Быть еврейским родителем. Недельная глава «Лех‑леха»
Самый влиятельный человек всех времен и народов не упоминается ни в одном из известных мне списков «100 самых влиятельных людей всех времен и народов». Он не был ни правителем империи, ни военачальником, не совершал необычайных подвигов на поле боя, не творил чудес, не пророчил будущее, не вел за собой целую толпу последователей — у него даже учеников не было, если не считать родного сына. Однако сегодня более половины человечества считает себя его наследниками.
Конечно же, этот человек — Авраам. Три великие монотеистические религии — иудаизм, христианство и ислам — почитают его основоположником своей веры.
Авраам не вписывается в стереотипные представления о великих людях. Ноаха называют фигурой, уникальной для его поколения, — а Авраама не называют. Тора рассказывает истории о детстве Моше — но не о детстве Авраама. О молодости Авраама мы тоже почти ничего не знаем. Когда Б‑г призывает Авраама (это описано в начале нашей недельной главы), повелев ему покинуть его землю, те места, где он родился, дом его отца, мы понятия не имеем, почему выбор пал именно на Авраама.
И все же ни одно обещание в истории не было исполнено с такой щедростью, как то, которое дал ему Б‑г, сменив его имя с «Аврам» на «Авраам»: «Ибо Я сделаю тебя отцом множества народов» (Берешит, 17:5).
Сейчас на свете 56 исламских стран, 80 с лишним христианских, а также еврейское государство. Авраам действительно стал отцом множества народов. Но кто такой Авраам? Каким человеком он был? Почему был избран служить образцом для подражания?
Есть три известных словесных портрета Авраама. Первый возникает в истории из его детства. Когда Авраама оставляют одного в лавке его отца, где продаются идолы, он разбивает их молотком, а после вкладывает молоток в «руку» самого большого идола. Входит его отец Терах, видит обломки, спрашивает, кто здесь все разгромил, а юный Авраам отвечает: «Разве не видишь? Молоток в руках у самого большого идола. Наверное, это его рук дело». Терах отвечает: «Но идол — всего лишь фигура из дерева и камня». Авраам возражает: «Тогда, отец, как ты можешь поклоняться идолам?»
Это Авраам‑иконоборец, сокрушитель идолов, еще в юности восставший против языческого, политеистического мира полубогов и демонов, суеверий и колдовства.
Второй словесный портрет наводит на еще более глубокие размышления, он полон загадочности. Авраам, говорится в Мидраше, подобен путнику, который видит дворец, охваченный пламенем.
«Путник задумался: “Наверное, у дворца нет владельца”. Выглянул владелец дворца и сказал: “Я владелец дворца”. Так и отец наш Авраам говорил: “Наверное, у мира нет властелина”. Выглянул Б‑г и сказал ему: “Я Властелин, Господин всего мира”» (Мидраш Берешит раба, 39:1).
Смысл этого фрагмента поразителен. Авраам видит порядок вещей в природе, изящный замысел мироздания. Мир подобен дворцу. Наверное, мир создан для кого‑то, создан кем‑то. Но дворец охвачен пожаром. Как такое возможно? Владелец дворца должен был бы заняться тушением пожара. Никто не оставляет дворец на произвол судьбы, чтобы он стоял пустой и без призора! И все же владелец дворца зовет путника, как Б‑г позвал Авраама, — просит помочь потушить пожар.
Б‑г нуждается в нас, чтобы побороть инстинктивную тягу к разрушению в человеческой душе. Здесь Авраам предстает как борец с несправедливостью, обнаруживший, что красоту вселенной уродуют страдания, на которые человек обрекает человека.
Наконец, третий словесный портрет, автором которого был Моше бен Маймон:
«Будучи только отнят от груди, этот исполин (Авраам) начал духовные изыскания и, пока еще был мал, размышлял денно и нощно, поражаясь: как возможно, что эта сфера постоянно находится в движении и у нее нет Движителя? Кто же ее двигает, ведь не может быть, чтобы она двигала сама себя? И не было у него учителя, и никто не подсказал ему ничего; наоборот, он был затерян в Уре Халдейском, среди глупых идолопоклонников.
И отец его и мать были идолопоклонниками, и он служил идолам вместе с ними. Но в сердце своем продолжал искать истину, пока твердый разум не вывел его на правильную дорогу. И понял он, что есть единый Б‑г, Который вращает небесную сферу, Который создал все, и нет в мире другого Б‑га, кроме Него» .
Это Авраам‑философ, предвосхитивший идеи Аристотеля, с помощью метафизических аргументов доказавший существование Б‑га.
Три образа Авраама — три варианта ответа на вопрос «что значит быть евреем». В первом варианте евреи предстают как иконоборцы, бросающие вызов идолам и кумирам своих эпох. Даже секулярные евреи, которые отошли от иудаизма и пустились в одиночное плавание, вошли в когорту самыx революционных мыслителей современной эпохи.
Самые знаменитые из них — Спиноза, Маркс и Фрейд. Торстейн Веблен в статье «Об интеллектуальном превосходстве евреев» заметил, что еврей становится «возмутителем интеллектуального спокойствия <…> странником, блуждающим по интеллектуальной ничейной земле в поисках места, где можно отдохнуть, — места, лежащего дальше по дороге, за горизонтом» .
Во втором варианте еврейская идентичность рассматривается под углом цедек у‑мишпат — верности принципам справедливого общества. Альберт Эйнштейн, перечисляя «черты еврейской традиции, побуждающие меня благодарить свою счастливую звезду за то, что я к этой традиции принадлежу», упомянул о «почти фанатичной любви к справедливости».
Третий вариант побуждает нас припомнить, что древнегреческие мыслители Теофраст и Клеарх, ученики Аристотеля, называют евреев «нацией философов».
Итак, все три портрета достоверны и полны глубокого смысла. Но у них есть один общий изъян. В Торе нет ничего, на что они могли бы опереться. Йеошуа говорит, что отец Авраама Терах был идолопоклонником (Йеошуа, 24:2), но в Берешит об этом нет упоминаний.
История о горящем дворце, возможно, навеяна тем, как Авраам спорил с Б‑гом из‑за Его замысла разрушить Сдом и города равнины: «Разве Судья всей земли не поступит по справедливости?»
Что до образа Авраама как Аристотеля, он основан на древней традиции, утверждающей, что античные философы (особенно Пифагор) черпали свою мудрость от евреев. Впрочем, в Торе на это тоже нет ни единого намека.
А что же говорится в Торе об Аврааме? Мы обнаруживаем нечто неожиданное и трогающее до глубины души. Авраам был избран для того, чтобы стать отцом. «Ав» в составе имен «Аврам» и «Авраам» означает «отец». В единственном стихе, где Тора объясняет, почему выбор пал на Авраама, сказано: «Ибо Я избрал его , потому что он заповедает своим сынам и потомкам следовать путями Г‑спода, творить добро и правосудие, и тогда Г‑сподь исполнит для Авраама все то, что обещал ему» (Берешит, 18:19).
Все до одной важнейшие сцены из жизни Авраама — долгое ожидание продолжения рода, рождение Ишмаэля, напряженные отношения между Сарой и Агарью, рождение Ицхака, связывание Ицхака — рассказывают о его роли отца (эпизод со связыванием, вызывающий душевное смятение, рассмотрим в следующей недельной главе).
Иудаизм в большей мере, чем какая‑либо другая религия, считает родительство труднейшей из задач. В первый день Рош а‑Шана — в годовщину сотворения мира — мы читаем о двух матерях, Саре и Хане, и появлении на свет их сыновей. Из этих историй мы должны уяснить, что жизнь каждого человека — целая вселенная. А значит, если вы хотите постичь сотворение вселенной, представьте себе рождение ребенка.
Авраам, герой веры, просто отец, и только. Вспомним слова Стивена Хокинга в конце «Краткой истории времени»: если бы у нас была единая теория поля, то есть научная «теория всего», мы «узнали бы, чего хочет Б‑г» .
Мы, однако, смотрим на это иначе. Чтобы узнать, чего хочет Б‑г, нам необязательно знать теоретическую физику, достаточно знать, что значит быть родителями. Чудо рождения детей ближе всего подводит нас к постижению творческой мощи Б‑га — любви, приносящей в мир новую жизнь.
Вот интересное место из книги Йоси Клейна Галеви «У входа в Едемский сад», рассказывающей о христианах и мусульманах в Земле Израиля.
В некоем монастыре автор слышит от монахини, сестры Марии‑Терезы, следующее: «Я наблюдаю за семьями, которые приезжают сюда в выходные дни. Смотрю, как родители ведут себя со своими детьми: терпеливо беседуют с ними, поощряют задавать глубокие вопросы. Эти родители — образец для всего мира. Сила этого народа в любви родителей к детям. Не только матерей, но и отцов. У еврейского ребенка две мамы».
Иудаизм берет нечто естественное, природное, и освящает его; берет нечто физическое и наполняет его духовностью; берет нечто, в других культурах считающееся обычным, и воспринимает как чудо. То, что Дарвин считал инстинктом продолжения рода, а Ричард Докинз именует «эгоистичным геном», для иудаизма — тема возвышенного религиозного искусства, исполненная красоты и драматизма. Для нас Авраам‑отец и Сара‑мать — вечные образцы для подражания, пример родительства как Б‑жьего дара и нашего самого благородного призвания.
Двар Тора. Лех-Леха: Дважды обетованная
Лех-леха. «Ступай к себе»
