Нуссбаум, выжившая в Холокосте, вспоминает об Анне Франк
92‑летняя выжившая в годы Шоа Лорин Нуссбаум рассказывает свою историю выживания в книге «Потеря наших звезд: история Ганса Кальмейера, и как он спас тысячи семей, подобных моей». В книге Нуссбаум рисует весьма реалистичную картину того, какой была жизнь в Амстердаме для нее, ее подруги Анны Франк и их семей. Там также рассказана история об одином молодом немецком юристе, который помог тысячам евреев избежать депортации из Нидерландов во время немецкой оккупации.
Родившаяся в 1927 году во Франкфурте, как и Ханнелоре Кляйн, Нуссбаум и ее семья бежали в Амстердам, когда ей было 8 лет. Они переехали в район, где жили семьи беженцев, в том числе Анна Франк и ее семья, — они были старыми друзьями Нуссбаумов по Франкфурту. В интервью нашему изданию Нуссбаум сказала: «Мои родители знали Франков, так как они были членами одной либеральной синагоги во Франкфурте. Но я не помню, чтобы видела девочек во Франкфурте. Марго (старшая сестра Анны Франк) была на полтора года старше меня, а я была на два года старше Анны. Я отнюдь не выбирала образцом для подражания маленькую разговорчивую девочку, которая была на два года моложе меня. Напротив, я старалась уподобиться ее очень достойной старшей сестре». На протяжении ряда лет Нуссбаум чаще видела Марго, чем Анну, но в 1941 году Анна сыграла в пьесе, которую Нуссбаум поставила в квартире своих родителей.
«Начиная с 1941 года нам не разрешалось посещать какие‑либо культурные мероприятия, поэтому Франки и мои родители создали небольшой кружок для чтения немецкой классики. Чтения проходили в разных домах, и Марго, которая была частью книжного кружка, регулярно приходила к нам домой. Осенью 1941 года мы репетировали пьесу, которую я привезла из Франкфурта, под названием “Принцесса с носом”. Мы играли в нашей квартире, и Анна была ведущей, поэтому я видела ее несколько раз в неделю, пока мы не сыграли пьесу. Анна была очень живой, очень быстро выучила свои реплики», — вспоминает Нуссбаум. В январе 1942 года нацисты начали систематические облавы и депортацию амстердамских евреев в немецкие лагеря смерти.
«Весной 1942 года было совершенно очевидно, что дела идут к худшему, — вспоминает Нуссбаум. — Мы должны были начать носить желтые звезды. В это время Франки занялись подготовкой укрытия. А мои родители пытались выяснить, могут ли они добиться признания того факта, что моя бабушка нееврейка, и создать “в дополнение” к ней воображаемого дедушку‑нееврея, и это означало бы, что мы больше не будем считаться евреями». Когда Ганс Кальмейер, немецкий чиновник, отвечающий за «сомнительные дела», принял положительное решение в отношении петиции семьи Нуссбаум считать их неевреями, матери и сестрам Нуссбаум разрешили снять желтые звезды, а отец, как живущий в «привилегированном смешанном браке», не был депортирован. В результате семья Нуссбаум не скрывалась.
После того как Франки уехали, члены семей больше не видели друг друга. «Я не думала об этих вещах. Это было слишком опасно, — говорит Нуссбаум. — Вы не хотели знать ничего, что вам не нужно было знать, потому что всегда была опасность, что вы будете задержаны и подвергнуты пыткам». Нуссбаум, которая сейчас живет в Сиэтле, и ее семья после войны восстановили контакты с Отто Франком, отцом Анны, единственным выжившим в семье Франк. «Мы были очень рады, когда Отто вернулся. Он был уверен, что две его девочки выжили, потому что узнал, что они были в Берген‑Бельзене, где не было газовых камер. Мой тогдашний жених, Руди, тоже искал свою мать, — говорит Нуссбаум. — Поэтому Отто и Руди каждый день ходили вместе на вокзал с фотографиями своих близких. В конце концов в июне 1945 года Отто узнал о судьбе девочек, а Руди узнал, что его мать умерла уже после войны, вскоре после того как ее освободили англичане».
Только после войны Нуссбаум узнала о таланте Анны. «Что меня удивило, так это то, что Анна оказалась такой прекрасной писательницей. В тот момент, когда я прочитала ее дневник, я поняла, какой она была выдающейся», — говорит она. В 1947 году Нуссбаум и Руди поженились. Отто Франк был их шафером. Семья Нуссбаум переехала в Соединенные Штаты со своими тремя детьми в 1957 году, в конечном счете поселившись в Портленде, штат Орегон. Руди поступил в Портлендский университет, а Нуссбаум получила докторскую степень по немецкому языку и литературе в Вашингтонском университете. Шли годы, и Нуссбаум поняла, что не так много людей знает историю Кальмейера и то, что он спас минимум 3,7 тыс. евреев.
На немецком и нидерландском языках написано несколько книг о Гансе, но на английском не было ничего, кроме четырехстраничного очерка «Яд ва‑Шем» после того, как его признали Праведником народов мира. «Я была вынуждена написать об этом выдающемся человеке, — говорит Нуссбаум. — Этот человек никогда не хвастался своей антинацистской позицией. Он держал это при себе и очень хотел помочь Германии после войны. Он не типичный герой». Кальмейер умер в 1972 году в возрасте 69 лет. В 2013 году, когда Нуссбаум занималась исследованиями при написании книги, близкие друзья предложили ей связать свои мемуары с биографией Кальмейера: «Писательница Урсула Ле Гуин, мой коллега Тони Уолк и мой соавтор Карен Киртли чувствовали, что моя собственная история усилит интерес людей к книге», — рассказывает она.
Один из ключевых моментов, о котором читатели должны узнать из книги по замыслу Нуссбаум, заключается в том, что «люди должны брать на себя ответственность. Вы не можете быть похожими на немцев, которые говорили: “Ну, мы только следовали приказам”. И Ганс Кальмейер пример этой ответственности. Он был под присмотром германского рейхскомиссара и все же находил способы помочь людям в ситуациях, когда решался вопрос о жизни и смерти. Мы должны сопротивляться. Мы должны искать возможности, даже если это противоречит правительству и господствующим убеждениям».
Пока Нуссбаум живет полной жизнью. «Я занята, как работяга, — говорит она. — Я провела уже пять презентаций книги, и мне предстоят еще три. Меня снова попросили написать эссе, и я очень рада, что люди все еще хотят, чтобы я вносила свой вклад в сохранение памяти о событиях Второй мировой войны». Я слишком занята для человека, которому 92 года.