Союз обрезания: особенности соблюдения заповеди в СССР
Появление ребенка на свет — радостное и значимое событие для каждой семьи. В том, как сложится его жизнь, — немалая доля ответственности родителей, в частности, в их подходе к соблюдению традиций предков и наиболее важных заповедей. Для еврейского народа одной из таковых является брит мила. Как подготовиться к проведению обрезания? Когда совершается обряд? Кто должен принять в нем участие? Ответы на эти и другие вопросы — в книге «Добро пожаловать! Законы первых лет жизни, заповедь брит мила, словарь еврейских имен». Мы публикуем фрагмент книги.
Особенности соблюдения заповеди обрезания в СССР
Заповедь обрезания стараются соблюдать все евреи, даже не слишком религиозные. К сожалению, в двадцатом веке из этого правила было одно исключение. Как нетрудно догадаться, речь идет o Советском Союзе.
Буквально с первых же дней советской власти большевики повели решительное наступление на религию и «религиозные» предрассудки, а значит, и на иудаизм и заповеди Торы. Обрезание при этом вызывало у них особенную неприязнь: во‑первых, оно казалось варварской ненужной медицинской процедурой, потенциально опасной для здоровья и даже жизни ребенка. А во‑вторых и в‑главных, в «завете Авраама» коммунисты видели знак еврейской избранности и исключительности, то есть считали это помехой их политике интернационализма и строительства нового общества, в котором люди будут «без России, без Латвии, жить единым человечьим общежитьем». «Вы считаете, что обрезание — нужная операция, потому что таким образом на теле еврея остается на всю жизнь знак, отличающий его от других народов. Тем самым вы за отчуждение народов, а не за дружбу между народами», — откровенно писал ветеран еврейской атеистической пропаганды Моисей Альтшулер .
На обрезание обрушилась вся мощь советской пропагандистской машины. Десятки брошюр (на идише и на русском), лекции, общественные суды над моѓелями (моэлями) с участием уважаемых врачей и учителей должны были убедить евреев отказаться от «варварского предрассудка».
Поскольку контрпропаганда была практически невозможна, антирелигиозная агитация понемногу делала свое дело, хотя порой поборникам еврейской традиции удавалось посрамить воинствующих безбожников. Например, в 1928 году в Одессе устроили общественный суд над старым, уважаемым в городе моѓелем Бибергалом. После того как несколько известных детских врачей‑евреев один за другим расписывали вред и опасность обрезания, «обвиняемый» попросил слово и произнес:
Что я могу сказать? Операция, которую я делаю, очень быстрая, чик и готово. Я считаю, что моя речь должна быть не дольше этой операции, однако из уважения к публике скажу несколько слов. Взгляните, кто сидит на сцене: сплошные светила! Вот профессор Зильбербег — медицинское светило, его знают даже в Чикаго и Филадельфии. Если нужна серьезная операция, люди едут к нему в Одессу даже из «отсталой» Америки! Если у вас проблемы с сердцем, вы бежите к другому доктору, профессору Бухштабу, сегодня он тоже здесь. А если у вас заболел ребенок, вы идете к Тартаковским — оба Тартаковских, отец и сын, тоже сегодня здесь. Председательствует же сегодня доктор Циклис. Когда два моих внука заболели скарлатиной, я отвез их в больницу, и доктор Циклис замечательно заботился о них (как и о всех остальных детях) — лучше, чем я, их дедушка! И вот, все эти уважаемые люди сегодня сказали, что то, что я делаю, — вредно. Ну, если такие светила настаивают, значит, так оно и есть. Но будем справедливы: вот что я вам хочу сказать — я смотрю на вас, почтеннейшая публика, и вижу, что девять десятых из вас — моя работа! И вот я хочу спросить вас и ваших подруг: кому кажется, что я сделал ему хуже?
По словам очевидца, через секунду публика разразилась хохотом, аплодисментами и криками: «Браво, Бибергал!» Общественный суд был сорван .
Впрочем, большевики не ограничивались только пропагандой и разъяснительной работой, поскольку твердо верили, что добрым словом и пистолетом можно добиться много большего, чем просто добрым словом. Правда, формально обрезание в СССР никто и никогда не запрещал. Однако моѓеля всегда можно было привлечь за незаконную медицинскую деятельность, нарушение санитарно‑гигиенических правил или причинение вреда ребенку. К примеру, в 1931 году в Минске предстал перед судом моѓель Йона Радунский, обвиненный, во‑первых, в том, что обрезал младенца без ведома отца, а во‑вторых, в том, что ребенок через некоторое время умер из‑за открывшегося кровотечения .
Порой обвинение звучало совершенно абсурдно. К примеру, моѓелю из местечка Озаричи Бобруйского уезда Гиршу Пинскому, приговоренному к трем годам лишения свободы, было предъявлено следующее абсурдное обвинение: «Обрезание ребенка, который после брит мила умер… от воспаления легких» .
Аналогичный случай имел место уже в позднебрежневские времена в Махачкале, где вскоре после обрезания мальчик умер от простуды: совершившего обряд раввина приговорили к трем годам заключения .
Множество моѓелей пали жертвой большого террора 1937–1938 годов. Уже в декабре 1937 года сообщалось, что обрезание стало очень затруднительным делом в связи с массовыми арестами . Многие арестованные были казнены. Так, 20 марта 1938 года вместе с десятью другими еврейскими религиозными активистами был приговорен к высшей мере наказания моѓель Ицхак Раскин. 9 апреля 1938 года он был расстрелян на Левашовской пустоши .
Серьезные неприятности могли ждать не только моѓеля, но и родителей, особенно если они состояли в партии, работали в сфере образования или занимали важные посты. К примеру, когда жена минского коммуниста Горлина без ведома мужа обрезала сына, партийная ячейка поставила ему ультиматум: развод или исключение из партии .
Кроме того, время от времени в стране развертывалась очередная антирелигиозная кампания. И тогда власти начинали преследовать и наказывать за то, на что «в мирное время» могли смотреть сквозь пальцы. Одна из самых масштабных кампаний такого рода пришлась на последние годы правления Никиты Хрущева. Для советских верующих, в том числе евреев, она стала серьезным ударом: в стране были закрыты сотни культовых сооружений, в том числе более ста (по другим сведениям, более трехсот) синагог. В Черновцах, Виннице, Барановичах, Оренбурге, Иркутске, Свердловске, Казани, Львове, Каунасе, Грозном и многих других городах синагог не осталось вовсе . Кроме того, в центральной и местной прессе была развернута мощная кампания против некоторых религиозных обрядов, в том числе обрезания.
В разных регионах борьба с обрезанием протекала с разной интенсивностью. В Грузии и Средней Азии власти были более терпимы, поэтому даже в разгар антирелигиозной кампании евреи этих общин, за редким исключением, обрезали своих сыновей, не скрывая этого. Несколько раввинов из Бронкса, посетивших в те годы СССР, побывали на обрезании в Кутаиси, где на церемонии в синагоге присутствовало более пятисот гостей .
Однако в европейской части СССР власти вели себя последовательнее и энергичнее. Поэтому здешние евреи, намеревающиеся обрезать сына, должны были действовать максимально скрытно, дабы не привлечь внимания «хороших и верных товарищей». Сделать это было достаточно трудно. Скрыть обрезание было невозможно — факт выплывал наружу после первого же врачебного осмотра. А дальше все зависело от «сознательности» медработников и ретивости местного начальства.
Одной из жертв доноса стал черновицкий моѓель Шехтер. После сделанного им обрезания у мальчика началось небольшое кровотечение, испуганные родители не смогли найти Шехтера — в это время он делал обрезание на другом конце города — и вызвали «скорую помощь». Врач остановил кровь, выяснил, что ничего страшного не произошло, и отбыл восвояси. Однако шофер «скорой» решил, что тут дело нечисто, и донес куда следует. Началось следствие, Шехтера арестовали за незаконную медицинскую деятельность, а вскоре в местной филармонии был организован общественный суд, который во всех подробностях описала местная газета «Радяньска правда». Сломленный предварительным заключением, Шехтер пообещал навсегда покончить с «варварским ремеслом» и даже призвал молодых родителей не отдавать своих маленьких детей «в грязные руки моэлей» .
Отсутствие у моѓелей должной медицинской подготовки и профессиональных знаний являлось постоянной темой советской антирелигиозной пропаганды. Так, в «Гомельской правде» от 24 июня 1960 года был опубликован донос на Шмуэля‑Гершона Шмаевича‑Соркина, шохета из белорусского местечка Новобелицы, который, вернувшись из эвакуации в 1945 году, не только продолжил заниматься ритуальным убоем, но и стал делать обрезание. Не стесняясь в выражениях, журналист назвал Соркина шарлатаном, не знающим основ медицины.
Другим излюбленным мотивом антиклерикальной пропаганды была «алчность моэлей». На упомянутом выше процессе в Черновцах несчастного Шехтера заставили провозгласить, что он занимается обрезаниями исключительно в силу того, что не умеет делать ничего другого. Шмуэля Соркина газета обвиняла в том, что за каждую операцию в Гомеле, Жлобине, Речице и Рогачеве он брал не менее 150 рублей (15 рублей на послереформенные деньги). Саратовский журнал «Коммунист» (ноябрь 1961 года) утверждал, что приезжие моэли (по выражению журналиста — «подпольные гастролеры») Заславский и Зингер требуют за операцию от 300 до 500 рублей, а также оплату питания и дорожных расходов.
На первых порах борьба с обрезанием была не слишком успешной. Еврейские массы, включая значительную часть «сознательных рабочих» и даже коммунистов, не желали отказываться от многовековой традиции. Как жаловался в 1927 году минский партийный деятель, обрезание детей среди фабричных рабочих и даже членов партии все еще носило «хронический характер <…> это подлинная эпидемия» . Однако постепенно массированная пропаганда и террор в сочетании с ассимиляцией и отсутствием еврейского образования делали свое дело: чем дальше, тем больше советских еврейских мальчиков оставались необрезанными. Так что уже в тридцатые годы один из выпускников хабадской ешивы «Томхей тмимим» горько жаловался в письме уехавшему в Америку товарищу:
В моей голове все время возникает один вопрос: как можно быть здесь религиозным евреем? Здесь нет кошерного мяса, невозможно соблюдать субботу, нет микв, нет хедеров. Скоро не останется синагог, поскольку праздники, новомесячья и субботы уничтожены. Среди нас есть множество необрезанных…
Израильский журналист Бен‑Ами, в 1950‑х годах побывавший в СССР, приводит характерную реплику старого еврея из маленького причерноморского городка:
Мой внук, еврейский мальчик, не обрезан. Но что можно сделать, у нас в городе нет моэля, а сын боится ехать с ребенком в большой город и искать подпольного.
Несколькими годами позже другой израильский журналист беседовал с ленинградским моѓелем, заявившим, что счастлив, если делает обрезание два‑три раза в неделю. Еврейское население Ленинграда насчитывало в 1959 году 165 тысяч человек; по статистике, в среднем в городе должно было рождаться 30 еврейских мальчиков в неделю. Иными словами, не больше пяти процентов еврейских мальчиков вступали в те годы в завет праотца Авраѓама.
Тем не менее советской власти полностью так и не удалось уничтожить традицию обрезания. Некоторые евреи обрезали своих сыновей тайно, как, например, герой книги Эли Визеля «Евреи молчания»:
Как‑то утром кто‑то постучал в дверь еврея, который на протяжении многих лет тайно и с большим риском делал еврейским мальчикам обрезание — вводил их в завет праотца Авраѓама. Его жена открыла дверь и увидела русского полковника. «Здесь живет товарищ К.?» Напуганная женщина сказала «да». Офицер заявил, что должен говорить с ее мужем. «Я слышал, что вы моэль, это так?» Хозяин пробовал отрицать. «Не тратьте времени». Офицер потребовал, чтобы хозяин оделся; жена сложила в портфель его личные вещи. «Возьмите с собой инструменты!» — приказал полковник. Они сели в армейскую машину, и еврею завязали глаза. Они ехали около получаса, затем вышли. Полковник открыл дверь и снял с его глаз повязку. Они находились в хорошо обставленной квартире. В кровати лежала женщина, рядом стояла люлька. «Вы должны обрезать моего сына», — сказал полковник. Церемония заняла пять минут. Отец спросил о плате, но моэль отказался взять деньги. Однако полковник не хотел и слушать и вручил ему двадцать пять рублей и две бутылки водки. Затем он снова завязал моэлю глаза и отвез его домой.
Нередко инициатива обрезания исходила от представителей старшего поколения, дедушек и бабушек, часто вопреки протестам более «сознательных» родителей ребенка. Так что диалог двух пожилых евреев, приведенный в одной из книг вышеупомянутым «научным атеистом» Альтшулером, можно считать достаточно типичным:
— Внуки у вас есть?
— Есть внук и внучка.
— Внук обрезан?
— Вы наступили на мою самую чувствительную мозоль. Говорят обычно: любимая мозоль. Но я даже в шутку не могу назвать ее любимой. Из‑за нее мой зять чуть не развелся с моей дочерью. А мой зять — бывший партизан, человек с золотыми руками и бриллиантовым сердцем. Когда он узнал, что мы над его сыном, над нашим внуком, который носит имя отца моей жены, совершили обряд обрезания, он уложил в чемодан свои вещи и ушел. Я вам не стану рассказывать, сколько слез пролила моя дочь, пока мы его увидели в нашем доме. Сейчас они живут отдельно от нас. И он, зять наш, на порог не пускает мою жену, свою тещу. Проделала операцию (я говорю об обрезании) она, моя жена. Самую операцию сделал моэль, но организатором была она, моя жена .
Кстати, стоит отметить, что протесты «сознательных» родителей нередко были хорошо продуманным спектаклем, призванным свалить вину за «религиозный предрассудок» на «несознательных» пожилых родителей, с которых взятки гладки. Аналогичным образом в СССР поступали многие христиане, которые хотели крестить своих детей.
Еврейское возрождение, начавшееся в СССР в 60–70‑е годы двадцатого века и принимавшее разные формы, от борьбы за выезд в Израиль до возвращения к религиозным корням, привело к значительному увеличению числа обрезаний в соответствующих кругах. Дело это было достаточно опасным. «Подпольное обрезание в СССР — готовая статья, если не две‑три статьи. Это и незаконная медицинская практика, и причинение вреда здоровью, и проведение религиозного обряда вне культовых помещений, а также членовредительство, мракобесие и тунеядство в придачу», — вспоминал узник Сиона Носон (Натан) Вершубский . Поэтому родителям и тем, кто делал обрезание, приходилось соблюдать правила конспирации. Известная вильнюсская отказница и активистка Кармела Райз позже писала:
Операция брит мила всегда производилась в глубокой тайне, и каждый раз это мероприятие устраивали в другой квартире. Когда, например, [мужу Кармелы] Зеэву нужно было договориться о брите для троих вильнюсцев, он звонил в Москву Илье Эссасу , одному из руководителей баалей тшува (вернувшихся к иудаизму). Разговор по телефону звучал так: «Илья, у вас мясо кошерное можно достать?» На самом деле кошерное мясо было в Москве таким дефицитом, что мы, вильнюсцы, его практически не покупали. Поэтому Илья сразу догадался, в чем дело: «А сколько ты хочешь купить?» — «Килограмма три». — «Хорошо, когда тут будут делать шхиту (резать корову в соответствии с требованиями законов Торы), я тебе сообщу».
В назначенный день желающие сделать брит собирались утром на определенной станции московского метро. К ним подходил сопровождающий и отвозил их на квартиру, где в этот день делали брит. Никто, кроме сопровождающего, не знал, где будет проводиться операция. Таким образом, если среди желающих и был стукач, то он мог сообщить КГБ о том, где это происходило, лишь постфактум .
Моѓелей в СССР катастрофически не хватало. Однако нашлось несколько врачей, досконально изучивших законы обрезания и взявших на себя исполнение этой заповеди. Самыми известными из них были доктор Нина (Нехама) Ковалерчик в Ленинграде, доктор Дмитрий Лифляндский в Москве. Последний за семнадцать лет, с 1972 года и до отъезда в 1989‑м, сделал более двух тысяч обрезаний!
Следует отдельно сказать об общинах Средней Азии, Кавказа и Закавказья. Решительно все источники единодушно свидетельствуют, что евреи там оставались гораздо более традиционными и, в подавляющем большинстве, продолжали обрезать своих сыновей.
С крахом советской власти гонения на религию и верующих закончились. Сегодня русскоязычные евреи, где бы они ни жили, могут безбоязненно следовать религии своих предков, в том числе обрезать сыновей.
Далее мы расскажем о медицинских, ѓалахических и духовных аспектах заповеди брит мила, а также об обычаях, сопутствующих обрезанию в разных общинах.
Книгу «Добро пожаловать! Законы первых лет жизни, заповедь брит мила, словарь еврейских имен» можно приобрести на сайте издательства «Книжники» в Израиле и других странах
По праву рождения
К соблюдению шабата: шаг за шагом
