Материал любезно предоставлен Tablet

Американский поэт и литературный критик Адам Кирш продолжает читать даф йоми, лист Талмуда, каждый день — и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз речь пойдет о том, как разнообразие вопросов и ответов на них в ходе изучения Устного закона открывает нам новые пути аргументации.

В прошлый раз мы распрощались с трактатом «Шабат» — но отнюдь не с темой шабата. Ибо следующий наш трактат — «Эрувин» — посвящен как раз одной категории алахических вопросов, возникающих в связи с субботой. Вообще, талмудическое право делит пространство на две основные зоны: публичную (ршут а‑раба) и частную (ршут а‑яхид), улицу и дом. (Есть также и другие зоны, которые появятся позже в этом трактате.) В субботу запрещено переносить предметы из дома в дом или из одной частной зоны в другую, а также из частной зоны в публичную, а также нести предмет в пределах публичной зоны более четырех локтей (амот). Эти общие указания заводят нас в чащу вопросов и сложностей, и мудрецы вырабатывают целый спектр юридических путей, дабы обойти эти сложности, что и составляет содержание трактата «Эрувин».

Само название «Эрувин» буквально означает «слияния», но это, разумеется, не такие слияния, которые происходят на Уолл‑стрит. Скорее, эрув — это юридическое слияние разных зон в целях ненарушения шабата, а именно удлинения расстояния, которое позволено проходить и на которое можно переносить предметы. (Во многих американских городах есть эрувы, например на Манхэттене.)

Как я стал понимать на этой неделе, постижение всех этих тонкостей требует лучшего, чем у меня, пространственного мышления. Поэтому я особенно благодарен изданию Шоттенштейна за подробные диаграммы, приведенные в примечаниях.

О том, что есть такая вещь, как эрув, я впервые услышал, еще будучи подростком. И отнесся к этому с возмущением. Если уж суть шабата в том, чтобы отдыхать от трудов и радоваться этому священному дню, ограничив себя запретами, зачем же изобретать юридические уловки, позволяющие обойти эти запреты? Разве эрув не противоречит самому духу шабата? Только сейчас, уже довольно глубоко погрузившись в Талмуд, я начал понимать, что мудрецы гибче относились к этим проблемам. Они ставили себе задачу не насладиться праздником в отрыве от реальности, а найти способ соблюсти очень конкретные Б‑жественные законы, при этом удовлетворяя необходимые жизненные потребности. И именно потому, что они серьезно подходили к букве закона, они хотели знать точные рамки этого закона: что он позволяет и что он запрещает и как отличить одно от другого.

Первая глава трактата «Эрувин» посвящена конкретной группе вопросов про пространство и его преодоление в шабат. В талмудические времена частные дома, как правило, окружали двор (хацер), а дворы соединялись с улицей посредством узкого прохода (мавой). Разумеется, было бы очень удобно иметь возможность переносить вещи по этому проходу. Но относится ли мавой к частному пространству — или же к публичному? Ответ зависит от того, открыт ли этот проход с обоих концов или только с одного. Если мавой — тупик, то его можно отнести к частной зоне, поставив с открытого конца символическое ограждение: не настоящие ворота и не калитку, а просто какие‑то предметы, отделяющие проход от улицы — публичного пространства. Мудрецы Талмуда предлагают три варианта такого ограждения: стол (лехи), который частично закрывает открытый конец прохода; поперечная балка (кора), водруженная сверху на стены, составляющие этот проход; или же несколько столбиков с перекладиной сверху, повторяющие форму двери (цурат а‑петах). Отрывок, который мы читаем на этот раз, посвящен техническим параметрам этих ограждений. К примеру, в первой мишне, которая приводится в Эрувин, 2а, говорится, что поперечная балка, положенная над входом в проход, должна находиться не выше чем на 20 амот, или локтей, от земли. Ама — примерно 50 см, значит, ограничение по высоте — около 10 м. Как и в других местах, мудрецы пускаются в обсуждение того, как определять такие меры, как локоть или ширина ладони (тефах, около 7 см), и сколько ладоней помещается в одном локте. В ходе этого отступления мудрецы утверждают, что меры эти были определены свыше — Всевышний сообщил их Моисею на горе Синай.

Этот момент мне представляется очень важным, поскольку он показывает, какую службу сослужила мудрецам Талмуда сама концепция Устного закона. Тора, конечно, говорит о локтях и ладонях, но как нам теперь точно определить эти библейские меры? Тора, как и любой другой правовой свод, предполагает определенный мир и определенный язык. Но между временем дарования Торы и временем составления Талмуда, а соответственно, между миром и языком Торы и миром и языком Талмуда прошло полторы тысячи лет, и о том, что древним израильтянам было очевидно, вавилонские евреи могли только гадать. Концепция же Устного закона позволяет евреям не беспокоиться насчет того, верно ли они толкуют Письменный закон. Устный закон сокращает временную дистанцию между нынешним моментом и Синаем. Используя язык американских конституционных дебатов, можно сказать, что Устный закон позволяет евреям быть убежденным оригиналистами. Так что, если бы Устного закона не было, его стоило бы выдумать.

Талмуд приводит два взаимодополняющих обоснования для правила о 20 локтях: одно теоретическое и одно практическое. Теоретическое возвращает нас в Иерусалим храмовой эпохи: вход в святилище был высотой в 20 локтей. Этот способ увязать субботние законы с Храмом напоминает мне о том, как в трактате «Шабат» 30 запрещенных видов работ, мелахот, возводятся к видам работ, осуществляемых при строительстве ковчега Завета. Гемара уделяет определенное внимание тому, чтобы доказать, что ковчег, построенный израильтянами в пустыне, и Храм, возведенный Соломоном в Иерусалиме, уподоблены друг другу юридически и в пространстве библейского текста, а соответственно, что относится к первому, относится и ко второму.

Практическое обоснование ограничения высоты балки таково. Функция балки — напоминать людям, что они пересекают границу между частным пространством и публичным, выходя из проулка на улицу. Ну а если балку поместить слишком высоко, люди просто не будут ее замечать. В Эрувин, 3а мудрецы проводят аналогию с суккой, для которой установлено такое же ограничение по высоте. Крыша сукки не должна отстоять от земли более чем на 20 локтей, ведь весь смысл сукки в том, чтобы человек почувствовал, что находится в закрытом помещении. Если же крыша будет слишком высокой, сукка не выполнит своего предназначения. Согласно этой логике, впрочем, балка над проулком может находиться и выше, чем 20 локтей от земли, если она чем‑то выделяется, имеет какую‑то особенность, делающую ее более заметной (амалтра). К таким особенностям относятся «гнезда» — вырезанные в камне карнизы, видом напоминающие птичьи гнезда, — или кедровые жерди.

Что же делать, если ваша балка окажется выше, чем 20 локтей от земли? Конечно, вы можете опустить ее пониже. Но также, как указывают мудрецы со свойственной им доскональностью, вы можете поднять землю под ней. (Сделать это было не так сложно, если поверхность улицы была просто утоптанной землей, которую при желании можно было раскопать.) Здесь встает вопрос, насколько далеко в глубь проулка это возвышение должно продолжаться. Рав Йосеф утверждает, что достаточно одного тефаха — то есть 7–8 см. Абайе же требует четырех тефахим — примерно 30 см. Различие в их мнениях, поясняет Гемара, обусловлено тем, что Йосеф видит в балке лишь символическую границу, напоминание о границе, в то время как Абайе считает ее полноценной перегородкой. Это хороший пример того, как чисто технический, казалось бы, спор — вопрос нескольких сантиметров — проистекает на самом деле из более глубокого, концептуального несогласия. Мудрецы продолжают обсуждать всевозможные варианты проулков и входов. К примеру, у вас Г‑образный проход, обоими концами выходящий на разные улицы. Считать ли его одним открытым проулком или двумя закрытыми, смыкающимися в одной точке? Что, если стены прохода кое‑где разрушились и образовались бреши — какого размера должна быть брешь, чтобы стена уже не считалась стеной? Что делать, если проулок одним концом выходит к морю или к свалке мусора? Они не считаются постоянными географическими объектами, так как в любой момент могут изменить свою форму.

В каждом возможном случае Талмуд предлагает не один, а несколько ответов, исходящих от разных мудрецов. Количество вариантов ошеломляющее, и мне, признаться, было трудно удерживать все в уме. Самим своим подходом — постановкой множества алахических вопросов, которые могут возникнуть в повседневной жизни, — Талмуд требует от читателя совершенствовать свое зрительное воображение и геометрическое мышление, а также логику и дедукцию. Теперь я понимаю, как изучение Талмуда и только Талмуда составляло все образование у поколений еврейских юношей — и этого хватало. 

Оригинальная публикация: NAVIGATING THE TALMUD’S ALLEYS