти стада, в ладу с семьей мидьянитян, с которой он породнился. Неудивительно, что Моше упирался, когда Б‑г призывал его вывести сынов Израиля из рабства на свободу.
Раз так, почему Моше в итоге согласился? По каким признакам Б‑г понял, что Моше — самый подходящий человек для такого поручения?
Одна из подсказок — имя, которым Моше нарек своего первенца. Он назвал сына Гершом, пояснив: «Я стал пришельцем в чужой земле» (Шмот, 2:22). В Мидьяне Моше так и не почувствовал себя как дома. Он вроде бы находился там, но внутренне это место было ему чуждо.
Но главная подсказка содержится даже выше — в стихе, который служит прологом к первому вмешательству Моше в жизнь евреев. «Когда Моше вырос, он пришел к своим соплеменникам и увидел их тяжкий труд» (Шмот, 2:11).
Эти люди были его народом. Хотя с виду Моше выглядел неотличимым от египтян, он‑то знал, что на самом деле не египтянин. В этот миг его жизнь перевернулась, почти как жизнь моавитянки Рут в тот миг, когда она сказала своей свекрови, еврейке Наоми: «Твой народ будет моим народом, и твой Б‑г — моим Б‑гом» (Рут, 1:16).
Рут была нееврейка по рождению. Моше был нееврей по воспитанию. Но и Рут, и Моше понимали: когда видишь, что кто‑то страдает, и принимаешь сторону страдальца, нельзя просто повернуться спиной и уйти.
Рабби Йосеф Соловейчик назвал это «заветом судьбы» (брит горал). Это и сегодня остается стержнем еврейской идентичности. Есть евреи верующие и неверующие. Есть евреи соблюдающие и несоблюдающие. Но, несомненно, лишь немногие евреи способны, когда их народ страдает, повернуться спиной и уйти, заявив: «Меня это не касается».
Маймонид, называющий такое поведение «отделением от общины» (пореш ми‑даркей а‑цибур; Ильхот тшува, 3:11) , говорит, что это один из тех грехов, за которые человека лишают доли в Мире грядущем.
В Пасхальной агаде таков смысл высказывания о сыне‑нечестивце: «Раз он сам исключил себя из общины, он отрицает один из основополагающих принципов веры» .
Какой же основополагающий принцип веры? Вера в коллективную судьбу и предназначение еврейского народа.
«Кто я?» — спросил Моше, но в глубине души сам знал ответ. Я не Моше‑египтянин и не Моше‑мидьянитянин. Когда я вижу страдания своего народа, я Моше‑еврей и никем иным быть не могу. И если это налагает на меня какие‑то обязательства, я должен их выполнить. Ведь я тот, кто я есть, потому что мой народ — именно этот народ и никакой другой.
Такова была еврейская идентичность во времена Моше. И такова она сегодня.
Быть лидером евреев — нелегкая задача. Недельная глава «Шмот»
Недельная глава «Шмот». Превратить проклятия в благословения
