Пытаясь понять роль в еврейской жизни человека, которого мы до сих пор, спустя 25 лет после его смерти, называем «Ребе», тем самым признавая его непревзойденным духовным лидером поколения, я вспоминаю о долларовой купюре в моем бумажнике.

Я получил доллар от Ребе в 1990 году, но не сам. Мой друг‑хабадник рабби Шмуэль Грайзман, один из шалиахов Ребе в Иерусалиме, отстоял за меня длинную очередь, которая каждое воскресное утро выстраивалась в штаб‑квартире Хабада в Краун‑Хайтс, чтобы получить от Ребе доллар. Ребе было уже под 90, но он часами стоял, а не сидел, раздавая долларовые купюры каждому, кто приходил за его благословением. Взамен Ребе просил, чтобы получатель пожертвовал доллар на благотворительность и тем самым выполнил мицву. Евреи и неевреи, политики и простые люди — каждый получал ободряющее слово и особое благословение, связанное с его конкретной ситуацией. Моя долларовая купюра тоже сопровождалась благословением. В то время я работал в журнале Jerusalem Report, и благословение Ребе было таким: Сообщайте добрые вести из Иерусалима.

Это было не просто благочестивое пожелание. Ребе, как я его понял, давал мне инструкции. Подчеркивая позитивное, я бы не просто сообщал добрые новости, но и помогал создавать их. В этом обманчиво простом благословении была закодирована суть деятельности самого Ребе: его неустанная проповедь позитивного как самореализующейся стратегии, его призыв к каждому из нас совершенствоваться, стать лучшей версией самого себя, а главное, настойчивое провозглашение наступления мессианских времен — и в этом высшая благая весть из Иерусалима.

Зачем такой человек, как я, не хасид, стал бы десятилетиями носить с собой доллар от Ребе? Почему я дорожу этой купюрой как одним из моих основных духовных приобретений?

Как и многие евреи в мире, я хотел осязаемой связи с цадиком, святым человеком, который является проводником божественного благословения. Раздача предметов как способ установления такой связи не уникальна для Хабада или хасидизма в целом — это неотъемлемый элемент мистической традиции в целом. Ребе всегда раздавал новые купюры, и в этом тоже заключался намек на их функцию: нетронутые руками другого человека, они могли служить чистым каналом для передачи его благословения.

Но есть более важная причина, по которой я так дорожу свой вещественной связью с Ребе. Доллар — это напоминание о человеке, олицетворяющем бескорыстное служение еврейскому народу, неустанную заботу о благополучии каждого еврея, вне зависимости от его веры или статуса. Мы любим Ребе за его безусловную любовь к нам.

После Холокоста выжившие восточноевропейские хасиды сосредоточились на восстановлении своего расколовшегося мира. Необходимым условием успеха этого дела они считали свою изоляцию от внешнего мира. Евреи вне хасидского круга в лучшем случае были им безразличны, в худшем — воспринимались как угроза.

Но Менахем‑Мендл Шнеерсон выбрал противоположную стратегию. Он преобразовал маленькую и побитую войной общину выживших в Холокосте хабадников, поселившуюся в отдаленном уголке Бруклина, в духовный авангард еврейства. С его точки зрения, возрождение этой общины было лишь первой ступенью в возрождении всего еврейского народа. И он стал отправлять своих последователь в самые далекие районы еврейского мира. Решив действовать в мировом масштабе, Хабад сделался духовным эквивалентом политического сионизма — спасителем всего еврейского народа, пострадавшего в Холокосте.

Чувство ответственности за всех евреев, которое было у Ребе, еще одно объяснение долларовому проекту: раздача купюр позволяла ему вступить в личный контакт с сотнями тысяч евреев. Я полагаю, ни один еврейский лидер за всю историю не встречался и не устанавливал такого рода личную связь со столь многими евреями.

Большая часть еврейского мира стала смотреть на Менахема‑Мендла Шнеерсона так, как он сам себя представлял, — как на адресат для наших духовных запросов. Другие хасидские лидеры привлекали последователей из тех европейских городов, откуда происходило их течение; Ребе же привлекал последователей из всех групп еврейского народа.

Сегодня дома Хабада в Бангкоке и Дхарамсалу нам кажутся чем‑то естественным, не говоря о хабадных офисах на американских кампусах. Но вообще‑то это не было ни естественно, ни легко — молодым хасидским парам покинуть привычный закрытый мирок своей общины и отправиться в большой мир. Шалиахи Хабада стали самыми заметными открытыми евреями в самых удаленных уголках планеты. А с возрождением кровопролитного антисемитизма эта видимость стала опасной. От Мумбая до Пауэя — Хабад везде находится под прицелом.

У меня были свои разногласия с Хабадом. Я вырос в среде, занимающейся кампаниями в поддержку советского еврейства, а Ребе это движение очень осуждал, утверждая, что кампания публичного протеста против Советского Союза только поставит под угрозу советских евреев. Я думаю, история оправдала протестное движение, но если у кого и было право его критиковать, то у Ребе, который лично координировал широкую сеть подпольной еврейской деятельности в Советском Союзе. Пробуждение советского еврейства было спровоцировано Шестидневной войной и сионистской гордостью; но основы для него заложил Ребе.

На самом деле, успех Хабада в распространении иудаизма по всему миру связан с хабадниками Советского Союза. Глобальная пропагандистская кампания была простимулирована приездом в Краун‑Хайтс в 1950‑х годах советских хасидов, выживших в ГУЛаге; они провели годы в сталинских лагерях, будучи осуждены за подпольную еврейскую деятельность. Хабад проявил себя непреклонным и неостановимым отчасти благодаря своей способности к месирут нефеш, самопожертвованию, которая была отточена в ГУЛаге.

Мои разногласия с Хабадом не ограничиваются советским еврейством. Я не согласен с Хабадом во многих вопросах: религиозного плюрализма в Израиле, территориального компромисса с палестинцами, роли женщин в иудаизме… Мое мировоззрение очень отличается от мировоззрения Ребе и его последователей. И тем не менее, когда я нуждался в помощи, находясь в самых разных местах, я обращался к местным посланникам Хабада, как будто они были членами моей семьи. И я думаю, именно так посланники Хабада себя и видят. Как будто бы Ребе решил компенсировать безграничную и иррациональную ненависть, направленную против еврейского народа в ХХ веке, безграничной и иррациональной любовью к каждому еврею — просто за то, что он еврей.

А что же с мессианством? Был ли это великий просчет Ребе, его фатальная ошибка? В интервью, данном в 1970‑х годах, великий исследователь каббалы и еврейской мистики Гершом Шолем заметил, что так много потрясений составили еврейский опыт Новейшего времени, что нам следует ожидать очередного взрыва мессианизма. На самом деле таких взрывов было даже два, примерно в одно и то же время: это поселенческое движение Гуш эмуним (Союз верных) и кампания Хабада «Мошиах сейчас». Со временем Гуш эмуним проявил себя скорее как политическое, нежели как духовное движение, Хабад же остался верен классическому мессианскому формату, стремясь изменить мир силой религиозных актов.

Скорый приход Мессии невозможно было себе представить? Не более невозможно, чем, скажем, представить, что нация, бывшая воплощением европейской цивилизации, поставит элементы этой самой цивилизации — науку, порядок, бюрократию — на службу промышленному геноциду. И не более невозможно, чем представить, что самый беспомощный народ в момент своего величайшего кризиса восстановит государство на утраченной земле, вернет себе военную мощь и соберет изгнанников. В этом контексте кампания «Мошиах сейчас» была просто признанием странности нашего времени в традиционных еврейских категориях. Логика еврейской традиции говорила нам, что кто‑то должен пойти ва‑банк и напоминать нам, что мессианское избавление может наступить прямо сейчас, если только мы выполним еще одну мицву, сделаем еще одно доброе дело, и они перевесят другую чашу на космических весах.

Ребе поставил перед собой наивысшую задачу — спасти не только еврейский народ, но и весь мир. Это была большая удача — быть современником Ребе и свидетелем мессианской драмы, разыгрываемой в штаб‑квартире Хабада в Бруклине, на Истерн‑Парквей, 770.

И чего он на самом деле добивался этими долларами? Вел ли он упорную каббалистическую борьбу с темными силами материализма, стараясь высвободить искры божественного света, заключенные во всемогущем долларе, высвободить написанные на нем слова «В Бога мы веруем» и обратить американское сердце к высшим устремлениям? Само это предположение указывает на образ Ребе в нашем воображении. Если кто‑то и был способен вести космическую борьбу со злом, это был Менахем‑Мендл Шнеерсон.

Да, Ребе шел на огромный риск. Еврейская история предупреждает об опасностях, которыми чревато обещание скорейшего избавления, о последствиях обманутых ожиданий. Какие же нарушения в еврейской жизни принесла эта мессианская кампания? Некоторые хасиды продолжают верить, что Ребе на самом деле не умер или что он воскреснет, и это, конечно, ироничный поворот в истории иудаизма. Но это маргинальная позиция. Основное же наследие мессианская кампании Ребе — это рост благочестия и соблюдения и самопожертвования со стороны его последователей, укрепление их любви к другим евреям, распространение добра и добрых дел.

Когда Ребе умер, в 1994 году, 1300 хасидских семей работали в «домах Хабада» по всему миру; сейчас таких семей около 5000.

У истории с моим долларом есть продолжение. Не так давно я ехал в такси из аэропорта Бен‑Гурион в Иерусалим. Водитель рассказал мне, что его брат умирает и он мечется между разными каббалистами, ища благословения. Потом он сказал: если бы только Ребе был жив. Как жаль, что у меня нет его доллара…

Я почувствовал, что Ребе ожидал этого от меня, и достал доллар из бумажника. Водитель расцеловал меня и заплакал.

Я больше не встречал этого таксиста и не знаю, что произошло дальше с его братом. Хабадники любят рассказывать бессчетное множество историй о чудесном исцелении с помощью благословения Ребе. Но на самом деле мне не нужны эти истории — я и так знаю, что в том такси произошло чудо. Спустя 25 лет после своей смерти Ребе по‑прежнему среди нас, он сближает евреев и вдохновляет их на то, чтобы стать лучше.

Недавно я рассказал эту историю своему приятелю‑хабаднику. Потом он пришел ко мне в офис с долларом от Ребе. Не волнуйся, сказал он, у меня есть еще 30. Так что теперь у меня в бумажнике есть новый доллар, и я верю, что, пусть и косвенным путем, он тоже несет в себе благословение Ребе. 

Оригинальная публикация: The rebbe of the Jewish people