Материал любезно предоставлен Tablet

Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз речь пойдет о кажущейся абстрактности талмудических постановлений, безразличных к превратностям истории, и о ключе к выживанию евреев.

До сих пор мы читали трактаты раздела «Срок» (седер Моэд), посвященного законам субботы и праздников: Песаха, Йом Кипура, Суккот. На этой неделе мы начинаем трактат «Бейца». «Бейца» — не название праздника, это слово означает «яйцо». Что за праздник такой — Яйцо? На самом деле альтернативное название этого трактата — «Йом тов», то есть просто «праздник», и он посвящен законам, применимым к любому празднику.

Трактат называется «Бейца», потому что это его первое слово, и листы, которые мы будем читать в этот раз, действительно полностью посвящены яйцам. Первая глава открывается вопросом о том, каков юридический статус яйца, снесенного в праздник. Как всегда при обсуждении кажущихся пустяков, мудрецов интересуют не собственно яйца, а правовые понятия, которые этот вопрос помогает рассмотреть. В данном случае мы вновь встречаемся с добрым старым мукце — категорией, которая подробно обсуждалась в трактатах «Шабат» и «Эрувин».

Слово «мукце» означает «отделенный», и эта категория объектов, которые нельзя использовать и перемещать в субботу или праздники. Мукце — хороший пример раввинистического наставления, памятного благодаря «Пиркей авот», «сделать ограду вокруг Торы»: мудрецы вводят законы более строгие, чем законы самой Торы, с тем чтобы минимизировать вероятность нарушения собственно библейских законов. Так, Тора призывает избегать определенных видов деятельности в субботу и праздники, а мудрецы с помощью мукце распространяют этот запрет на применение любых предметов, не приготовленных заранее для использования в этот святой день. Избегая всего «отделенного», мы уменьшаем вероятность того, что будем переносить какую‑то вещь или совершать работу с ее помощью.

Один из подвидов мукце — «новорожденное», то есть то, что появилось в сам день праздника. Такая вещь, естественно, не могла быть подготовлена заранее для использования в праздник, потому что раньше ее не существовало. Свежеснесенное яйцо — это как раз такой объект: мукце ли оно или можно его съесть? (Насколько я понимаю запутанные законы мукце, этот вопрос относится не к субботе, когда пищу готовить и так нельзя, а к праздникам, когда готовить можно, поэтому яичный вопрос встает здесь, а не в трактате «Шабат».)

Первая мишна, приведенная на листе 2а, предлагает нам два противоречащих друг другу ответа — от дома Гилеля и от дома Шамая. Почти всегда, когда мнения этих двух школ расходятся, позиция школы Шамая строже, а школы Гилеля — мягче, но на этот раз они меняются местами. Школа Гилеля постановляет, что яйцо, снесенное в праздник, не подлежит употреблению в пищу, а школа Шамая разрешает его съесть. Причины, объясняющие это постановление, оказываются чрезвычайно сложными, и последующие шесть страниц Гемары посвящены их разбору.

Чтобы ответить на вопрос о яйце, Гемара, что вполне логично, ставит вопрос о курице. Каков статус курицы, снесшей яйцо? Здесь принцип оказывается контринтуитивным. Вы могли бы подумать, что, если вы заранее предназначите курицу для несения яиц, а затем она снесет яйцо в праздничный день, вы сможете съесть это яйцо, поскольку оно в некотором смысле было заранее подготовленным. На самом деле верно обратное: если курица предназначена для несения яиц, то сама курица не предназначалась для употребления в пищу, и поэтому она — мукце. Соответственно, согласно дому Гилеля, яйцо, которое она сносит, тоже мукце, поскольку продукт наследует статус своего производителя. И наоборот, если курица была предназначена для приготовления и употребления в пищу, но перед забоем случайно отложила яйцо, то это яйцо считается просто отделенной частью курицы, а потому оно тоже съедобно.

Как часто бывает в Талмуде, суть дела в том, как определить объект: является ли яйцо самостоятельной сущностью или оно является частью курицы? В какой момент оно переходит из одного статуса в другой? Позже в ходе обсуждения мудрецы пытаются прояснить этот вопрос, используя аналогии из других областей права. Например, в трактате «Эрувин» мудрецы утверждают, что плоды, которые падают с дерева в шабат, «новорожденные», и поэтому они мукце. Похоже ли яйцо, которое сносит курица, на плод, который падает с дерева? Абайе возражает, что это не совсем так: суть правила о фруктах заключалась не в том, что сам фрукт имеет тот же статус, что и дерево. Скорее, это было второстепенное постановление, разработанное мудрецами, чтобы отбить у людей охоту собирать фрукты намеренно, что является явным нарушением шабата. Но эта логика неприменима в случае с яйцами, поскольку вы не собираете яйца так же, как собираете яблоки.

Рабби Ицхак предлагает другую аналогию: возможно, только что снесенное яйцо похоже на сок, который сочится из фрукта и выжимать который тоже запрещено в праздничный день? В конце концов, Гемара отмечает, что «яйцо заперто» внутри курицы до того, как оно будет снесено, а «сок заперт» внутри фрукта до того, как он будет выжат. Но Абайе возражает против этой аналогии по той же причине: запрет на употребление сока, который вытекает из плода в праздничный день, был введен не потому, что сам сок запрещен, а скорее для того, чтобы предотвратить выжимание сока из фруктов. На протяжении всего этого обсуждения много внимания уделяется попыткам выяснить, кто из танаев занимал какую позицию и как это определить, для чего зачастую требуется изучать подоплеки и последствия других постановлений по совершенно иным вопросам.

В конце концов Гемара переходит к рассмотрению более важной темы. Во времена Талмуда, как и сегодня, еврейские общины диаспоры отмечали праздники в течение двух дней, а не одного, как предписано Библией. Причина этого будет объяснена в ходе дальнейшего обсуждения вопроса о яйце. Пока Храм стоял, еврейский календарь, основанный на лунных циклах, был составлен на основе наблюдений за луной в самом Храме. Когда замечали молодой месяц, эту новость требовалось срочно довести до сведения еврейских общин за пределами Иерусалима.

Первоначально, как говорится в Талмуде, это осуществлялось быстро, с помощью зажигания цепи сигнальных факелов. Но в какой‑то момент кутим — так в Талмуде называются самаритяне — стали чинить препятствия и намеренно зажигать факелы в неправильное, по мнению храмовых властей, время. Тогда Храму пришлось рассылать гонцов в отдаленные районы с новостями о новолунии. Поскольку гонцы не успевали добраться до всех своих адресатов до начала нового месяца, общинам диаспоры повелели праздновать два дня, дабы хотя бы один из них соответствовал календарю.

Позднее мудрецы стали составлять календарь заранее, используя астрономические наблюдения, и правило двух дней стало функционально ненужным, поскольку любая, самая отдаленная от Иерусалима еврейская община могла легко высчитать, когда будет тот или иной праздник. Но правило двух дней сохранялось — на всякий случай. «Соблюдайте обычай отцов ваших, который вы получили от них», — наставляли мудрецы, поскольку может вновь наступить время, когда изучение Торы будет запрещено нееврейской властью и вновь наступит неясность в отношении календаря. Это предостережение красноречиво свидетельствует как о почтении раввинов к традиции, так и об их пессимистичном взгляде на условия жизни евреев среди неевреев.

Этот рассказ о происхождении двухдневного празднования, который приводится в Бейца, 4б, вызывает естественный вопрос: действительно ли оба дня праздника являются священными или только первый день является настоящим праздником, а второй — просто подстраховкой? И вновь лакмусовой бумажкой становится вопрос с яйцами. Предположим, что яйцо снесено в первый день праздника и его «отложили в сторону». Нельзя ли его съесть на второй день, поскольку на второй день не распространяются те же запреты Торы, что и на первый? Или же мы распространяем запрет на оба дня, считая их одинаково священными, хотя один из них — всего лишь своего рода юридическая фикция?

Мнения мудрецов разделились, что потребовало оглашения фундаментального принципа раввинистического права: «Любой запрет, установленный путем голосования, требует другого голосования, дабы быть снятым». Иными словами, если авторитетный еврейский суд или Сангедрин ввели закон, отменить его может только другой суд того же ранга, даже если внешние обстоятельства переменились и закон потерял практический смысл (таким обстоятельством было, прежде всего, разрушение Храма). Тем самым, мудрецы объявляют еврейское право неподвластным перипетиям истории: закон есть закон, и изменить его можно исключительно в ходе надлежащей правовой процедуры вне зависимости от того, применим ли он на практике в данный момент или нет. Тора составляет собственный виртуальный мир, который первостепенен относительно реального, в котором заключены евреи, Талмуд же становится ключом к их маловероятному выживанию.

Оригинальная публикация: Which Came First: The Chicken, the Egg, or the Divine Law That Governs Their Use?