Тогда почему за военные преступления здесь было осуждено так мало людей?

В середине 1980-х годов, когда в западных обществах расцвела «осведомленность» о Холокосте, Великобритания осознала: в течение 40 лет она предоставляла убежище тем беженцам из Восточной Европы, чье участие в геноциде редко, если не сказать никогда, попадало под пристальное внимание. Об этом пишет в Guardian профессор в области средств массовой информации и уголовного правосудия Бедфордширского университета Джон Сильверман. И это оказалось крайне неприятным «пробуждением» для страны, которая гордилась ни много ни мало тем, что «в одиночку противостояла Гитлеру».

Принятие закона о военных преступлениях в 1991 году дало возможность предать суду подозреваемых, не бывших гражданами или резидентами Великобритании на момент совершения преступлений. 

Результатом стало судебное преследование в 1995 году Семена Серафиновича, белоруса, жившего в Банстеде, графство Суррей. Впрочем, суд над ним провалился, когда присяжные признали его психически нездоровым. Как не состоялось и осуждение в 1999 году помощника полицая Энтони (Анджея) Савонюка за убийство евреев в его родной Белоруссии. К тому времени отдел по расследованию военных преступлений Скотланд-Ярда был закрыт, и политическое внимание переключилось на сохранение памяти в форме Дня памяти жертв Холокоста.

Как же получилось, что на 274 подозреваемых, в отношении которых были проведены расследования в Англии, Уэльсе и Шотландии и представлено более 250 000 страниц доказательств, был вынесен только один обвинительный приговор? Кто были те подозреваемые, кто так и не предстал перед судом? 

Возьмем, к примеру, Харийса Свикериса, жителя Милтон-Кинса, который считался одним из трех «самых серьезных» фигурантов, когда началось расследование военных преступлений. Латыш, Свикерис был командиром взвода печально известной «команды Арайса», подразделения, созданного с единственной целью — «избавить страну от евреев и коммунистов». На протяжении многих лет соучастники свидетельствовали о роли Свикериса в убийствах как в Латвии, так и в Белоруссии.

Глава отдела по военным преступлениям Скотланд-Ярда Эдди Батгейт, вскоре после того, как вышел на пенсию, заявил в интервью Сильверману: «Свикерис — это серьезное дело, и я бы с радостью включил его в список обвиняемых. Его допросы были записаны на видео, и было понятно, что он виновен. Одним из моих последних замечаний в адрес Королевской прокурорской службы было следующее: «Вы не можете НЕ привлечь Свикериса к ответственности»». 

Но в итоге в Королевской прокурорской службе решили, что не смогут установить его вину в суде вне разумных сомнений.

Был случай, который привлек к себе общественное внимание еще до принятия закона о военных преступлениях. Антон Гецас, бывший сотрудник Национального совета по углю, жил в Эдинбурге и ранее носил имя Антанаса Гецявичюса. Он был командиром 3-го взвода 2-й роты 12-го вспомогательного батальона литовской полиции, чья невероятная жестокость в убийстве евреев в Слуцке в 1941 году была отмечена Нюрнбергским трибуналом. Гецас подал в суд на шотландское телевидение за клевету в связи с документальным фильмом, подробно описывающим его участие в массовых убийствах на территории Белоруссии. Он проиграл дело в суде в 1992 году, когда судья Миллиган заявил: фильм четко показывает, что Гецас «совершил военные преступления против невинных гражданских лиц».

А впервые Гецас привлек внимание шотландских властей еще в 1982 году, когда был допрошен Нилом Шером, тогдашним главой отдела по военным преступлениям Управления специальных расследований США, в связи с американским расследованием дела нацистского коллаборациониста. Преемник Шера Эли Розенбаум позже заявил: «Доказательства против Гецаса были неопровержимыми, но они не привели к какому-либо расследованию или каким-либо действиям со стороны властей Великобритании».

Было много и других случаев, когда обвиняемые в ужасных преступлениях в конце своей жизни страдали не более чем от допроса в полиции, за которым следовало письмо от Королевской прокурорской службы: в нем говорилось, что доказательств для судебного преследования недостаточно. 

В ходе написания книги об этом процессе Сильверман  и его соавтор Роберт Шервуд обнаружили, что Королевская прокурорская служба настаивала на таком наборе критериев, который неизбежно ограничивал количество дел, доходящих до суда.

В их число входило требование о том, что подозреваемый должен был занимать командную должность – критерий, которого нет в законе о военных преступлениях. Чтобы считаться «веским аргументом», жертвами должны были быть евреи, несмотря на то, что полицаи убили также многие тысячи неевреев. А без заслуживающих доверия свидетелей, готовых дать показания в открытом суде о том, что видели убийство и участие в нем обвиняемого, спустя полвека даже самые убедительные дела – такие как Гецаса и Свикериса – не смогли преодолеть порог доказательности.

В целом это также история об ощутимом недостатке прозрачности. Ни Скотланд-Ярд, ни Королевская прокурорская служба не опубликовали окончательный отчет о своем расследовании военных преступлений. 

Если бы они сделали это, был бы поднят вопрос о продолжении судебного разбирательства в отношении Серафиновича, игнорируя рекомендацию о том, что возраст свидетелей и потенциальных обвиняемых диктует условие, при котором задержка следствия означает отказ в правосудии.

Самооценка Великобритании после Второй мировой войны определялась ее упорной борьбой против нацистской тирании. Но настало время признать, что соблюдение такого закона, в котором нацисты отказывали своим жертвам, защитило многих преступников вплоть до самой их смерти.