Эльза Кодичек жила в богатом квартале Вены, у подножия альпийских холмов, когда в 1940 году нацисты, аннексировавшие Австрию, конфисковали ее дом. Вскоре там поселился немецкий офицер, командир отделения СС.

Еврейке фрау Кодичек разрешили оставаться в квартирке на верхнем этаже ее собственного дома еще примерно год, после чего был издан приказ о депортации. Ее ждало мрачное и неопределенное будущее в польском гетто. Она бежала, бросив все свое имущество, включая единственную ценную картину, купленную ею за всю жизнь, — пейзаж Эгона Шиле.

Несколько лет она пряталась у друзей‑неевреев, о чем свидетельствуют десятки писем, написанных ею во время войны и после. Но в конце концов фрау Кодичек отчаялась до такой степени, что попыталась найти убежище в доме, который нацисты конфисковали у нее. Она тайно пробралась туда и поселилась у человека, снимавшего квартирку наверху.

С этого момента она начала шпионить за офицером СС Гербертом Гербингом, наблюдая из окна, как он с семьей сидит в саду. Прячась наверху, она, скорее всего, не знала, что он участвует в депортации евреев по всей Европе.

«Кто бы мог подумать, что я окажусь под одной крышей с офицером СС?» — писала она сыну Паулю, который уже несколько лет назад переехал в Нью‑Йорк.

Полотно Шиле, принадлежавшее фрау Кодичек, было продано во время войны, пока его владелица скрывалась от нацистов, и впоследствии переходило из рук в руки еще несколько раз.

Но ее письма, написанные от руки на папиросной бумаге и сохранившиеся нетронутыми в подвале у родственников, помогли семье Кодичек и экспертам «Sotheby’s» установить провенанс картины. Поэтому нынешней осенью в Нью‑Йорке, где картина выставлена на аукцион с предварительной оценкой от 12 до 18 млн долларов, наследники фрау Кодичек получат свою долю от продажи наряду с нынешними владельцами.

«Довольно необычно, когда жертва нацистского грабежа или экспроприации все записывает, — рассказал Люсиан Симмонс, глава подразделения “Sotheby’s”, занимающегося реституцией. — Обычно пытаешься найти связи, но данные очень разрозненные».

Упоминания о картине Шиле в письмах подтверждают исследование провенанса, проведенное Симмонсом, который обратился к наследникам Эльзы Кодичек в 2014‑м, после того, как обнаружил указания на конфискацию важного полотна во время войны. Последовали несколько лет переговоров с нынешними владельцами Шиле, европейцами, купившими картину в 1950‑е годы. Было достигнуто соглашение, которое определит порядок продажи этого произведения под названием «Город в сумерках (Городок II)», написанного в 1913‑м.

«Это важная картина, где использована революционная абстрактная форма», — утверждает Симмонс.

Но возможно, еще более примечательна история, сопровождающая эту картину, — история женщины, которую нацисты выбросили на улицу, а она вернулась в тот самый дом, откуда ее выгнали, и скрывалась там всю войну, этажом выше одного из своих гонителей. Фрау Кодичек пережила войну и рассказала о своих злоключениях в многочисленных письмах сыну, скончавшемуся в 1974 году. Но он редко говорил об этом, поэтому родственники лишь недавно узнали о том, что произошло с фрау Кодичек, перечитывая ее послания. («Sotheby’s» приводит переводы фрагментов этих писем.)

По словам Сары Уайтс‑Кодичек, правнучки Эльзы, в них рассказывается, как развивались события, особенно в 1941 году, после издания приказа о депортации. В те дни, говорит Сара, «она пишет, что не знает, сможет ли избежать этой участи».

Стивен Люкерт, историк из Мемориального музея Холокоста в Вашингтоне, говорит, что история фрау Кодичек выделяется даже на фоне самых невероятных историй евреев, скрывавшихся во время войны в городах, оккупированных нацистами. «Тот факт, что она жила под одной крышей с человеком, который лично осуществлял депортации, делает ее биографию еще более уникальной», — считает он.

Фрау Кодичек, вдова банкира, отослала сына и дочь из Европы перед началом войны, надеясь обеспечить им безопасность. Но сама она осталась в Вене и жила в трехэтажном доме, который ее муж построил в 1911 году. Она жила на первом этаже, а наверху жила ее многолетняя квартирантка Сильвия Космински, которую она называла тетей Сильвией, хотя они не состояли в родстве.

Когда нацистский офицер с семьей занял первый этаж, фрау Кодичек переехала на второй и стала жить в одной квартире с тетей Сильвией, взяв с собой, как считает семья Кодичек, и картину Шиле.

Из писем явствует, что фрау Кодичек не особенно боялась нациста, с которым она жила в одном доме. Иногда он звал ее, чтобы она объяснила, как работают разные вещи в доме. Она описывала его поведение как вежливое даже после получения «зловещей открытки», требующей от нее явиться в школу для последующей депортации в оккупированную нацистами Польшу. В письме говорится, что, когда она спросила офицера, можно ли отложить депортацию, он ответил, что нельзя. Но нацист нарисовал ей вполне оптимистичную картину жизни, которая ждет ее в Лодзинском гетто, и посоветовал брать с собой минимальное количество вещей.

«Это было очень мило с его стороны, — писала фрау Кодичек, — потому что большинство евреев теряли свои вещи еще до того, как они прибывали на место. И свои жизни тоже, разумеется».

Однако, судя по письмам, не похоже, чтобы фрау Кодичек осознавала, какую роль играет герр Гербинг в депортации евреев. Израильский мемориальный центр «Яд ва‑Шем» называет его ключевым игроком в реализации этой политики и пишет, что он «участвовал в рейдах и арестах, отличался невероятной жестокостью и однажды нанес задержанным тяжелые ранения».

После побега фрау Кодичек жила в семье неких Хайнцев и практически не выходила из дома. Часто ей подолгу приходилось сидеть в шкафу в их квартире. Часы одиночества она скрашивала, занимаясь английским языком и играя сама с собой в шахматы.

Все внезапно оборвалось в 1943 году, когда, по рассказам Эльзы Кодичек, фрау Хайнц однажды пришла домой «в сопровождении каких‑то странных людей», которые начали обыскивать квартиру. Эльза выскользнула через открытую дверь.

«Наверное, на мне была какая‑то шапка‑невидимка, потому что эти люди в штатском меня не заметили», — писала она и добавляла, что, когда она бродила тем вечером по улицам, «люди шарахались от меня, как будто я призрак из другого времени».

Под покровом темноты фрау Кодичек встретилась с тетей Сильвией, и они вернулись к себе домой, прокравшись внутрь, «когда горизонт был чист». Следующие два года она тайно прожила в этой квартире, спала на импровизированной кровати и пряталась всякий раз при звуке дверного звонка.

Герра Гербинга, по ее словам, часто не было дома. Историкам известно, что он принимал участие в депортациях в Париже, Словакии и Салониках. Когда он уезжал, отмечала фрау Кодичек, еврейские рабочие с желтыми звездами на одежде заносили в его дом награбленное: мебель, пианино, одежду. «Где бы он ни был, — писала Эльза, — в Греции, во Франции, в Словакии, он отправляет домой огромные ящики с вещами из каждой страны».

«Если что‑то в доме нужно было починить, — пишет она в другом письме, — опять приходили евреи. Они же работали в саду».

Но при всей убедительности и информативности писем множество вопросов они оставляют без ответа. Как фрау Кодичек удалось остаться незамеченной? Была ли тетя Сильвия еврейкой, а если была, то как ей удалось избежать преследований?

И тем не менее Тед Кодичек, внук Эльзы Кодичек, бывший профессор истории Университета Миссури на пенсии, сказал в интервью, что эта переписка стала для его семьи бесценным источником: «Это как Розеттский камень для небольшой группы людей. Но все равно множество вопросов остается непроясненными, и с этим уже ничего не поделаешь».

Неясно, когда именно был продан Шиле, хотя, по мнению экспертов «Sotheby’s», это произошло где‑то между 1941 и 1943 годом. В одном из писем фрау Кодичек описывает, как тетя Сильвия, которая носила ей в укрытие еду, пришла однажды в квартиру Хайнцев, сказала, что она нуждается в деньгах, и попросила разрешения продать «картины».

В одном из послевоенных писем фрау Кодичек рассказывала сыну: «Тетя Сильвия продала твой микроскоп, а также Шиле и двух Ругендасов Ругендас — семейство немецких художников XVIII–XIX веков. », и добавляла: «На самом деле, тетя Сильвия выплатила мне свои долги вдвойне».

Аукционный дом «Sotheby’s», который получит комиссию за продажу картины, провел несколько аналогичных сделок между наследниками евреев, которые лишились произведений искусства во время Холокоста, и нынешними владельцами этих картин. Предложенные варианты решали сложные проблемы собственности, этики и международного права. Аукционный дом даже не называет нынешних владельцев картины Шиле, пожелавших сохранить анонимность.

Фрау Кодичек оставалась в своем доме в 1944 году, когда союзники бомбили Вену, и в 1945‑м, когда до нее дошли слухи, что герр Гербинг убит толпой в Праге. Из той поездки он не вернулся, а в том же году Вену заняла Красная армия, на обратном пути разграбив дом Эльзы.

В конце концов фрау Кодичек перебралась в швейцарский Берн, где и скончалась в 1961 году.

Инстинкт, заставивший Эльзу Кодичек не ехать в Польшу, вероятно, спас ей жизнь, говорит Сара Уайтс‑Кодичек, которая считает, что ее прабабка откуда‑то узнала, что происходит с людьми, которых депортировали в Лодзинское гетто. «Она, видимо, слышала от кого‑то, что там происходит», — уверена Сара.

Действительно, бóльшая часть евреев, живших в Лодзи или депортированных туда, оказалась накануне конца войны в лагерях смерти. К моменту вступления в город советских войск от 250 тыс. евреев, проживавших в Лодзи до войны, осталось менее 1 тыс. человек. 

Оригинальная публикация: The Nazi Downstairs: A Jewish Woman’s Tale of Hiding in Her Home