За последние несколько десятилетий концлагерь Терезин стал синонимом музыки Холокоста из-за большого количества исполнителей, которые были там заключены, пишет журналист JTA Йона Голдман Кей.

Новая книга, выпущенная фондом, занимающимся сохранением наследия лагеря, рассказывает о том, как один выдающийся музыкант размышлял в лагере о музыке, предлагая свежий взгляд на сложную природу жизни в Терезине. Австрийский композитор Виктор Ульман происходил из еврейской семьи и учился у легендарного композитора – еврея Арнольда Шёнберга, бежавшего от нацистов в 1933 году. В 1942 году нацисты депортировали его в Терезин, известный как Терезиенштадт. Находясь там, Ульман написал серию эссе о музыкальной жизни, нарисовав портрет яркой художественной сцены в глубинах гнетущего гетто и изложив свои взгляды на произведения, написанные в лагере.

В 1944 году, после постановки лагерной оперы, высмеивающей Гитлера, Ульман был убит в Аушвице, где погибли десятки тысяч его товарищей – узников Терезина. Точка зрения Ульмана сохранена в «Нашей воле к жизни», новом сборнике его критических заметок под редакцией Марка Людвига, бывшего скрипача Бостонского симфонического оркестра и профессора музыки Холокоста в Бостонском колледже. Она была выпущена 11 января немецким издательством «Steidl». «Ульман, как наш Вергилий, возвращает нас в Терезин благодаря своей критике», — заявил Людвиг JTA. Жизнь в Терезине была такой же жестокой, как и в любом другом концентрационном лагере. Еды было мало, была жуткая перенаселенность, быстро распространялись болезни. Из 141000 узников Терезина 90000 были отправлены в Треблинку и Аушвиц, где они были убиты. Но Терезин также был важной частью пропагандистской машины нацистов, и они пошли на многое, чтобы лагерь выглядел роскошно.

«Терезиен-спа», как неофициально назывался лагерь, часто появлялся в пропагандистских фильмах и был предпочтительным местом, когда международные делегации приезжали инспектировать лагеря. Чтобы помочь этим пропагандистским усилиям, нацисты добились того, чтобы самые богатые и самые известные евреи Рейха оказались в Терезине. В разное время среди заключенных были берлинский раввин Лео Бек, впоследствии возглавивший реформистское движение; голландско-еврейский художник Йозеф Шпир; и Альфред Флатов, гимнаст, представлявший Германию на первых Олимпийских играх. Среди заключенных лагеря были десятки музыкантов и композиторов со всей Европы. Используя тайно ввезенные в лагерь инструменты, они создавали хоры, кабаре и другие музыкальные коллективы, которые затем выступали для своих товарищей – заключенных, а в подходящие для нацистов моменты — перед гостями вроде Красного Креста.

Для Ульмана суровые условия в Терезине не были препятствием для работы, а возможностью сосредоточиться на создании произведений искусства. Заключив лучших художников и музыкантов Европы в один лагерь, нацисты неосознанно создали своего рода консерваторию, «настоящую школу для мастеров», как назвал ее Ульман. «Я хотел бы только подчеркнуть, что мое музыкальное творчество поощрялось, а не тормозилось Терезиенштадтом», — писал он. «Наша воля к жизни» — это кульминация более чем трех десятилетий работы Музыкального фонда Терезина, организации, занимающейся сохранением наследия музыкантов Терезина. С 1990-х годов Фонд исследовал творчество этих музыкантов и заказывал новые исполнения произведений Ульмана и других заключенных Терезина, включая Пауля Хааса и Ханса Краса.

В 2013 году Музыкальный фонд Терезина организовал концерт в Симфоническом зале Бостона с участием Джорджа Хорнера, пережившего Холокост, игравшего на пианино в кабаре Терезина, и знаменитого виолончелиста Йо-Йо Ма. Спустя несколько лет фонд организовал представление произведений терезинских композиторов во время фестиваля «Пражская весна». Некоторые из этих произведений, по словам Людвига, прозвучали впервые. «Это захватывающе, но это сопряжено с определенными обязанностями», – заметил он. Одна из этих обязанностей, по словам Людвига, заключается в том, чтобы аудитория понимала условия создания произведения.

Над «Нашей волей к жизни» Людвиг работал с немецкими музыкантами, жившими в середине 20-го века, чтобы понять людей и события, на которые ссылается Ульман в своих критических заметках. Эти идеи задокументированы в обширных сносках в конце каждой заметки. Людвиг не одинок в своем интересе к художникам Терезина. Множество других классических музыкантов, включая японского пианиста Идзуми Шимуру и итальянского пианиста Франческо Лоторо, заинтересовались музыкой лагеря. В 2013 году дирижер Джон Аксельрод возродил одну из опер Ульмана с берлинским Камерным симфоническим оркестром.

В чем выделяется Музыкальный фонд Терезина, так это в его междисциплинарном подходе, который представляет собой попытку воссоздать атмосферу лагеря. «В Терезине искусство и музыка действительно переплелись», — говорит Джим Шанц, художник, работавший с фондом над несколькими спектаклями. Шанц добавил, что привлечение художников к работе с музыкантами над этими выступлениями раскрывает оригинальный дух этих работ. В одном из выступлений струнного квартета композитора Ханса Краса Шанц был на заднем плане, рисуя в ответ на музыку. Точно так же в «Нашей воле к жизни» Людвиг соединил критику Ульмана с плакатами из коллекции Хержмана, состоящей из более чем 500 предметов, документирующих культурную жизнь Терезина.

Заключенный по имени Карел Хержман спрятал документы в стенах лагерных бараков, найдя их после того, как освободился из Аушвица в 1945 году. В коллекции представлены самые разные предметы: от зарисовок Ульмана и его друзей до афиш к концертам в лагере и нот для оригинальных композиций. В последние годы фонд также заказал более 40 новых работ, основанных на работах музыкантов из Терезина или вдохновленных теми же принципами, которыми руководствовались эти музыканты. Он также помог предоставить ресурсы музыкантам в разрушенных войной общинах Сирии и Боснии. Людвиг заявил, что работая над современными проектами, которые сохраняют дух настойчивости и преданности делу создания музыки в самых сложных условиях, вдохновивший таких музыкантов, как Виктор Ульман, он надеется сохранить память о терезинских музыкантах. «Возможно, это высшая дань уважения им», — заметил он.