Commentary: Антисемитизм сделал меня еврейкой
История неофитки
«Готовы ли вы столкнуться с антисемитизмом, если пройдете гиюр?»
Такой вопрос задал мне раввин в ходе второго заседания раввинского суда Массачусетса, на котором рассматривался вопрос о моем обращении в иудаизм.
Я понимала, что вопрос серьезный, особенно учитывая то, что исходил он от человека, который детские годы провел в нацистском концлагере, а теперь держал в своих руках механизм принятия решения: делать ли других людей и их потомков уязвимыми для зла, делая их частью еврейского народа.
«Прямо сейчас в федеральной тюрьме сидит человек, который угрожал убить меня, потому что считал, что я еврейка», — ответила я.
Когда я только выпустилась из колледжа и работала журналисткой Daily Wire в Лос-Анджелесе, мне впервые было по-настоящему страшно: психически больной человек заявил, что хочет изнасиловать и убить меня, потому что считает меня еврейкой. Хотя в итоге его посадили в тюрьму, я уже тогда поняла, с какими опасностями может столкнуться полупубличная фигура, известная своей любовью к еврейству, — а ведь я еще даже не была еврейкой.
В отрезок времени, прошедший с момента моего обращения в иудаизм в апреле 2023 года, уместилась радость от того, что я наконец присоединилась к еврейскому народу, любовь к человеку, за которого я вышла замуж, и одновременно трагедия 7 октября и моя работа по документации резни и последовавших за ней антиизраильских протестов.
Хотя я совсем не так представляла себе свой первый год в составе ам Исраэль, я, как ни странно, была неплохо готова к тому, чтобы столкнуться с антисемитизмом, заметным в американских городах. На самом деле антисемитизм был не последним фактором, подтолкнувшим меня к Б-гу, Его Торе, Его земле и Его народу.
Еще будучи студенткой, я сталкивалась со злобными троллями, которым не нравилась форма моего носа, и они приставали ко мне с вопросами, не еврейка ли я, — хотя среди моих предков были только ирландцы, англичане и французы. Когда я стала ездить в Израиль в составе светских и христианских групп, я начала получать антисемитские сообщения и твиты с фотографиями Гитлера и концлагерей. Все оказалось еще серьезнее, когда я начала работать у Бена Шапиро в Daily Wire. Известный белый супрематист даже обозвал меня «летающей обезьяной-филосемиткой Бена».
Казалось, антисемиты чуяли во мне что-то еврейское, но моя идентичность сбивала их с толку, — и меня саму тоже. На самом деле я только начинала путь к пониманию себя и своих отношений с Б-гом. Чем больше антисемитских писем падало в мой ящик, тем больше я интересовалась тем, что именно заставляло их авторов нападать на еврейский народ и на меня лично.
Впервые я столкнулась с антисемитизмом в 2014 году. Тогда я только-только окончила школу, и мой первый еврейский друг, живший в Израиле, позвонил мне и рассказал, что его обозвали жидом в баре и нанесли ему ножевое ранение в плечо. Я тогда ему просто не поверила. Помню, я сказала, что нацистов больше нет и он, наверное, придумывает отговорки, а сам затеял с кем-то ссору. Через несколько недель террористы в Израиле похитили и жестоко убили трех подростков, ловивших попутную машину. Этот инцидент послужил причиной начала операции «Нерушимая скала» — войны 2014 года с Газой — а также того, что я стала всерьез заниматься палестино-израильским конфликтом.
Тогда же, будучи первокурсницей колледжа Маунт-Холиок, я пришла в расположенный неподалеку Амхерст-колледж послушать Мусаба Хасана Юсефа. Речь Юсефа, произраильски настроенного палестинца и сына одного из сооснователей ХАМАСа, перебил криками один из присутствующих. Хотя этот инцидент был совершенно незначительным по сравнению с тем, что происходило за все последние годы, именно тогда я поняла, что раньше совершенно не обращала внимания на то, с какой ненавистью преподаватели и студенты относятся к крошечной стране, находящейся где-то за тысячи километров.
В начале второго года обучения я записалась на курс по Ближнему Востоку, и мне дали для изучения материалы на тему «израильского лобби» и жестокости, якобы проявляемой израильтянами. Я была юной студенткой, только начала участвовать в консервативном движении и слышала, как на других курсах профессора рассуждают о фанатизме таких, как я. Мне несложно было дистанцироваться настолько, чтобы усомниться в истинности материалов курса.
Чтобы узнать больше, я записалась на двухпартийную нееврейскую поездку в Израиль летом 2016 года, в которой приняли участие молодые республиканцы и демократы со всех Соединенных Штатов. Это была моя первая поездка за границу, и я ужасно нервничала. Я была небогатой студенткой из неполной семьи, сама зарабатывала на жизнь, учась в колледже, и я стала первой из всех своих родственников, кто решился посмотреть на мир за пределами захудалого городка в западном Массачусетсе.
Когда я попала в Иерусалим и впервые оказалась у Стены Плача незадолго до начала шабата, увидела, как там поют и танцуют какие-то веселые люди, во мне что-то пробудилось. Христианская девушка из моей группы спросила: «Они так делают каждый год?» Я ответила, что шабат бывает каждую неделю и празднование начинается вечером в пятницу. От танцующих исходила невероятно заразительная энергия. Мне запомнилась женщина, которая молилась, не отрывая глаз от книги и слегка раскачиваясь. Мне захотелось научиться так молиться — с такой сосредоточенностью и ощущением тесной связи.
Та же христианская девушка несколько лет спустя сказала мне, что в тот вечер записала у себя в дневнике: оказывается, я тогда поделилась с ней, что хочу когда-нибудь обратиться в иудаизм.
Учитывая мое детство, неудивительно, что меня влекло к свету иудаизма. Меня растила мать-одиночка в доме, где всегда царил хаос. У нас не было Библии, мы не ходили в церковь по воскресеньям, я не получала никакого духовного руководства. Меня никогда не учили молиться, мы никогда не говорили о Б-ге, а все разговоры о религии крутились вокруг того, как мою мать раздражала католическая церковь. Она училась в католической школе и когда, в возрасте 19 лет, не будучи замужем, забеременела моей старшей сестрой, ее очень осуждали. По маминым словам, она считала, что мы сами должны принять свое решение по поводу религии. Она не хотела вмешиваться. Теперь я вижу, что такая позиция казалась ей разумной и открытой. Но в реальности она оставила троих детей безо всяких основ понимания Б-га и без малейших намеков на то, где взять информацию об этом.
Кому бы вы в такой ситуации поручили решение самых фундаментальных вопросов жизни? Можно ли доверять каким-нибудь институтам? В чем состоит твоя цель? Кто такой Б-г?
Теперь я поверила в Б-га, но не могла сформулировать, что это означает в реальности. Я ничего не знала о библейских преданиях, Рождество ассоциировалось у меня с Санта-Клаусом, Пасха — с шоколадками, и этим мои познания в общем-то ограничивались.
Единственным, кто связывал меня с религией, была моя бабушка, которая присоединилась к Свидетелям Иеговы, когда мама была еще подростком. Меня всегда поражала ее способность цитировать еврейскую Библию большими фрагментами быстрее любого религиоведа. Но в детстве ее религия мне не нравилась, потому что из-за нее бабушка не участвовала ни в каких семейных праздниках: ее вера запрещала праздники и дни рождения .
После первой поездки в Израиль я попала на программу и весной 2017 года проучилась один семестр в Хайфском университете. Моя цель состояла в том, чтобы продолжить изучать арабский язык и передохнуть от того хаоса, в который погрузилась Америка после выборов 2016 года. Во время пребывания в Хайфе я планировала больше узнать о христианстве и иудаизме. В то время я еще не исключала христианство в качестве потенциального религиозного пути. Вышло так, что я жила вместе с одной американской христианкой и тремя бедуинскими девушками. Мы отлично проводили время.
Я ходила в арабскую христианскую церковь и обнаружила, что наблюдаю за происходящим как бы со стороны, не испытывая духовной связи. Я посетила синагогу в пещере Элияу и красивую церковь, расположенную над ней. В Вербное воскресенье я участвовала в шествии, которое с песнями вступило в Иерусалим с Масличной горы, и молилась у Стены Плача. Я отмечала Пасху и одновременно узнавала о том, что такое Песах. Вместе с друзьями-христианами ходила покупать Библию, задавала им богословские вопросы — и проводила шабат с новыми друзьями, ортодоксальными евреями. Я изо всех сил старалась побольше узнать про обе религии, но только одна из них трогала струны моей души. И все равно я еще не готова была взять на себя 613 заповедей. Это пришло лишь годы спустя.
Я все время мечтала вернуться в Израиль и неоднократно ездила туда через разные христианские и сионистские организации.
Когда после колледжа я переехала в Лос-Анджелес, я решила поселиться неподалеку от ортодоксальной синагоги и стала учиться у ортодоксального раввина, жена и дети которого вдохновляли меня своей любовью к учению и к Б-гу. Мне нужно было убедиться, что я обладаю всеми необходимыми знаниями, чтобы принять решение: готова ли я взять на себя обязательства. Я даже начала соблюдать кое-какие заповеди, например, зажигать субботние свечи и произносить утренние благословения. Но формальный процесс гиюра пока не начался.
В Лос-Анджелесе у меня возникли проблемы с сумасшедшим антисемитом. Однажды вечером я получила мейл, в теме которого была сказано: «Я думаю, тебя скоро убьют, потому что ты служишь дьяволу». В письме была ссылка на его страницу в инстаграме , где я нашла десятки постов с моими фотографиями и угрозами изнасиловать и убить меня. Он явно был одержим мной: там были мои изображения, в том числе годичной давности, скриншот обоев на его телефоне с моим портретом и несколько его фотографий с оружием с угрожающими подписями (потом я узнала, что они были фейком). Он вывесил собственную фотографию с поддельным пистолетом Люгера — такой использовали немецкие солдаты во время Второй мировой войны — и с подписью: «Пришло время начать бомбить синагоги». Я нашла у себя мейлы от него, на которые раньше не обращала внимания: в них он называл меня «будущей секс-рабыней» и заявлял, что мне еще предстоит родить от него ребенка, хочу я этого или нет.
«Думаешь, ты в опасности? Я-то знаю, что да», — говорилось в одном из писем.
Я позвонила в полицию. Но арестовали его только через несколько недель, когда я позвонила еще раз и сообщила, что теперь он угрожает не только Бену Шапиро, Джареду Кушнеру и мне, но еще и Дональду Трампу. В отчете по делу министерство юстиции не упомянуло наши с Шапиро имена, классифицировав нас как жертв преступления на почве ненависти. В отчете говорилось, что этого человека арестовали после попытки приобрести оружие: уже раньше он купил кобуру, бронежилеты и боеприпасы.
Хотя адвокаты утверждали, что он психически больной и не может отвечать за свои посты, федеральный окружной судья Рикардо С. Мартинес заявил: «Психическое заболевание объясняет его деятельность, но оно не может служить оправданием предпринятых им действий или угроз, которые он рассылал своим жертвам». Обвиняемого приговорили к пяти годам заключения. Удивительно, но через несколько минут после того, как я вышла со встречи, где меня спросили, готова ли я стать объектом антисемитизма, мне пришло письмо с сообщением, что его освободили досрочно: он отсидел всего три года…
Я была потрясена. Я уже раньше получала угрозы расправы, но никогда не относилась к анонимным троллям из сети Х серьезно. Теперь не оставалось никаких сомнений в его внешнем облике, имени и ненависти. Я на какое-то время ушла из новостной журналистики и начала учиться на магистерской программе. Одновременно я думала о том, чтобы поискать раввина, который готовил бы меня к гиюру. В Лос-Анджелесе я встретила такого раввина, он готов был со мной работать.
Но все изменилось, когда я познакомилась с человеком, за которого искренне и серьезно собралась замуж. Он не был евреем, но я убедила себя, что он идеально мне подходит. Через два года мы, тем не менее, расстались: у нас оказались разные политические и религиозные взгляды, а также жизненные цели. Пока мы были вместе, я на время притормозила с гиюром, потому что мне казалось, что Б-г послал мне идеальную пару и мне не нужен иудаизм, чтобы ощущать полноту. Он был католик, и я уважала его религию, ходила с ним к мессе и встречалась со священниками, чтобы учиться. При этом одновременно я, не вполне понимая почему, практически отказалась от употребления свинины и морепродуктов, нередко зажигала субботние свечи и даже устраивала большие ужины по пятницам — хотя не всегда оповещала гостей, что они присутствуют на псевдосубботней трапезе. Когда меня спрашивали, с какой религией я себя идентифицирую, я говорила, что верю в иудаизм, но сама не еврейка.
Я переехала с ним в Бостон, поскольку он собирался учиться там в магистратуре, но всего через несколько месяцев мы расстались.
Итак, я оказалась в незнакомом городе с депрессией и без какой-либо поддержки. В начале 2021 года, в момент просветления, я написала в бейт-дин, еврейский религиозный суд, который занимается гиюрами, и поинтересовалась, как происходит процесс.
Я переживала один из тяжелейших периодов в своей жизни, но все равно ощущала себя свободной и твердо знала, что иногда Б-г готовит нам трудный путь, чтобы принятое решение было выстраданным. В целом я была счастлива с тем человеком, но без иудаизма чувствовала, что жизнь моя какая-то неполная.
Помню, как я пришла в синагогу — ту самую, где в конце концов я вышла замуж, — встретилась с раввином и попросила его сопровождать меня на этом пути. Он выслушал меня и провел по синагоге, раздумывая, браться ли за мой случай. Он велел мне прийти утром в субботу.
Я никогда раньше не была на субботнем богослужении, и мне было страшно. Год я учила иврит в колледже, но здесь и сейчас не имела ни малейшего представления о происходящем. К счастью, нашлась женщина, которая показывала мне, где сейчас читают, когда нужно сидеть, а когда вставать, и всякое прочее. Я так хотела молиться, что регулярно слушала на ютубе записи молитв и песнопений — благодаря этому я научилась довольно быстро. Я составила список книг, которые нужно было прочитать, и стала заполнять длинную анкету, которую требовалось подать в бейт-дин. Потихоньку стала соблюдать заповеди и отказалась от некошерной еды (да, я скучаю по тебе, корейское барбекю!). И все равно у меня было мало друзей моего возраста, чувствовала я себя одинокой.
Через несколько месяцев все изменилось: подруга, приехавшая на зимние каникулы к родственникам в Бостон, пригласила меня вместе встретить новый 2022 год. Я не знала никого из присутствующих, но в этом доме в тот момент оказалось три самых важных человека в моей жизни: моя будущая соседка, с которой я прожила два года в одной комнате, моя лучшая подруга и наставница и мой муж.
Марика Фойерштейн-Карас вскоре стала моей лучшей подругой. Она недавно похоронила своего знаменитого дедушку, Аарона Фойерштейна, которого называли «человеком, спасшим Рождество»: он продолжал платить своим рабочим после того, как его большая текстильная фабрика в 1995 года сгорела. Мы обе были в расстроенных чувствах и могли утешиться в обществе друг друга.
Узнав о том, что я хожу в синагогу, основанную ее семьей, и что я нееврейка, Марика сказала, что чувствует себя виноватой: много лет она ничего не соблюдала. Она стала соблюдать шабат и каждую неделю ходила со мной в синагогу. Она всегда активно участвовала в общинной жизни, но теперь сделала следующий шаг и начала использовать свои таланты, давая замечательные уроки Торы несоблюдающим евреям. Я была первой, кто черпал у нее знания, и, оглядываясь назад, могу сказать, что мое обращение не было бы таким быстрым и гладким, если бы не ее влияние.
Первая встреча с бейт-дином состоялась всего через несколько месяцев после того, как я подала заявление. У меня был опыт общения с тысячами людей, я многократно и без страха выступала на телевидении, но никогда не тряслась так, как тогда, когда сидела в небольшой комнате напротив трех-четырех раввинов, забрасывавших меня вопросами о моих знаниях и верованиях.
На этих встречах раввины выясняют, насколько серьезны твои намерения. Принять нового еврея не так-то просто. Твоя душа, нешама, берет на себя ответственность за соблюдение 613 заповедей. Как женщина ты должна быть готова к созданию новых еврейских жизней.
Тебе задают вопросы об Алахе и Торе, об истории твоей семьи и самое главное: «Зачем тебе вообще нужны в жизни все эти законы?» Тебе нужно доказать, что ты не только готова присоединиться к племени, но будешь преданной и соблюдающей еврейкой.
Одним из первых вопросов, которые мне задали, была просьба перечислить праотцев: «Авраам, Ицхак, Яаков, Сара, Ривка, Рахель и Лея», — тут же ответила я.
«Ты уверена?» — несколько раз переспросил раввин.
Я была уверена — нимало не сомневалась в своих познаниях.
«Так ты феминистка», — улыбнулся раввин. Я тут же поняла свою ошибку.
Следующий вопрос был: «Что сказал Моше горящий куст?»
Я так разнервничалась после предыдущей оплошности, что в тот момент забыла вообще все. Раввины ответили на вопрос за меня. Потом они спросили, почему Моше нужно было снять обувь, прежде чем вступить на Святую землю, и почему мы не разуваемся в синагоге.
Я собралась с мыслями и поняла, что им просто нравится эта викторина. От нервов я стала шутить и сказала, что в нашей синагоге тоже не помешал бы горящий куст. Они рассмеялись, и тут стоявшая передо мной стена будто рухнула, я стала чувствовать себя спокойнее.
Мне сказали, что я хорошо справилась, велели прочитать кое-какие книги и прийти еще раз через несколько месяцев.
В процессе гиюра я уволилась с поста директора по цифровым технологиям в НКО Никки Хейли Stand for America и устроилась редактором в компанию Jewish News Syndicate. Теперь днем я занималась новостями об антисемитизме и Израиле, а по вечерам изучала иудаизм. Я постоянно думала о Торе и еврейской общине, и мне все это нравилось.
На следующих встречах раввины проследили за тем, как продвигается мое обучение, поощрили меня участвовать в жизни общины, а один раввин даже настаивал, чтобы я поступила в женское религиозное учебное заведение.
Услышав, что они хотят, чтобы я, 26-летняя женщина с магистерским дипломом, бросила работу на полную ставку и переехала на несколько месяцев в Израиль, дабы учиться в религиозной школе, я решила, будто они спятили, и очень расстроилась. На что я буду жить? Что будет с моей квартирой и собаками? И самое главное — что будет с моей карьерой? Я сопротивлялась, но в конце концов сдалась.
Осенью 2022 года я приехала в ультраортодоксальное заведение в Хар Ноф. С девяти до четырех я училась, а потом до полуночи отрабатывала свою полную ставку.
Меня поразило ультраортодоксальное общество. В первую неделю я чувствовала себя очень неприятно, мне все не нравилось. Люди показались мне холодными, а требования к уровню соблюдения и скромности (цниют) превосходили все, с чем я раньше сталкивалась. Каждый день я записывала аудиодневник и отсылала его близким друзьям. Слушая эти записи сейчас, я вижу, какую невероятную эволюцию я проделала.
В первый день я жаловалась на ощущение изолированности общины на горе и на суровую учебу, но уже к девятому дню я почти приспособилась. Я оценила строгость, с которой община предана Торе, и скромность других студенток. На меня обрушился целый вал нового, но удивительным образом я не ощущала истощения — наоборот, энергии у меня было больше, чем когда-либо.
Такое заведение действительно погружает тебя в среду: ты окружена людьми своего возраста, которые очень серьезно воспринимают Б-га и Его Тору. Я никогда раньше не сталкивалась с такой поддержкой. Я быстро поняла, что именно благодаря таким местам иудаизм продолжает жить и вдохновлять. Неудивительно, что столько людей, проходящих гиюр, а также баалей тшува приезжают в такие женские семинарии и ешивы на короткие программы, а в результате остаются на годы. Я очень благодарна раввинам, которые настояли, чтобы я туда поехала.
В годовщину расставания с бывшим женихом я пришла к Стене Плача и поблагодарила Б-га за то, что Он привел меня к новой жизни, где я каждый день все больше обретаю себя. Я вспомнила свое первое посещение Стены Плача, когда я мечтала молиться так же, как стоявшие там религиозные женщины. И вот прошло шесть лет, у меня в руках сидур, который я с легкостью могу читать, я молюсь Всевышнему.
Когда пришло время уезжать, я вернулась в Бостон и рассказала о своих переживаниях раввинскому суду. Через несколько дней я уже скучала по семинарии так сильно, что решила вернуться туда и продолжать учиться, чтобы отметить Хануку в Иерусалиме. Я не могла избавиться от мысли, что я просто сидела в Иерусалиме и учила Тору — вроде ничего особенного. Но множество евреев тысячелетиями могли только и мечтать об этом. Я ни на минуту не забывала, что у меня такая привилегия есть, хотя я не еврейка.
Я не рассказывала о своем гиюре никому, кроме ближайших друзей и членов общины. Опасалась, что чужаки, особенно те, кто годами посылал мне письма, полные ненависти, будут вторгаться в мою личную жизнь, особенно учитывая, что процесс был деликатный и еще не завершился.
Хотя мой гиюр проходил сравнительно гладко, не обошлось и без напряженности. Этот процесс намеренно не имеет четких временных границ, и никто никогда не знает, когда он закончится. Каждый раз, когда мне предстояла встреча с бейт-дином, я чувствовала себя совершенно уверенно и шла туда с убежденностью, что эта беседа станет последней. И каждый раз выходила ужасно разочарованной. Я приносила с собой списки семей, к которым приходила на шабат, книг, которые прочитала, листы с указанием дат, когда достигла того или иного рубежа. Мне как человеку, который всегда за всем следит, было ужасно неприятно, что раввины с легкостью находили пробелы в моих знаниях и отправляли обратно с новыми заданиями.
Наконец однажды, сразу после Пурима, мне сказали, что время пришло. Я просто не могла поверить. Расплакалась и засомневалась, достойна ли я. Так я поняла, что готова: нельзя принимать иудаизм, не ощущая огромного груза ответственности, которая отныне будет лежать на твоей жизни и твоей душе.
Мне очень нравится соблюдать заповеди, какими бы сложными они ни казались. Я люблю ходить в синагогу и на занятия. Я люблю говорить о Б-ге и обсуждать с друзьями Алаху, каждого раввина я забрасываю странными и сложными вопросами. Осознание того, что теперь я могу все это делать, будучи еврейкой, наполняет меня неописуемой радостью.
День погружения в микву — ритуальный бассейн, омовение в котором знаменует момент обращения, — стал для меня одним из самых счастливых и одновременно пугающих дней. Меня в последний раз проэкзаменовали и отправили в микву. Я погрузилась в воду и произнесла благословение, окончательно превратившись в Двору Рут.
Я выбрала имя Двора Рут, потому что меня вдохновили истории этих героинь и заключенные в них моральные уроки: сила Дворы и ее стремление защитить еврейский народ и способность Рут решать за себя и принять в свою жизнь Тору.
Когда я вышла, меня встречали друзья и раввины. Все поздравляли меня и напоминали о том, какие обязательства я на себя взяла.
Я с теплотой вспоминаю, что на следующий день мне не хотелось идти в душ, чтобы не смывать с себя воду миквы. В тот вечер одна из близких мне семей устроила праздник, куда пришло множество разных евреев: модерн ортодокс, харедим, сефарды, ашкеназы, соблюдающие, несоблюдающие. Я поняла, насколько уникальна небольшая бостонская община, где евреи всех разновидностей поддерживают друг друга.
Я решила сообщить всем о своем обращении онлайн. Лучше было сделать это сразу и выдержать первую волну ненависти, чем притворяться, что этого не произошло. Кроме того, я гордилась тем, чего мне удалось добиться. Но я прекрасно понимала, что моя радость от иудаизма и еврейской жизни неотделима от мыслей об антисемитизме, исходящем с обеих концов политического спектра.
И тролли тут же забили в барабаны. В комментарии посыпались сообщения, где меня, с одной стороны, называли тупой жидовкой, а с другой — пророчили, что мне никогда не стать своей. Тем временем еврейская община приняла меня с распростертыми объятиями. Я познакомилась с кучей новых людей, которые очень хотели понять, зачем мне понадобилось добровольно принимать их религию.
Вскоре после гиюра я сходила на свидание, но встречаться стала с Айзеком — моим нынешним мужем. Мы с ним давно дружили, но почти все это время у него была другая девушка.
Когда мы с Айзеком обручились, я опубликовала фотографию, где он, стоя на мосту и преклонив колено, делает мне предложение. Тут же какой-то аноним прифотошопил вместо Айзека свастику и послал мне твит с этой картинкой. Сначала мне показалось, что это забавно: кто-то потратил время, чтобы испортить картинку с моим женихом ради того, чтобы попытаться омрачить мою радость. Я переслала эту картинку ему для смеха.
Айзек же в этот момент сидел в университетской аудитории и в ответ попросил меня в следующий раз предупреждать, перед тем как отправлять такой оскорбительный контент. Он никогда раньше не сталкивался с антисемитизмом настолько непосредственно и лично. А вот у меня, всего лишь несколько месяцев как еврейки, за плечами уже были годы такого опыта.
Айзек вырос в реформистской семье, и для посторонних ничто не выдавало в нем еврея. Он 15 лет танцевал в Бостонской балетной труппе, получил степень онлайн, не участвовал в антиизраильских протестах в кампусах и никогда не заглядывал в темные уголки интернета, где процветают антисемитские тролли. Я думаю, немало молодых американских евреев тоже никогда лично не видели настоящего антисемитизма, пока не наступило 7 октября и его последствия.
На пике радости после помолвки, незадолго до Симхат Торы, мы с Айзеком оказались на антиизраильской демонстрации, которую я освещала по работе как репортер. Мы увидели в Кембридже людей, которые называли евреев свиньями, убийцами и маньяками, совершающими геноцид. Айзек и многие другие члены моей общины не могли поверить своим глазам. В итоге люди, которые всю жизнь были евреями, стали советоваться со мной, как вести себя с антисемитами, хотя я стала еврейкой всего полгода назад.
События 7 октября ударили по всему американскому еврейскому миру и заставили многих людей задуматься. Соседи сняли установленный у них на лужайке плакат Black Lives Matter и повесили вместо него новый: Stand With Israel. Друзья постоянно спрашивали меня, безопасно ли ходить на произраильские протесты и еврейские концерты, не нападут ли на них протестующие из другого лагеря. Несколько дней я освещала события в Америке, но быстро поняла, что с меня достаточно, мне надо попасть в Израиль.
Я ушла с работы на Fox News, вернулась в Daily Wire и отправилась прямо на границу с Газой. Это был уже третий раз, когда я попадала в военную зону: прежде мне приходилось бывать неподалеку от лагерей ИГИЛа в Ираке и снимать документальный фильм в начале войны в Украине. Но на этот раз ситуация касалась меня лично.
Меня поразило это зрелище и трупный запах. Я увидела залитые кровью дома, людей, переживших кошмар, площадку фестиваля Nova до того, как ее расчистили. Я помню, как стояла на танцполе, где недавно проходила вечеринка, куда съехались мои ровесники, и думала, куда бы я бежала на их месте.
Я провела на границе почти две недели, смотрела, как израильтяне бомбят Газу, разговаривала с выжившими и ходила на похороны погибших.
Когда члены бейт-дина спрашивали меня, готова ли я иметь дело с антисемитизмом, я думала только о привычных уже интернет-троллях и каких-нибудь городских сумасшедших. Я не думала, что возможно новое побоище таких масштабов.
Я вернулась в Америку и первую половину 2024 года провела, документируя волну ненависти, которая прокатилась по кампусам. Политики практически игнорировали ее, а университетские власти ей попустительствовали. Такое бездействие привело к тому, что еврейские и израильские студенты не могли попасть в аудиторию без того, чтобы группы сторонников террористов не осыпали их оскорблениями из своих лагерей и не назвали их пособниками геноцида.
Хотя я теперь настоящая еврейка, мне иногда странно называть себя так. Я чувствую, что все время нахожусь на краю, постоянно ищу новые слова и постигаю основы, знакомые самым несоблюдающим евреям. Моя собственная свадьба стала едва ли не первой еврейской свадьбой, где мне выдалось побывать. Я до сих пор еще ни разу не ходила на шиву. А учиться воспитывать еврейских детей я начну только через несколько лет, бе-эзрат а-Шем. И хотя мне иногда неловко от нехватки знаний, меня невероятно поддерживает то, что еврейская община всегда открыта, чтобы учиться вместе с тобой — а не наставлять тебя.
Я рассказываю эту историю сейчас, когда моему еврейству чуть больше года и передо мной лежит большой путь. Я с нетерпением жду новых глав, которые смогу добавить к этому рассказу. Многие шутят, что я выбрала странный год, чтобы присоединиться к еврейскому народу. Но это не я выбирала — это Всевышний.
Оригинальная публикация: Anti-Semitism Helped Make Me a Jew
Из евреев в судьи
The Atlantic: Почему даже самые образованные американцы клюют на удочку антисемитских измышлений
