Опыт

Что более свято: праздник или суббота? Мицва или деньги?

Адам Кирш. Перевод с английского Давида Гарта 6 августа 2024
Поделиться

Материал любезно предоставлен Tablet

Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. В этом даф йоми мудрецы Талмуда с необыкновенной изобретательностью устанавливают точные пределы сравнения и аналогии.

Мы начинаем читать пятую и последнюю главу трактата «Бейца» — сравнительно короткого трактата, который посвящен правилам и ограничениям, применяемым в праздники. Общий принцип, установленный мудрецами, гласит, что в праздники применяются все те же ограничения, что и в субботу. Единственное исключение — приготовление еды. Действия, непосредственно относящиеся к приготовлению пищи, в праздники разрешены, а в субботу запрещены.

И все же конкретные различия между поведением еврея в праздники и в субботу сложнее и многообразнее, чем предполагает этот принцип. Возьмем пример, предложенный в начале пятой главы (Бейца, 35б). Очевидно, в талмудические времена в домах был выход на крышу, на которой раскладывали фрукты для сушки на солнце. Что делать, если в праздник вы разложили финики сушиться и вдруг сгустились тучи: можно ли спасти плоды или вносить их в дом будет считаться запрещенным трудом? В субботу заносить плоды в дом явно запрещено, но в праздник, говорит Мишна, это допустимо.

Но сколько именно фруктов, допытывается Гемара, можно занести в дом через отверстие в крыше? В поисках ответа мудрецы применяют свою излюбленную стратегию — проводят аналогию с другой областью права. Есть правило, согласно которому если в субботу возникает необходимость расчистить место в зале учения, дабы иметь возможность изучать Тору, можно перенести какое‑то количество вещей, соответствующее 4–5 мешкам, но не все вещи в здании. Мудрецы видят здесь практическое правило, применимое к ситуации заноса фруктов через отверстие в крыше: 4–5 мешков можно занести, но не более того.

Однако аналогии никогда не совершенны, и одно из самых распространенных интеллектуальных упражнений мудрецов Талмуда, как я уже говорил, — это поиск пределов аналогии. Ведь две сопоставляемые ситуации — зал для учения и крыша — связаны с разными мотивами: вы освобождаете зал, чтобы облегчить выполнение мицвы, а финик заносите в дом, чтобы избежать материального ущерба и финансовых потерь. Какой из этих мотивов представляется более весомым оправданием для нарушения праздника? Если вы скажете, что важнее содействие мицве, то, возможно, не стоит убирать с крыши четыре‑пять мешков фруктов, а скорее, меньшее количество. С другой стороны, если счесть финансовые потери более важным аргументом, тогда вы должны быть в состоянии перенести даже больше пяти мешков.

Есть здесь и еще одно различие — между праздником и субботой. Тут тоже все неоднозначно — зависит от того, какого мудреца вы слушаете. С одной стороны, шабат священнее праздника, поэтому запреты на тот или иной труд должны быть строже в шабат, чем в праздник. В то же время, рассуждают мудрецы, раз евреи так хорошо помнят об этом различии, может быть, нужны более строгие законы для праздников. То есть можно быть уверенным, что еврей не нарушит субботу, а вот в праздники нужны дополнительные запреты, чтобы гарантировать подобающее поведение. В данном конкретном случае различные факторы настолько уравновешены, что мудрецы сами не могут прийти к решению, поэтому прибегают к формуле «пусть остается, как есть». Мы не узнаем, можно ли в праздник снести с крыши пять мешков фруктов или можно больше. Но характерно, что талмудический рассказчик оставляет в тексте весь сложный спор, приведший к этому тупику: интеллектуальный процесс имеет не меньшее значение, чем его юридический результат.

Далее, в Бейца, 36б, мудрецы вводят новый тип устрожений. Мы уже знаем, что некоторые виды работ запрещены библейским законом, а некоторые — раввинистическим. Теперь же мы знакомимся с третьей категорией запрещенных действий: это действия, нарушающие швут — дух покоя или отдыха, центральный для субботы и праздников. Это всякое неспокойное поведение — нельзя, например, лезть на дерево, плавать, танцевать. Талмуд не говорит этого прямо, но мне представляется, что это как раз то, что дети любят делать в праздничные дни, и, возможно, именно детям в первую очередь следует напоминать про швут. Взрослые, как правило, рады дню отдыха от работы и других повседневных обязанностей, для детей же навязанный покой больше похож на пытку.

Когда мудрецы доходят до темы границ, обсуждение становится более сложным и увлекательным. В трактате «Эрувин» мы обсуждали с малейшими подробностями правила удаления от места жительства в субботу. Та же граница в две тысячи локтей применима и к праздникам. В трактате «Бейца» мудрецы поднимают теоретически трудный вопрос о том, имеют ли предметы свои границы. Как правило, предмет можно перенести на то расстояние, которое разрешено пройти его владельцу: «Положение животных и сосудов в праздник — там, где ноги их владельца», как это сформулировано в Талмуде.

Но как быть, если тот или иной предмет одолжили во время праздника? Должен ли он быть у ног своего постоянного владельца или временного? Мишна говорит, что предмет должен находиться в тех же пределах, что и человек, владевший им на момент начала праздника. Если же владелец согласился одолжить предмет до наступления праздника и лишь передал его, когда уже праздник начался, то временный владелец считается законным, и, следовательно, предмет должен быть у его ног, то есть может находиться там, куда тот отправится на протяжении праздника. Если же договоренность об одалживании предмета была достигнута уже после наступления праздника, то предмет должен находиться у ног изначального своего владельца, поскольку именно он был законным владельцем на момент начала праздника.

Все становится еще запутаннее — а значит, интереснее для мудрецов, — когда речь заходит о совместном владении. Допустим, двое приобрели бочку вина в совместное владение, а разделить вино решили именно в праздник. Должны ли новые емкости с вином оставаться в пределах двух тысяч локтей от того места, где они встретили начало праздника, или же они следуют за ногами своих владельцев, причем так, что один может понести свою долю на юг, а другой — на север? А если совместная покупка была не вином, а животным и владельцы хотят забить его и поделить в праздник — каково правило в данном случае?

Очевидный ответ на подобные вопросы в том, чтобы подождать окончания праздника: это самый простой выход. Да и как часто, можете вы спросить, подобные ситуации складываются в реальной жизни? Но тут, как и всегда, мудрецов интересует не столько практический вопрос, сколько теоретический принцип. В данном случае — принцип «ретроспективного присвоения». Если нечто находилось в совместной собственности, а затем было поделено между владельцами, считает ли закон каждого владельца владельцем именно той части, которая потом стала его долей? Или же ретроспективного присвоения долей не должно быть и владельцы считаются владельцами своих частей только с того момента, когда произошло разделение? И что, если это нечто — жидкость, у которой нет отдельных частей, или живое животное, которое нельзя поделить, не убив его?

Мудрецы высказывают разные точки зрения на ретроспективное присвоение. Согласно рабби Ошае, ретроспективное присвоение законно: если два человека делят бочонок вина, доля каждого затем «следует за его ногами», поскольку считается, что она принадлежала ему и раньше, будучи смешана в бочонке с долей совладельца. Рабби Йоханан несогласен: он не верит в ретроспективное присвоение, поэтому, с его точки зрения, вино должно оставаться в пределах, общих для обоих совладельцев на момент наступления праздника.

Чтобы проиллюстрировать эту идею, Гемара обращается к смежной области права — проблематике ритуальной нечистоты мертвых тел. «Если в доме со многими входами находится мертвое тело, все входы ритуально нечисты». Это потому, что тело можно вынести через любую из дверей, поэтому все они считаются потенциально таме. Однако, когда тело уже вынесено, тума ассоциируется только с той дверью, через которую оно было вынесено, остальные же возвращаются в состояние ритуальной чистоты. И достаточно в уме заранее определить один из входов как тот, через который будет вынесено тело, чтобы очистить все остальные. (Уже не в первый раз за время чтения даф йоми мне на ум приходит мысленный эксперимент Шрёдингера с котом: как в квантовой механике, Талмуд обсуждает двойственность реальности и актуализацию одного состояния из двух возможных.)

Представьте себе, что в одном из входов в дом стоял сосуд. Пока этот вход считался потенциальным каналом выноса тела, он был таме, соответственно, сосуд тоже был таме. Когда же тело вынесли через другую дверь, этот вход стал тагор, ритуально чистым. Каков же статус сосуда? По‑прежнему ли он таме или же стал тагор вместе с дверью? Это слегка иная аранжировка того же принципа ретроспективного присвоения. Можно ли вновь утвержденную ритуальную чистоту экстраполировать назад во времени — или же считается, что дверь действительно была нечиста на протяжении некоторого времени, а следовательно, и сосуд остается нечистым? Единого ответа вновь нет: рабби Ошая говорит одно, рабби Йоханан — другое.

Наконец, мудрецы сосредоточиваются на новой теоретической проблеме, связанной с онтологическим статусом огня. Кусочек угля, читаем мы в трактате Бейца, 39а, должен быть «у ног владельца», то есть находиться в пределах, разрешенных для того, кто владел им на момент наступления праздника. А если это горящий уголь и кто‑то зажег от него свечу? Должно ли пламя свечи пребывать в тех же пределах, что и уголек? Иными словами, является ли огонь атрибутом своего топлива или отдельной сущностью? Огонь, поясняет Гемара, считается отдельной категорией: это не обычный предмет, а скорее, бесплотное свойство, которое не может принадлежать никому. Так что вы можете даже зажечь свечку от огня, используемого идолопоклонниками в своих ритуалах, поскольку огонь не считается собственностью идолопоклонника. Таким образом, Талмуд сообщает нам, что огонь — это не совсем субстанция — согласно аристотельянскому учению о субстанциях (сущностях) и акциденциях (свойствах), доминировавшему в научном знании талмудической эпохи. Именно там, где это учение подвергалось проверке реальностью, философское и юридическое творчество мудрецов достигало своих вершин.

Оригинальная публикация: Which Is More Sacred: a Festival or Shabbat? A Mitzvah or Money?

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Мудрецы Талмуда — все мужчины — признают, что не могут подчинить женщин своей власти

В некоторых менее важных случаях лучше позволить евреям не знать о законе и, соответственно, нарушать его ненамеренно, чем сообщить им о нем и тем самым сделать так, что они будут нарушать его умышленно. В западном праве есть такое положение: «Незнание закона не освобождает от ответственности». Даже если ты не знаешь, что совершаешь что‑то незаконное, тебя все равно можно наказать за это. Мудрецы думают иначе: «Лучше пусть евреи будут невольными грешниками, чем сознательными грешниками»

Почему Б‑г выбрал еврейский народ?

Евреи не склонны были подчиняться законам и проявлять уважение к Б‑гу; поэтому им требовалось то, что сама Тора называет «огненным законом»: законодательство достаточно строгое и карательное, чтобы привести держать их в узде. «Есть трое дерзких, — уточняет рабби Шимон бен Лакиш, — еврейский народ среди народов, собака среди животных и петух среди птиц».

Что было раньше: курица, яйцо или Б‑жественный закон, регламентирующий их использование?

И вновь лакмусовой бумажкой становится вопрос с яйцами. Предположим, что яйцо снесено в первый день праздника и его «отложили в сторону». Нельзя ли его съесть на второй день, поскольку на второй день не распространяются те же запреты Торы, что и на первый? Или же мы распространяем запрет на оба дня, считая их одинаково священными, хотя один из них — всего лишь своего рода юридическая фикция?