Коллективная ответственность. Недельная глава «Ваишлах»
По каким меркам ни суди, эпизод шокирующий. Яаков расположился станом в окрестностях города Шхем, правителя которого звали Хамором. Дина, дочь Яакова, выходит из стана, чтобы осмотреть город. Сын Хамора, Шхем, увидев Дину, похищает ее и насилует, а затем влюбляется в нее и решает жениться. Он упрашивает своего отца: «Возьми мне эту девушку в жены!»
Услышав о произошедшем, Яаков безмолвствует, но его сыновья приходят в ярость. Дину нужно спасти, а людей, которые ее обидели, наказать!
Хамор и его сын приходят навестить семейство Яакова и испрашивают согласия на брак. Сыновья Яакова делают вид, что воспринимают это предложение всерьез. Мы поселимся среди вас, говорят они, и породнимся с вами, заключая браки с людьми из вашего народа, при условии, что все мужчины из вашего народа будут обрезаны.
Хамор и Шхем возвращаются в город, сообщают его жителям об этом предложении, и те соглашаются.
На третий день после обрезания, когда боли особенно усилились и мужчины обессилели, Шимон и Леви, братья Дины, входят в город и убивают всех мужчин. Это было ужасное возмездие. Яаков отчитывает сыновей: «Вы навлекли на меня беду, вызвали ненависть жителей этой страны — ханаанеев и перизеев! Мы малочисленны. Если они соберутся и нападут на меня, то я погибну вместе со своей семьей» (Берешит, 34:30).
Но Шимон и Леви отвечают: «Разве можно обращаться с нашей сестрой как с продажной женщиной?» (Берешит, 34:31).
В тексте есть намек на то, что поступку Шимона и Леви было оправдание. Вот что необычно: Тора трижды дополняет рассказ этакими «авторскими комментариями» о серьезности сложившейся ситуации в морально‑нравственном смысле: «Сыновья Яакова вернулись с поля. Когда эти люди узнали [обо всем], то огорчились и очень разгневались. Ведь [Шхем], переспав с дочерью Яакова, совершил подлость [по отношению к] Израилю — так делать было нельзя» (Берешит, 34:7).
«Сыновья Яакова прошли среди убитых и разграбили город — в расплату за бесчестие своей сестры» (Берешит, 34:27).
Тем не менее Яаков осуждает поступок сыновей, и, хотя в тот день больше не делает им замечаний, память об этом продолжает его мучить. Через пятнадцать библейских глав, спустя много лет, Яаков на смертном одре проклинает обоих братьев за их поведение:
Шимон и Леви — братья,
их ножи — оружие грабителей!
Не вступай с ними в сговор, моя душа,
не присоединяйся к их сообществу, моя честь!
Ибо в гневе они убивали людей,
по своей прихоти калечили быков.
Прокляты их жестокий гнев
и их свирепая ярость!
Разъединю их в Яакове,
рассею их среди Израиля.
(Берешит, 49:5–7)
Кто был прав в этом споре? Маймонид оправдывает братьев Дины. В своде законов «Мишне Тора» он объясняет, что учреждение судов и установление верховенства закона — это один из семи законов Ноаха , обязательных для всего человечества: «В чем заключается для сыновей Ноаха заповедь учредить справедливый суд? В каждом городе они должны назначить старейшин и судей, которые судили бы на основании перечисленных выше шести заповедей и предостерегали народ от их нарушения. А сын Ноаха, который нарушил одну из этих семи заповедей, должен быть казнен мечом. По этой причине все мужчины города Шхема заслужили смертную казнь (от рук Шимона и Леви, сыновей Яакова): ведь Шхем (сын правителя города) похитил (и изнасиловал) [Дину, дочь Яакова], и они это видели и знали и не судили его» (Маймонид. Законы о царях, 9.14).
На взгляд Маймонида, существует принцип коллективной ответственности. Жители Шхема знали, что сын их правителя совершил преступление, но не привлекли его к судебной ответственности. Значит, они коллективно виновны в отказе в правосудии.
Нахманид придерживается иного мнения. Заповедь потомкам Ноаха об учреждении справедливого суда — это так называемая позитивная обязанность установить законы, учредить суды и назначить судей. Но нет ни принципа коллективной ответственности, ни обязанности карать смертью за неисполнение заповеди на практике. Нет, да и быть не могло: ведь если, как утверждает Маймонид, поступку Шимона и Леви было оправдание, почему Яаков в тот день высказал им упрек, а впоследствии, на смертном одре, проклял их?
Спор между Маймонидом и Нахманидом остается неразрешенным, совсем как спор между Яаковом и сыновьями. Мы знаем, что в еврейском законе есть принцип коллективной ответственности: «Коль Исраэль аревин зе ба‑зе» («Все евреи — поручители друг за друга»). Но является ли этот принцип специфичной чертой иудаизма? Возможно, он обусловлен особым характером еврейского закона, а именно тем фактом, что источником закона стал завет Б‑га с сынами Израиля у горы Синай, когда люди индивидуально и коллективно дали слово соблюдать закон и гарантировать его соблюдение?
Маймонид, по‑видимому, хочет сказать, что коллективная ответственность свойственна всем обществам (и в этом он расходится с Нахманидом). Мы несем ответственность не только за собственные поступки, но и за поступки окружающих — тех, среди кого мы живем. Либо, возможно, это понятие вытекает не из понятия «общество», а из характера нравственных обязательств. Если Икс поступает дурно, я должен не только воздержаться от таких же поступков, но и, если это в моих силах, воспрепятствовать дурным поступкам других людей. А если я им не препятствую, то их вина падает и на меня. Сегодня мы бы назвали это «вина безучастного наблюдателя». Вот что говорится об этом в Талмуде: «Рав, рабби Ханина, рабби Йоханан и рав Хавива учили: всякий, кто мог одернуть домочадцев, [совершающих нечто предосудительное], но не одернул, будет схвачен за [грехи] домочадцев; [мог, но не одернул] жителей своего города — будет схвачен за [грехи] жителей города; [мог, но не одернул] весь мир — будет схвачен за [грехи] всего мира» (Шабат, 54б).
И все же вопрос этот сложный, необходимо вникать во все тонкие нюансы. Между преступником и безучастным наблюдателем есть разница. Одно дело совершить преступление, другое дело — увидеть, как другой совершает преступление, и не попытаться его предотвратить. Возможно, мы считаем безучастного наблюдателя виновным, но не до такой степени, как самого преступника. В Талмуде употреблено слово «схвачен». Возможно, оно означает моральную виновность. Этого человека можно привлечь к ответу. Возможно, он будет наказан «небесным судом» в этом мире или в Грядущем. Но это не значит, что его могут вызвать в суд и вынести ему приговор за преступную халатность.
Широко известен случай, когда этот вопрос был поставлен в связи с поведением немецкого народа и Холокостом. Философ Карл Ясперс разграничил моральную виновность тех, кто совершал преступления, и метафизическую виновность (этот термин он ввел сам) безучастных наблюдателей: «Есть такая солидарность между людьми как таковыми, которая делает каждого тоже ответственным за всякое зло, за всякую несправедливость в мире, особенно за преступления, совершаемые в его присутствии или с его ведома. Если я не делаю, что могу, чтобы предотвратить их, я тоже виновен. Если я не рискнул своей жизнью, чтобы предотвратить убийство других, но при этом присутствовал, я чувствую себя виноватым таким образом, что никакие юридические, политические и моральные объяснения тут не подходят. То, что я продолжаю жить, когда такое случилось, ложится на меня неизгладимой виной» .
Итак, виновность несомненна, но, утверждает Ясперс, ее нельзя свести к юридическим категориям. Возможно, Шимон и Леви были правы, сочтя мужчин из Шхема виновными, потому что горожане бездействовали, когда сын их правителя похитил Дину и надругался над ней. Но это не значит, что Шимон и Леви были вправе взять правосудие в свои руки, казнив всех мужчин в городе. Яаков был прав, расценив поступок сыновей как жестокое нападение. В этом случае позиция Нахманида выглядит убедительнее, чем позиция Маймонида.
Один из самых глубоких израильских мыслителей, занимавшийся вопросами морали, Йешаяу Лейбовиц (1903–1994) писал, что, хотя действия Шимона и Леви, возможно, имели этическое оправдание, «есть также этический постулат, который сам по себе не подлежит рациональному объяснению и требует проклясть все эти веские и имеющие под собой оправдание соображения» . По словам Лейбовица, есть поступки, которые можно оправдать, но все равно они отвратительны. Именно это имел в виду Яаков, когда проклял своих сыновей.
Одно дело коллективная ответственность, а совсем другое — коллективное наказание.