Последняя на данный момент пьеса Тома Стоппарда “Леопольдштадт” поставлена в России впервые
Последняя на данный момент пьеса Тома Стоппарда “Леопольдштадт” поставлена в России впервые, пишет журналистка “Российской газеты” Ольга Штраус.
На сцене Российского академического молодежного театра (РАМТ) ее представил со своей командой худрук Алексей Бородин. Культовый британский драматург сотрудничает с РАМТом на эксклюзивной основе, именно здесь впервые была показана россиянам его грандиозная трилогия “Берег утопии”, после чего имя Стоппарда прочно увязывается с репутацией автора, пишущего прежде всего про “приключения идей”. Но “Леопольдштадт” – нечто совсем иное. Это автобиографическая семейная сага длиной в 55 лет, которую Стоппард написал в 2019-м в возрасте 81 года (сейчас драматургу 85). О том, что он еврей, британец Стоппард узнал поздно, в середине 1990-х.
Его биография сама по себе напоминает квест: родившийся в чешском городе Злин в 1937 году, Томаш Шраусслер (так его тогда звали) был вывезен родителями из-под немецкой оккупации в Сингапур. Но после нападения Японии семья была вынуждена эмигрировать в Индию. Отец погиб, а мать вышла замуж за англичанина Стоппарда, который усыновил ее детей, дал им, уже в Англии, хорошее образование. Однако зов крови, интерес к корням в конце концов проявил себя. Впрочем, документалистикой пьесу Стоппарда назвать нельзя, скорее это – автофикшн, где в сочиненную историю еврейского клана преуспевающего фабриканта из Вены Германа Мерца автор вплетает мерцающими нитями свои детские воспоминания, а также воспоминания его уцелевших родственников. Крутится сцена, суетятся в предпраздничных хлопотах члены огромной семьи: дети вместе с мамой наряжают елку, барышни делятся любовными секретами, мужчины спорят о политике… Здесь не разобрать, кто кому брат, да они и сами порой путаются в родственных хитросплетениях. И когда чей-то малыш водружает на вершину рождественской елки не вифлеемскую звезду, а звезду Давида, это вызывает лишь дружелюбные улыбки: ведь сам глава клана – выкрест, женившийся на австрийке-католичке, а их сын на одной неделе принял и обрезание, и крещение. Что, впрочем, не мешает всем этим католикам с удовольствием ждать седера.
На прозрачной кисее аванзанавеса высвечиваются цифры: 1899. В Вене – расцвет всего: наук, искусств, свобод. Венская опера, венский вальс, венское пирожное, венский психоанализ. Если порыться, то еврейское участие в этих брендах можно легко обнаружить. Но мелькают цифры календаря, и вот уже 1924 год являет нам совсем иную атмосферу. Что-то неуловимо изменилось. Вроде бы все то же: суетится родня в ожидании резника – очередному малышу предстоит важная операция, к главе дома приходит юрист фабрики, которого принимают за доктора. Возникает забавная путаница: юрист просит нож для обрезания сигары, в крайнем случае, говорит, можно и откусить, а мать малыша при этих словах едва не падает в обморок… Впрочем, знаменитые стоппардовские шутки на грани фола и его тонкая ирония в этой пьесе не столь очевидны. Ирония скорее горчит, высвечивая людские иллюзии: вечная надежда на лучшее, так понятная в тревожные времена (“ведь хуже быть уже не может”) зачастую оборачивается, как в том парадоксальном анекдоте, позицией неутомимого оптимизма: “Может! Может!”
И худшее наступает: цифры 1938 на занавесе-кисее разбиваются, как осколки стекла – так треснуло время, разбив жизни многих венцев после ночи нацистских погромов. Замечательна работа художника спектакля Станислава Бенедиктова, для которого эта постановка стала последней. Густонаселенная людьми и изящными вещицами (красивая мебель, рояль, наряды), сцена постепенно словно усыхает, суживается – стаскиваются в один угол элегантные этажерки и комодики (ведь квартиру уплотняют, а после и вовсе выгоняют ее обитателей – кого в гетто, кого в концлагерь, кого в эмиграцию).
К финалу – 1955 год – перед нами лишь голые стены и трое персонажей, одни уцелевшие из всей большой родни. Ставший истинным британцем молодой Лео (Иван Юров) – очевидная реинкарнация самого Стоппарда. Истеричный, переломанный судьбой Натан (Александр Деветьяров) – тот самый малыш, которому в 1924-м делали обрезание. И американка Роза (Мария Рыщенкова), ставшая в Новом свете популярным психоаналитиком. Кстати, Зигмунда Фрейда тут поминают часто. Собственно весь спектакль – это попытка проанализировать коллективное бессознательное, хотя термин этот ввел Юнг, а не Фрейд.
“Леопольдштадт”, к слову сказать, район Вены, где издавна селились представители еврейской общины. Остро-иронично обыгрывает Стоппард и пресловутое еврейское умение из любой неприятности вырезать фрагмент успеха. Так, Герман Мерц (отличная актерская работа Евгения Редько), вспомнив о мимолетном романе своей жены-католички (Виктория Тиханская) с истинным арийцем Фрицем (Даниил Шперлинг), устраивает сыну справку, что он – плод этой связи, то есть отнюдь не еврей. “Кто бы мог подумать!” – ахает его свояк Эрнст (Александр Гришин). “Я”, – с достоинством хитроумного шахматиста парирует Герман. Превратить оскорбительный адюльтер в выгодный гешефт и впрямь редкостное умение, когда речь идет о жизни и смерти.
Этот спектакль можно прочесть как историю Холокоста на примере одного семейного рода. А можно – как историю памяти. Как справедливо замечает одна героиня, люди умирают дважды, второй раз – когда забываются их имена в семейном альбоме. Но режиссер спектакля Алексей Бородин утверждает: “Я смотрю на эту историю шире: это трагедия меньшинства, которое всегда раздражает большинство и всегда ему проигрывает. А еще это размышление о том, как каждому из нас жить в изменяющемся мире, выдерживая все перипетии, не теряя себя и своих корней”.
Премьера прошла в рамках фестиваля “Черешневый лес”.