Дело Эльора Азарьи в очередной раз доказало поляризованность различных слоев израильского общества. Западный гуманизм — с одной стороны, каббалисты — с другой, и над всем этим витает поистине народное СМИ: Facebook.
Сущность праздника Пурим хорошо выражает фраза, точнее, отрывок фразы из Свитка Эстер: «ве‑наафоху» — «все перевернулось». События, произошедшие ровно год тому назад, принципиально видоизменили, перевернули и вывернули наизнанку отношение общества к одной из последних священных коров еврейского государства — армейской верхушке. Невидимые тектонические плиты сумел сдвинуть один‑единственный человек — 19‑летний сержант Эльор Азарья.
Пуримское утро 24 марта 2016 года выглядело своеобычно. В синагогах было шумно, в горячих точках за «зеленой чертой» — неспокойно. Два арабских террориста попытались зарезать солдата в районе Тель‑Румейда, ответным огнем Рамзи аль‑Касрауи был застрелен, Абд аль‑Фаттах аш‑Шариф получил тяжелое ранение.
Через несколько минут на место ЧП прибыла подмога. Военный фельдшер Эльор Азарья направил на лежащего на земле террориста автомат и произвел контрольный выстрел в голову. Впоследствии шутники обыгрывали профессию Азарьи в прогнозируемом ключе: на иврите «таблетка» и «пуля» называются одинаково.
Вполне прогнозируемо выглядело и продолжение драмы. Солдат был задержан, военная полиция начала разбирательство. Версий случившегося было много: Азарья предположил, что на теле раненого террориста есть взрывное устройство; Азарья ничего такого не предполагал, заявив за мгновение до выстрела: «Террористу полагается смерть»; еще до прибытия главного героя драмы офицер ощупал аш‑Шарифа и взрывного устройства не обнаружил; с другой стороны, сотрудники «скорой помощи» отказались везти в больницу еще живого террориста, опасаясь взрыва. И так далее и тому подобное.
Кстати, об офицере, который пытался голыми руками установить наличие или отсутствие взрывчатки. Незадолго до инцидента военными чинами было отдано распоряжение, которое вызывает в памяти разве что анекдоты о хеломских мудрецах. Выглядит эта крупица израильской армейской философии так: если на вас напал террорист, вооруженный ножом, и вы его ранили, дожидаться прибытия сапера для проверки не нужно, ибо вероятность того, что террорист оснащен еще и «поясом смертника», мала. Араб может либо пырнуть, либо взорваться, третьего не дано.
Чинопочитание в Израиле не в моде. За пределами государственных ведомств некрупные фотографии властей предержащих можно увидеть разве что на стене рыночной лавки или гаража. Владелец искренне любит премьер‑министра, а если не премьера, то президента. А если терпеть не может обоих, но хочет выразить патриотизм не словом, а делом, канцелярская кнопка вонзается в фото начальника Генштаба. Потому что израильская армия выше политических дрязг, а ее предводитель считается в народе «гевер‑гевер», настоящим мужиком.
Но это осталось в прошлом. Потому что 24 марта начальник Генштаба Гади Айзенкот всячески заклеймил Эльора Азарью за поведение, недостойное Армии обороны Израиля, а также противоречащее ее этическим и поведенческим нормам. На изображение плотного человека с лицом мультяшного бегемота, «первого в истории страны главнокомандующего марокканского происхождения», как короновали Айзенкота СМИ, рыночные торговцы стали смотреть с ненавистью. В конце концов, Азарья продырявил голову не малолетнему ребенку, не беременной женщине, а преступнику, который пытался лишить жизни другого молодого солдата. Если также принять во внимание тепличные условия израильских тюрем и пожизненное заключение для выживших террористов, которое через десяток лет аннулируется в угоду очередной сомнительной сделке, в поступке 19‑летнего сержанта можно было при желании найти и благотворную экономическую составляющую.
Не мог не молчать и тогдашний минобороны Моше Яалон. Необходимое отступление: в середине 1990‑х автор этих строк служил на военной базе, функционировавшей под руководством будущего министра. Харизма Яалона была сродни бухгалтерской, а еще он любил произносить монотонные спичи. Его преемник Нир Галили оказался динамичнее. Например, когда на базе проводили день спорта, Галили подул в трепетно поднесенный ему мегафон и ухмыльнулся: «Спорт — это очень важно. Спорт — это хорошо. А теперь побежали».
Короче говоря, Яалон монотонно прошелся по Азарье: «Это проштрафившийся солдат, а никакой не герой!» На популярность футболок с надписью о том, что Азарья все же герой, а также «всеобщий сын», это не возымело никакого воздействия. Несколько цифр: Азарью поддерживали 74% пользователей соцсетей, 57% израильтян негативно относились к факту его ареста, 66% требовали закрыть дело, 68% отрицательно восприняли слова Айзенкота и Яалона. 19 апреля на площади Рабина состоялся митинг в поддержку солдата. 10 июля за полдня краудфандингом было собрано свыше 100 тыс. долларов на оплату услуг адвокатов.
Публичное несогласие с официальным мнением, а также будущим вердиктом военной прокуратуры, в обвинительном характере которого не сомневался никто, носило и этнический характер. Заметим, вполне небеспочвенный. В 2006 году боевики «ХАМАС» похитили солдата Гилада Шалита, который формально нарушил все, что только можно было в этих условиях : спал на посту, а также сдался в плен, не пытаясь сопротивляться. При этом ведущие израильские СМИ называли ашкеназа Шалита «всеобщим ребенком», с умилением перепечатывали его школьные сочинения и еженедельно интервьюировали родителей. Десятилетие спустя на страницах тех же газет уроженец провинциального города Рамле Эльор Азарья ненавязчиво вырисовывался эдаким восточным гопником с папой — бывшим полицейским и мамой, падкой на макияж.
За время, прошедшее от Шалита до Азарьи, израильское общество прошло гигантское расстояние. В частности, благодаря смартфонам и соцсетям. «У меня шестьдесят тысяч подписчиков, я и есть СМИ», — сказала в интервью популярная писательница Ирит Линур. У рэппера Йоава Элиаси, одного из наиболее активных участников кампании в защиту солдата из Рамле, подписчиков в пять раз больше. Это вполне сопоставимо с тиражами крупнейшей израильской газеты «Йедиот ахаронот».
Противостояние ашкеназской, светской части Израиля и воспитанных в традиционном духе восточных представителей общества проявлялось и в заголовках, и в именах непосредственных участников драмы. «Азарья, который был отпущен на выходные, попросил благословения у каббалиста», — дополнительный штришок к портрету набожного сефардского архаровца, столь нелюбимого газетами типажа. Глава судейской коллегии Майя Эллер — ашкеназка, командир взвода Том Нааман, который дал показания против Азарьи, — ашкеназ. Иностранные имена Майя и Том — это вам не ивритское Эльор, от «эль» — «Б‑г» и «ор» — «свет».
Каббалист, кстати, предсказал сержанту, которого успели разжаловать в рядовые, трехлетнее тюремное заключение. Военный суд приговорил Азарью к полутора годам, но прокуратура готовится опротестовать чересчур мягкий, по ее мнению, приговор. В свою очередь, адвокат Йорам Шефтель подал апелляцию на судебный вердикт. У юриста весьма неоднозначный имидж: 68‑летний Шефтель холост, носит на шее увесистый магендавид, пересыпает выступления выражениями на идише, ведет рейтинговую радиопередачу, где именует своих политических оппонентов красными свиньями и киббуцными фашистами. Неудивительно, что несистемный адвокат стал рупором и кумиром несистемных же поклонников Эльора Азарьи.
Чем завершатся юридические баталии, одному Б‑гу известно. Но в антракте драмы можно констатировать: в народном сознании начальник Генштаба и министр обороны скатились с былого Олимпа, превратившись в заурядных политиков. Леволиберальное влияние на армию, включая составление этического кода и особо гуманных законов открытия огня, вошло в клинч с талмудическим правилом «пришедшего убить тебя убей первым». И, пользуясь выражением покойного Шимона Переса, борьба евреев с израильтянами вышла на принципиально новый уровень.
