Книжный разговор

Даниэль Деронда — консервативный еврейский герой

Лайел Лейбовиц 20 ноября 2017
Поделиться

Смотрите также рецензию Аллана Аркуша на сериал Рут Вайс о романе Джордж Элиот

Материал любезно предоставлен Tablet

Вы не можете винить молодую женщину в том, что в 4 часа пополудни она коротает время в казино. Люди приходят и уходят. Экономическая ситуация неустойчива. Страну наводнили тысячи мигрантов, которые исповедуют какую‑то странную религию и рассуждают о природе национализма и границах терпимости. Старые столпы — традиция, вера, семья — пошатнулись, но вместо них не появилось ничего, что вело бы человека к добродетели. Куда бы девушка ни взглянула, везде она видит сплетни, беспокойство и острую нужду. Разве удивительно, что она хочет поставить все на кон и запустить колесо рулетки?

Эта женщина — Гвендолен Харлет, героиня романа Джордж Элиот «Даниэль Деронда». На дворе 1865 год, но эта же сцена с теми же реалиями легко могла разворачиваться на прошлой неделе. Волнения Гвендолен — это наши волнения, и ее сомнения актуальны и по сей день; в Нью‑Йорке эпохи Трампа мы задаем себе те же вопросы об идентичности и национальных переменах, которые они задавали в викторианском Лондоне. Не сводя шедевр до уровня простой метафоры, нужно сказать, что ни одна книга не отражает превратности настоящего времени больше, чем «Даниэль Деронда». И не будет преувеличением сказать, что не нужно искать лучшего проводника по страницам романа, чем Рут Вайс.

В серии из восьми лекций, за скромную плату доступных онлайн по адресу www.danielderonda.org, профессор из Гарварда показывает, какими нитями связано воедино сложное произведение Элиот, где автор предвидит сионизм за двадцать лет до его появления, а о месте религиозных меньшинств в обществе рассуждает с такой глубиной, которую редко встретишь. Лекции примерно по 40 минут каждая, их продюсером выступил фонд «Тиква», — самое захватывающее, что есть сейчас на Netflix, и они вызывают зависимость не меньше, чем новый сезон «Карточного домика». Хотя мы видим преимущественно Вайс, стоящую на сцене, ее внимание к темам и мельчайшим деталям книги превращает лекции в лучшую из существующих экранизаций романа.

Гвендолен Харлет в казино. Иллюстрация к роману. 1910

Вот, например, Вайс читает оживленное начало романа. Видя, как Гвендолен делает ставки, Деронда, сентиментальный молодой человек, стремится проникнуть в самую ее душу. «Красива она или некрасива? — спрашивает он. — И какая тайная черта или выражение придает ее взгляду такую живость? Добрый или злой гений даровал ей эту улыбку? Наверное, злой; иначе почему ее лицо выражает беспокойство, а не безмятежное очарование? Почему желание взглянуть еще раз чувствуется как принуждение, почему я не стремлюсь к этому всем существом?» Этот роман Дж. Элиот до сих пор не переведен на русский язык полностью, и переиздается только краткий пересказ «еврейской линии», сделанный Н. Васиным и выпущенный впервые в 1915 году. Поэтому в этой статье цитаты из романа приводятся в нашем переводе. — Примеч. перев.

В этом абзаце кроется множество смыслов, и Вайс помогает нам в них разобраться. Деронда, объясняет она в самой первой лекции, в отличие от эстетов своего возраста, не ослеплен красотой. Наоборот, он бросает ей вызов с самого начала романа. Он противостоит самой идее романтической любви, старой как мир, — вспомните Ромео и Джульетту или Тристана и Изольду — идее о том, что страсть горит ярче всего, когда ради нее жертвуют семьей, верой и традицией. Деронда стремится к честности, а не к экстазу и постепенно приходит к выводу, что любовь не может расцвести, если нет общих корней: еврей должен жениться на еврейке, и каждый тянется к своим. Поэтому жизненный путь уводит его от Гвендолен к добродетельной Мире Лапидот, которая разделяет его веру и его мировоззрение. «Религия Миры, — пишет Элиот, — была неотделима от ее привязанностей, и она никогда не представлялась ей набором условностей». Подобно Деронде, она романтический консерватор или консервативный романтик — для нее страсть неразрывно связана с ощущением причастности к своему народу.

И это, объясняет Вайс, для Англии конца XIX века идея не вполне очевидная. Некоторым просвещенным людям, которых немало и в романе, трудно понять, почему, если Англия с такой готовностью принимает евреев как равных, евреи настаивают на сохранении отличий. Почему не вступать в браки с христианскими соседями и друзьями? Зачем настаивать на законах крови и племени?

Этот вопрос — и тут проявляется гениальность Элиот — в равной степени касается евреев и женщин. Хотя некоторым критикам тяжело было примирить историю Гвендолен с религиозным пробуждением Деронды — догматичный Ф. Р. Ливис даже полагал, что стоит отдельно публиковать сокращенную версию романа, без лишней еврейской линии, — Элиот понимала, что перед евреями и женщинами стоит одна и та же принципиальная дилемма. Нужно ли прикладывать усилия, чтобы отказаться от собственной сущности, которая неумолимо ведет их к несчастьям? Или нужно добиваться реальной эмансипации и пользоваться равными правами, оставаясь верными самим себе, такими, какими они сами хотят себя видеть? Гвендолен выбирает первый путь, Деронда — второй, и их судьбы представляют собой иллюстрацию опасностей, которыми грозит отказ от корней.

Этот урок, к счастью, может потрясти многих современных еврейских читателей, которые не видят другого источника света, кроме всеобщего сияния тикун олам, и считают национализм, трайбализм и все прочие формы первичной привязанности прямой дорогой к варваризму и жестокости. Но такое потрясение необходимо: принимая во внимание антиеврейские выкрики слева и справа, у нас нет другого выхода, кроме как отказаться от жеманной бесхребетности, которая ищет смысл в ценностях других народов, и обратиться вместо этого к собственным. Мы должны понять, как поняли Элиот и ее герой, что счастье и выживание зависят от любви к тому, что пробуждает в нас лучшее, будь то супруг, с которым мы делим судьбу, или община, частью которой мы всегда останемся в горе и радости. Это не тот урок, который будут приветствовать космополиты среди нас, но космополитизм, как едко напоминает нам Элиот с первых страниц романа, — это всего лишь шумное казино, а единственная свобода, которую он предлагает, — это стремление отбросить все истинно ценное ради иллюзорного погружения в минутный экстаз. Теперь нам больше, чем когда‑либо, нужно научиться отказываться от этого побуждения, и в образе Даниэля Деронды Рут Вайс показывает нам то, в чем мы отчаянно нуждаемся: настоящего еврея, нравственного человека и настоящего консервативного героя. 

Оригинальная публикация: DANIEL DERONDA, CONSERVATIVE JEWISH HERO

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Что думала Джордж Элиот о евреях и спасении Англии

Только принадлежность к национальному коллективу, писала Элиот в эссе 1879 года, придает обычному человеку «чувство особой причастности, представляющее собой корень человеческих достоинств, как частных, так и общественных», и иначе этому чувству взяться неоткуда. Но эти жизненно важные ощущения постепенно размывались продолжающимися культурными сдвигами. Ее страшило будущее, в котором все национальные различия растворятся, но не меньше она опасалась и развития ксенофобии в Англии — и той угрозы, которую это явление представляет для недавно приехавших евреев.

Русская свобода и еврейская эмансипация

Еврейская эмансипация в странах Западной Европы создала еврейского гражданина. Но в то же время она уничтожила еврея как такового. Признав в еврее полноправного гражданина, государственный закон при этом не признавал в еврействе, частью которого был этот еврейский гражданин, национальную группу, равную другим национальным группам. Еврей как отдельный гражданин эмансипировался, а еврей как член национальной группы — нет.

Принц Чарльз в письме 1986 года: о вине «иностранных евреев» в ближневосточном конфликте

«Турне было увлекательным, я многое узнал о Ближнем Востоке и мировосприятии арабов», — писал принц. Неправда ли, звучит как Берти Вустер от международной политики? «Я попытался почитать Коран уже на пути домой, и это помогло мне понять, как они мыслят и действуют». Эти новообретенные знания, почерпнутые из досужего чтения в полете и нескольких бесед с богатыми шейхами, помогли его королевскому высочеству постичь самую суть арабо‑израильского конфликта. «Наплыв иностранных, европейских евреев, в особенности, как они говорят, из Польши, — вот то, что спровоцировало серьезные проблемы», — писал принц своему другу.