9 июня 1983 года Джереми Корбин был избран в английский парламент; этого, разумеется, никто не заметил — газеты писали только о блестящей победе Маргарет Тэтчер, вернувшейся на Даунинг‑стрит, 10, на второй срок. Да и впоследствии Корбин оставался практически никому неизвестен за пределами узкого круга крайне левых активистов, в котором он провел большую часть своей взрослой жизни. Его неизвестность продолжалась три десятилетия, пока в сентябре 2015 года он не был неожиданно избран лидером лейбористов.

Но даже в тот июньский день один еврей, член отделения лейбористской партии в Северном Лондоне, которое и выдвинуло Корбина в парламент, решил, что с него уже достаточно. Филип Клейнман, колумнист газеты Jewish Chronicle, опубликовал статью в Evening Standard, в которой заявил, что Корбин поддерживает политику, ведущую к «уничтожению Израиля», и поэтому он, Клейнман, не будет голосовать за лейбористов. Клейнмана лишили членства в партии. И он — далеко не последний еврей, вынужденный покинуть партию из‑за Корбина и его программы.

Неожиданный приход к власти в партии не заставил Корбина сбросить свои антисионистские идеологические одежды — напротив, он носит их с гордостью. Более того, за четыре года они стали и знаменем его партии — партии, которую британские евреи некогда считали своим родным домом. Руководство Корбина и изменение партии по его образу и подобию вызвали массовый исход евреев из партии и раскол в ней.

Почему американцам следует обратить на это внимание? Сенатор Берни Сандерс выпускает видеоролики, в которых называет Газу тюремным лагерем, и ни он, ни некоторые его товарищи по партии, рассчитывающие на выдвижение в кандидаты в президенты от демократической партии, не считают нужным обличать демократов, делающих неприкрыто антисемитские заявления. По мере того, как это происходит, некоторые в Америке говорят о ползучем наступлении корбинизма. И они правы.

Конечно, нужно учитывать существенные культурные, исторические и институциональные различия между лейбористской и демократической партиями — равно как и между британской и американской еврейскими общинами. И тем не менее пример сползания лейбористов в пучину антисемитизма — пример поучительный и предостерегающий. Это история о том, как маргинальные, казалось бы, фигуры с взглядами и ценностями, далекими от партийного мейнстрима, сначала всеми игнорируются, потом наслаждаются терпимостью и, наконец, получают полную легитимацию, что приводит к разрушительным последствиям.

Антисионистские взгляды Корбина в значительной степени предопределили его политическую карьеру. В 1980‑х он был участником кампании лейбористов в поддержку Палестины и часто выступал на ее мероприятиях. Активисты этой кампании хотели бы заменить Израиль демократическим и светским палестинским государством, а также «искоренить сионизм» в партийных рядах. Обозревая политическую деятельность Корбина незадолго до того, как он возглавил партию, газета Jewish Chronicle указывала на «бесчисленные свидетельства его связей с <…> отрицателями Холокоста, террористами и откровенными антисемитами».

Мало кто из британцев обращал внимание на Корбина, его марксистскую идеологию или активизм. Он редко фигурировал в средствах массовой информации (за пределами страниц прокоммунистической Morning Star, для которой он часто писал), и, как пишет Дэвид Коган в своей книге о недавней истории лейбористской партии «Протест и власть», он, казалось, действовал «вне поля зрения». Дело в том, добавляет Коган, что в этот период «никто в руководстве партии особенно не заботился о том, что делает Джереми Корбин».

Корбин виделся всем таким держащимся особняком маргиналом, что мало кто заметил, а тем более отреагировал, когда в 2009 году он публично назвал ХАМАС и «Хизболлу» своими «друзьями». Не то чтобы Корбин держал свои черные мысли в тайне. Антисемитские откровения и злобно антиизраильские комментарии, изрекаемые им на посту лидера партии, присутствовали и в статьях, которые он писал раньше, и в его выступлениях по иранскому телевидению, и в его речах на демонстрациях в центре Лондона. Даже самые ярые критики Корбина не станут обвинять его в попытке скрывать свои взгляды и говорить разное разным аудиториям.

В 2017 году высокопоставленный член лейбористской партии рассказал, что Тони Блэр — чье «новолейбористское движение» в начале 1990‑х сделало партию левоцентристской — фактически наложил вето на попытки умеренных в избирательном округе Корбина переизбрать его и выбрать своим кандидатом кого‑нибудь другого. Хотя этот мятежный депутат‑«заднескамеечник» не раз голосовал против правительства, возглавляемого Блэром, премьер‑министр и подумать не мог, что Корбин может представлять какую‑либо угрозу.

Корбин так бы и оставался темной лошадкой на лейбористских задних скамьях, какой он был свои первые 32 года в парламенте, если бы в 2014 году в лейбористской партии радикально не поменялись правила избрания лидера. Как это ни иронично, учитывая нынешние последствия этих изменений, но за ними стоял первый еврейский лидер партии Эд Милибанд. Советник, а затем и министр в правительствах Блэра‑Брауна, он был избран лидером партии после того, как она потеряла большинство в парламенте и перешла в оппозицию.

На самом деле, многие умеренные поддерживали введенную Милибандом новую форму праймериз, при которой обычные граждане могли зарегистрироваться как сторонники партии и затем голосовать на выборах ее руководства. В этом видели способ уравновесить огромное влияние стремительно левеющих профсоюзов. Но план Милибанда шел гораздо дальше. Члены парламента, до того эффективно действовавшие как «суперделегаты» и обеспечивавшие треть голосов на выборах лидера партии, обнаружили, что их роль сведена к нулю. Это означало, что контроль за левым креном среди низовых организаций и профсоюзов был потерян. И, хотя в тот момент это было еще не ясно, путь к креслу лидера открылся для ультралевых кандидатов.

Как и Сандерс, Корбин несмотря на свой возраст смог завоевать симпатии молодежи. Но помимо этой идеалистической молодежной когорты Корбин также мобилизовал мощную коалицию ультралевых активистов старшего поколения. Многие из них раньше не имели ничего общего с лейбористами — или же были исключены из партии в 1980‑х — и состояли в маленьких, сектантских и фракционных, марксистской или троцкистской партиях. Иные были активными членами таких организаций, как Антиамериканская коалиция «Остановите войну» или Кампания солидарности с Палестиной, — в обеих Корбин долго играл ведущую роль. По новым лейбористским правилам и без вето парламентской партии эта коалиция принесла Корбину неожиданную победу. Вместе с мощной поддержкой профсоюзов она и впоследствии очень помогала Корбину усмирять политические штормы, разразившиеся за годы его лидерства, в том числе проблемы руководства партией и вотум недоверия, вынесенный его коллегами в парламенте.

Причем эти организационные перемены были не единственным подарком, полученным Корбином от Милибанда. За те пять лет, которые он возглавлял партию, Милибанд также заложил идеологический фундамент для Корбина. Милибанд объявил об этих переменах в своей первой речи в качестве партийного лидера: «Эра новых лейбористов прошла», — бодро заявил Милибанд, прежде чем углубиться в осуждение войны в Ираке. Это заявление, попавшее во все заголовки, сделанное лидером партии, которая и столкнула страну в войну в 2003 году, было не единственным признаком того, что Милибанд собирается подвинуть партию влево. Вскоре он откажется от произральской политики, характерной для кабинета Блэра и Брауна, и перейдет в антиизраильский лагерь.

«Блокада Газы должна быть снята, и мы должны приложить все усилия к тому, чтобы это случилось», — заявил он. Критиковать израильскую политику так, как это делал Милибанд, само по себе еще не является антисемитизмом. Но в ретроспективе ясно, что именно в этот момент началась негативная зацикленность лейбористов на еврейском государстве. Ведь во всей своей речи, состоящей из 6 тысяч слов, Милибанд не коснулся никакого другого внешнеполитического вопроса за исключением Израиля и войны в Ираке.

Частые нападки Милибанда на многие аспекты внутренней и внешней политики правительства, членом которого он сам ранее был, создали основу для позднейшей критики, которой Корбин подверг период правления Блэра, назвав его триумфом неолиберальной экономики дома и проамериканского военного авантюризма за границей. Эта критика бросила тень на всех, кто был связан с прежним правительством, как на сообщников в этом военном авантюризме, и в то же время открыла дверь для жестко левой повестки нового руководства партии.

В 2014 году во время войны с Газой, начатой ХАМАС, выпускавшим ракеты по израильским гражданским объектам, партия упорно твердила об «убийстве сотен невинных мирных палестинцев», что Милибанд называл «неприемлемым и не имеющим оправдания». Количество антисемитских инцидентов в Соединенном Королевстве в это время выросло вдвое. При этом лейбористское руководство хранило нарочитое молчание об этом на протяжении четырех месяцев. Предвосхищая будущую политику Корбина, лейбористское руководство радикализировало свою позицию по ближневосточному вопросу. Не боясь эскалации недовольства партией, уже назревшее среди многих британских евреев, лейбористы объявили, что поддержат одностороннее признание палестинского государства, тем самым солидаризовавшись с одним яростным критиком Израиля, который за несколько недель до того сравнил Армию обороны Израиля с ИГИЛ (организация, запрещенная в РФ — Ред.)

Связанный с критикой Блэра лейбористский крен влево подготовил идеологическую сцену для Корбина, а непродуманный популистский план расширить электорат, избирающий руководство партии, подготовил для него политическую арену. На выборах лидера партии в сентябре 2015 года Корбин получил почти 60% из поданных 422 000 голосов. (По старым правилам, Милибанд еле‑еле победил своего брата Давида, набрав на 1,4% больше; Давид, тесно связанный с Блэром, получил 54% из примерно 127 000 голосов членов партии, участвовавших в голосовании, но этот результат был изменен за счет избирателей от профсоюзов.)

Корбин ужасает лейбористов в парламенте, но они ничего не могут с ним поделать. Он контролирует все рычаги власти в партии за пределами палаты общин. Его поддерживает большинство в руководящем органе партии — Национальном исполнительном комитете, играющем ключевую роль в установлении и толковании партийных правил, а также в избрании парламентариев. Он вытеснил из лондонской штаб‑квартиры лейбористов всех ветеранов, в чьей лояльности имел основания сомневаться. Его сторонники контролируют основные профсоюзы, имеющие гигантское влияние благодаря своему финансовому вкладу и своей власти во внутренних структурах партии. И наконец, и это важнее всего, Корбин продолжает пользоваться широкой поддержкой среди рядовых членов партии, многие из которых и пришли‑то в партию уже после избрания Корбина ее лидером.

Неожиданно высокая активность лейбористов на общих выборах 2017 года заставила замолчать парламентариев, которые предпочли бы видеть на месте лидера партии кого угодно другого. Наслаждаясь незыблемостью своей позиции, Корбин с высокомерным презрением взирает на своих товарищей по фракции, регулярно избегает их еженедельных встреч и, даже осмелившись появиться перед ними, отказывается отвечать на их вопросы.

«Корбинизация» партии видна в том, как изменилось содержание внутрипартийных дебатов и партийная повестка. Национализация и высокие налоги — табу в годы правления Блэра и его друга‑врага Гордона Брауна — вновь на повестке дня. Профсоюзные требования неизменно принимаются. Во внешней политике непопулярность Дональда Трампа у англичан послужила прикрытием для отказа от «атлантизма» Блэра и Брауна. Действия России, Ирана, Кубы или Венесуэлы гораздо реже вызывают вспышки лейбористского праведного гнева, нежели США. Это было особенно заметно, когда Корбин упорно отказывался осудить Россию в марте 2018 года, когда два офицера российских спецслужб попытались отравить бывшего двойного агента в городе Солсбери на юго‑востоке Англии.

Вы не дождетесь подобной сдержанности или готовности к диалогу — любимое выражение Корбина, — когда речь заходит о действиях единственного на Ближнем Востоке демократического государства. К примеру, после конфликта на границе с Газой в мае 2018 года партия осудила «жестокие, смертельные и абсолютно неоправданные действия» Израиля и обвинила его в «очевидно намеренной и системной политике убийств и насилия». Она также беспечно поддержала право «мирных протестующих», пытающихся пересечь границу Газы с Израилем, на «возвращение домой». Даже формальные осуждения ХАМАС теперь пропали из лейбористских заявлений по поводу Газы. Сравните это с гораздо более нюансированной позицией партии по сирийскому вопросу. В октябре 2016 года, когда возросла озабоченность общественности бедственным положением мирного населения в Сирии, представитель Корбина заявил: «Повышенное внимание к преступлениям российской армии или сирийской армии <…> иногда мешает нам обратить внимание на другие преступления, которые там происходят». Неудивительно, что, когда ХАМАС недавно поблагодарил Корбина за «выражение солидарности с палестинским народом», партия не стала отрицать эту солидарность и не сделала ничего, чтобы как‑то дистанцироваться от ХАМАС.

Представляется, что в этом отношении лейбористское руководство единодушно со своим электоратом. Прошлогодний опрос, проведенный в разгар скандала по поводу антисемитизма в партии, показал, что почти 80 процентов лейбористов считают, будто обвинения в антисемитизме раздуты, чтобы навредить Корбину и задушить легитимную критику Израиля. Тот же процент членов партии одобрил деятельность лидера партии, причем 61% заявил, что Корбин хорошо справляется с кризисом, разразившимся в связи с обвинениями в антисемитизме. Этот опрос также выявил степень враждебности к Израилю среди рядовых членов партии. 65% членов сообщили, что считают еврейское государство «злой силой» в мире, притом что про Иран то же самое думают лишь 59%.

Как же Корбину удалось превратить лейбористов из умеренной социал‑демократической партии Блэра и Брауна в бастион ультралевых?

Во‑первых, Корбин оказался лучшим организатором, чем его оппоненты. Вскоре после его победы на выборах Джонатан Лансман, еврей и заслуженный ультралевый активист, который вел предвыборную кампанию Корбина, создал Momentum. Эта сеть из 40 тысяч лейбористов и 200 тысяч сочувствующих, организованных в региональные группы по всей стране, стала параллельной псевдопартией и преторианской когортой Корбина.

Когда летом 2016 года лейбористы‑парламентарии попытались сместить своего лидера, Momentum тут же мобилизовал своих активистов и они обеспечили переизбрание Корбина. Искушенный в общении со СМИ, Momentum также сыграл ключевую роль в подъеме рейтинга партии на выборах 2017 года (и опять же помог Корбину сохранить свое место). Momentum прекрасно схватывает суть той политики, которая помогла внедрить корбинизм в партии. С одной стороны, это группа, сложившаяся в ходе предвыборной кампании, довольно молодая по своему составу и продвигающая радикальную повестку. В то же время она выдает себя за общественное движение и призывает партию к «трансформациям» в новом партийном манифесте, включая «зеленый новый курс» (Green New Deal), упразднение центров содержания мигрантов и введение четырехдневной рабочей недели. В своей деятельности Momentum во многом вдохновляется кампанией Берни Сандерса 2016 года, и у него есть налаженные связи с ключевыми фигурами этой кампании, а также связи с Демократическими социалистами Америки.

С другой стороны, Momentum демонстрирует настрой и жесткость традиционных ультралевых, стремится изменить партийные правила, чтобы облегчить корбинистам изгнание непокорных умеренных лейбористов‑парламентариев. Momentum также заботится о будущем: в прошлом году эта организация обеспечила изменения, которые помогут любому ультралевому кандидату выдержать борьбу за кресло лидера. И Momentum не боится напускать своих активистов на лейбористов‑парламентариев, которые, по его мнению, не поддерживают линию Корбина. К примеру, в 2015 году активисты организации обрабатывали тех парламентариев, которые собирались одобрить решение правительства Кэмерона поддержать американскую операцию против ИГИЛ в Сирии.

Корбинисты получают помощь и, в свою очередь, способствуют росту и популярности ряда цифровых платформ, которые представляют собой неформальную сеть, предназначенную для противодействия влиянию «старой медиа‑системы» с ее предполагаемым правым уклоном. В эту сеть входит Novara Media, которую иногда называют «вооруженной полицией» Momentum, и The Canary. Эта «альтернативная» сеть позволяет Корбину обойти ненавистную прессу с Флит‑стрит и Би‑Би‑Си и общаться со своими сторонниками напрямую. Она же позволила лейбористскому руководству усилить голоса маргинальных групп, полезных для политики партии. К примеру, во время дебатов об антисемитизме Корбин опирался на поддержку организации «Еврейский голос за лейбористов» (Jewish Voice for Labour). Эта малочисленная группа антисионистски настроенных евреев не представляет еврейскую общину и враждует с официальным еврейским крылом лейбористов — Еврейским лейбористским движением. Она неустанно защищала Корбина и нападала на его оппонентов.

Корбин также выиграл от ошибок своих внутрипартийных критиков. Их основная ошибка состояла в том, что они ругали Корбина, прежде всего, за его «неизбирабельность». Поэтому они сами выглядели беспринципными и расчетливыми. А главное, эта их стратегия с треском провалилась, когда — вопреки всем ожиданиям — в 2017 году лейбористам удалось не проиграть тори, а сыграть практически вничью.

Наконец, нельзя не признать политические и личные качества самого Корбина. Ему удалось сформировать, пожалуй, уникальную — на британском политическом фоне — связь со своими сторонниками (его критики говорят о культе). Он демонстрирует упорную веру в самого себя, и им движет идеологическое рвение, которое зря сравнивают с «фанатичностью» Маргарет Тэтчер (на своем посту она была гораздо осторожнее и прагматичнее). Когда в июне 2016 года его однопартийцы вынесли ему вотум недоверия, он и глазом не моргнул, но поднял брошенную ему перчатку и с большим отрывом выиграл следующие партийные выборы.

Даже под угрозой большого политического скандала он упрямо отказывается уступить. Прошлым летом, после того как СМИ неделями писали о его антисемитизме, Корбин отказался принимать полную формулировку определения антисемитизма, предложенную Международным альянсом памяти Холокоста. Вместо этого он настоял на том, чтобы лейбористы в свое определение включили поправку, уточняющую, что критика Израиля, его политики и обстоятельств его образования как расистских не должна считаться проявлением антисемитизма.

С помощью групп поддержки в социальных сетях эта тактика помогла сдвинуть лейбористов на более радикальные позиции. В отличие от многих политических лидеров Корбин выступает в идеологическом авангарде собственной партии.

Влияние этой тактики видно в том, что даже среди немногих лейбористов‑парламентариев, которые по‑прежнему готовы протестовать против антисемитизма в партийных рядах, никто не хочет затрагивать тему антисионизма, несмотря на то что среди ультралевых обе темы тесно связаны.

Вырвать лейбористскую партию из тисков ультралевых теперь, вероятно, невозможно или, по крайней мере, это займет годы. У американских же демократов пока есть время извлечь уроки из этого печального опыта.

Во‑первых, добродушно игнорировать взгляды маргинальных радикалов очень опасно. В наши смутные политические времена, с возможностями, предоставляемыми «альтернативными» средствами массовой информации, эти маргиналы — если с ними не спорить и не бороться — легко могут вывести свои идеи в мейнстрим, и у этого будут далеко идущие последствия.

Во‑вторых, пренебрежение трудной, бесславной и во многом неблагодарной задачей политической организации ведет к большим потерям, как показал пример лейбористов. Упор ультралевых на объединение и мобилизацию своих сторонников в годы правления Блэра казался столь же эксцентричным, как и их взгляды. Но в течение пяти лет после потери власти эта тактика сыграла решающую роль на выборах Корбина. И в то же время одной организации недостаточно. Отсутствие у умеренных лейбористов привлекательного месседжа и рвения, их чрезмерно технократический язык, их чрезмерная осторожность и неамбициозность помогли шестидесятилетнему леваку с программой, уходящей корнями в 1970‑е, стать героем молодых идеалистов.

В‑третьих, любая критика крайне левых должна базироваться на принципах и ценностях, а не только на их предполагаемой «неизбирабельности». В противном случае она очень быстро перестает действовать, как произошло с критикой Корбина после 2017 года.

Лейбористы потеряли большинство своих приверженцев‑евреев, и не похоже, чтобы их это заботило. В 2017 году 69% британских евреев голосовали за консерваторов — поразительная цифра, учитывая, что традиционно симпатии британских евреев были на стороне лейбористов, так же как американских — на стороне демократов. Открытый антисемитизм многих корбинистов, которому в этом году вторят желчные заявления свежеиспеченных депутаток Конгресса — звездных Рашиды Тлаиб и Ильхан Омар, вынудил многих левоориентированных евреев (равно как и неевреев) покинуть свой традиционный политический лагерь. И многие теперь опасаются последствий прихода левых к власти. Американские демократы пока что далеки от этой стадии, но они находятся на распутье, и их ждет то же будущее, если они не положат конец дальнейшему продвижению американской корбинизации. 

Оригинальная публикация: Is Corbynization the Democratic Party’s Future?