Материал любезно предоставлен Tablet

Американский поэт и литературный критик Адам Кирш продолжает читать даф йоми, лист Талмуда, каждый день — и делится размышлениями о прочитанном. В этом эссе он показывает, как путем рассуждений мудрецы Талмуда ставят все природные творения под власть закона.

Одна из повторяющихся ситуаций, замеченных мной в ходе чтения Талмуда, — это откладывание объяснения ключевых терминов. К примеру, с самом начале трактата «Эрувин» утверждается, что в шабат разрешено передвигаться лишь в пределах 2000 амот. Но почему именно 2000 амот? Если бы Талмуд был учебником, то наверняка пояснение появилось бы сразу. Но составители Талмуда явно не предполагали, что его будут читать так, как делаю я и некоторые другие читатели даф йоми, то есть в изоляции от устной традиции.

Талмуд — продукт живой традиции и комментарий на нее. Ее основы передавались из поколения в поколение, на словах и на деле. Скорее всего, в V веке н. э. каждый еврейский ребенок знал про субботнюю границу в 2000 амот с самого детства, с того момента, как он(а) начал(а) ходить. Это правило передавалось на протяжении веков, с того момента, как Моисей получил Тору на горе Синай, и потому не нуждалось в объяснении или обосновании.

Но вот в отрывке, который мы читаем на этой неделе, мудрецы наконец решили объяснить, откуда взялось 2000, и это объяснение породило новые вопросы. «Эти 2000 амот — где о них написано?» — вопрошает Гемара в Эрувин, 51а. Ответ отсылает нас к Исх., 16:29, где продолжается ррассказ о манне небесной в пустыне. Чтобы накормить израильтян, Г‑сподь послал на землю с небес манну в виде росы («…она была, как кориандровое семя, белая, вкусом же как лепешка с медом», Исх., 16:31). Г‑сподь повелел, чтобы израильтяне собирали каждое утро столько манны, сколько им нужно на день, а в шестой день — двойную порцию, поскольку в субботу манны не будет.

Как это часто случается в Торе, евреи проигнорировали это предупреждение и вышли в субботу утром, ожидая найти манну. Но вместо манны получили упрек свыше: «И сказал Г‑сподь Моисею: долго ли будете вы уклоняться от соблюдения заповедей Моих и законов Моих? Смотрите, Г‑сподь дал вам субботу, посему Он и дает в шестой день хлеба на два дня: оставайтесь каждый на своем месте, никто не выходи от места своего в седьмой день» (Исх., 16:28‑29).

Два использования слова «место», поясняет Гемара, соответствует двум типам субботних ограничений. «Оставайтесь каждый на своем месте» относится к четырем амот, в пределах которых еще позволено двигаться еврею, покинувшему свой тхум, то есть пространство в 2000 амот; этих четырех амот как раз хватает для того, чтобы усесться. «Никто не выходи от места своего» относится как раз к 2000 амот, отведенных еврею в пределах тхума. Но из этого объяснения, как легко заметит читатель, так и не следует, откуда взялось число 2000.

Чтобы установить это, мудрецы выстраивают примечательную интерпретативную цепочку, используя технику под названием гзера шава. С помощью этого инструмента мудрецы увязывают один случай употребления слова в Библии с другим. Здесь они производят пять таких связок. Слово «место» (маком») из Исх., 16:29 они связывают со словом «место» в Исх., 21:13, где оно появляется рядом со словом «бежать». Это использование слова «бежать» увязывается с другим — в Чис., 35:26; в этом стихе также присутствует слово «граница». Следующий стих в книге Чисел ставит слово «граница» рядом со словом «за», и, наконец, это «за» связывается с Чис., 35:5, где говорится: «…и отмерьте за городом к восточной стороне две тысячи локтей». Под конец длинной цепочки сопоставлений слов появляется искомое число. Для светского читателя, разумеется, подобное толкование покажется совершенно произвольным, практически насилием над буквальным смыслом текста. Если такие случайные совпадения объясняют нам смысл Библии, то можно доказать все что угодно, нужно лишь составить достаточно длинную словесную цепочку.

Но мой девиз при чтении даф йоми — не доверять собственному нетерпению или, точнее, прислушиваться к нему. Ведь именно те моменты в тексте, которые представляются мне наиболее странными, помогают что‑то понять про существенное отличающееся от нашего мировоззрение мудрецов Талмуда. В данном случае, полагаю, необходимо помнить две вещи. Во‑первых, мудрецы не пытаются установить правило 2000 амот — это уже давно устоявшаяся еврейская практика, и они просто ищут ей текстуальное подтверждение. Иными словами, им известно, что должна продемонстрировать Библия; их задача — найти то, что уже содержится в ней.

Мудрецы знают, что ответ там есть, потому что Тора не похожа ни на какой другой текст в мире, ведь только она была написана/продиктована Б‑гом. Б‑г — это абсолют, и Он привносит в Свой текст эту абсолютность, которую мы не найдем в тексте, написанном человеком. Это люди могут использовать слова случайным образом, вставляя те, что приходят в голову. Б‑г же всеведущ, и у всего, что он делает, есть цель. Если принять это положение, гзера шава становится не просто разумным, а необходимым инструментом анализа Торы. Конечно, Б‑г имел в виду эти связи, которые нашли мудрецы! Утверждать обратное значило бы утверждать, что Б‑г пишет так же, как человек.

Раввинистическая интерпретация распространяется на все, не ограничиваясь текстами. Как мы видели, субботние законы о границах покрывают даже основные природные феномены, даже облака или молекулы воды. Разумеется, закон не может помешать облакам или дождю перемещаться более чем на 2000 амот в субботу. Но вот у бесхозных предметов, как мы узнаем из барайты на Эрувин, 45б, есть тхум. Где бы они ни оказались в начале субботы, они не должны удаляться от этого места более чем на 2000 амот. Это относится даже к дождевой воде: точкой отсчета является место, где эта вода — видимо, в цистерне или бочке — находилась при наступлении шабата.

Б‑г создал этот мир, а мудрецы добились того, чтобы подчинить его власти алахи.

А что, если дождь пойдет в субботу или в праздник? Тогда «к нему относятся, как к ногам человека», то есть любой, кто претендует на эту воду, распространяет на нее свой собственный тхум. Но Гемаре этого ответа недостаточно — она возражает, ссылаясь на круговорот воды в природе. В конце концов, дождевая вода изначально происходит из океана — как утверждает рабби Элиэзер: «Весь мир пьет воды океана». Из океана вода испаряется и превращается в облако. Если дождь, пролившийся из облака, на момент начала субботы был еще в океане, не следует ли отсчитывать его тхум от океана?

Но как нам узнать, возникло ли то или иное облако до наступления субботы или после? И если дождь был в облаке в момент наступления субботы, почему бы не отсчитывать его тхум от облака? Или следует апеллировать к правилу, что «законы тхума не распространяются на высоту более 10 тфахим», — правилу, которое мы обсуждали в прошлый раз применительно к приходу Мессии?

Гемара предлагает одно возможное решение этой проблемы. Поскольку вода пока что существует в форме облака, вероятно, не стоит считать ее уже существующей; скорее, она «рождается» только тогда, когда дождь начинает идти. Но такое умозаключение, тут же отмечают мудрецы, порождает новую юридическую проблему. Вспомним, что в трактате «Шабат» говорится: объекты, которые рождены или созданы в субботу, не могут использоваться в субботу, поскольку они не были заранее подготовлены к этому. Если дождевая вода «родилась» в субботу, с ней вообще ничего нельзя делать.

Тогда Гемара предлагает другую, научно более здравую, теорию. «Вода в облаках постоянно находится в движении», и поэтому нельзя установить ее субботний тхум, пока она не остановится. Тот же принцип решает проблему океана: в океане вода тоже находится в движении, поэтому и там нельзя установить ее тхум. Получается, можно с полным правом пользоваться дождевой водой в субботу и переносить ее куда угодно в пределах тхума человека, который ее набрал.

Вся эта проблема с дождевой водой может показаться высосанной из пальца, надуманной самими мудрецами. Но примечательно, что они не считали нужным прекращать свои юридические рассуждения, столкнувшись с явлением природы. Б‑г создал мир, а мудрецы добились того, чтобы подчинить его власти алахи. 

Оригинальная публикация: THE TALMUD’S ABSOLUTE VALUE